А давайте о литературе говорить. Обсуждение прошлой статьи чуть было не вырулило на скользкую политическую тропу, а это всегда чревато. Литература - она как-то благороднее. Нет, конечно, и тут, если постараться, можно найти повод для дискуссий в стиле «а ты кто такой?!», но у меня на канале собралась публика культурная и почтенная, чем и горжусь. Так что сегодня на повестке дня проза и поэзия. С историческим, разумеется, уклоном.
Может, кто не знает, но есть такой историк и романист - Элисон Уэйр. И есть у нее среди прочих произведений цикл романов про жен нашего старого знакомца Генриха под инвентарным номером восемь. Про Екатерину Арагонскую, Анну Болейн и Джейн Сеймур книги вышли довольно давно, а в последнее время я имела возможность насладиться романами «Королева секретов» и «Порочная королева» - про Анну Клевскую и Екатерину Говард соответственно.
Что сказать? С точки зрения художественных достоинств эти произведения как-то не очень. Мне, собственно, хорошо зашел только один роман авторства Уэйр - «Трон и плаха леди Джейн». Про королевских жен - так себе наслаждение. В основном потому, что буквально на каждой странице видно, что в авторе нещадно борются две ее ипостаси - историк и романист. Историк, к сожалению, часто побеждает. Да, вот именно - к сожалению. И не потому, что автор скрупулёзно следует историческим документам и не позволяет себе выдвигать собственные смелые версии. Как раз позволяет. Например, по сюжету Анна Клевская, еще живя в родительском доме, умудряется закрутить мини-роман и даже родить ребенка. Мол, прав был Гена наш восьмой, когда на основании беглого осмотра тела своей четвертой жены прилепил ей словесный ярлык «Б/у». Но, несмотря на кажущуюся смелость, автор везде развешивает ружья, которые потом не стреляют. Например, есть хороший задел на то, чтобы мы узнали, какая ж это стерлядь распространяла слухи, что Генрих уже после развода состоял с Анной в предосудительной связи и даже стал отцом ее ребенка. Ну, ну, вот сейчас же тайна раскроется - какая это вражина в Аннином доме окопалась. И… ничего. Потому что исторической науке доподлинно не известно, кто распускал эти сплетни. Так придумай что-нибудь, сделай красивый ход, ты ж романист! «Ой, нет, я историк!» - вспоминает Уэйр, и сюжетная линия повисает в воздухе, как оборванный провод. Читатель грустно идет нафиг вместе со всеми своими надеждами.
Роман об Екатерине Говард тоже этим грешит, хотя и в меньшей степени. Он еще дополнительно удручает тем, что от последних страниц буквально веет лютой, черной тоской и безысходностью. Это неудивительно, учитывая произошедшее с Екатериной, но необыкновенно тягостно. Самый болезненный для меня момент: по дороге в Тауэр это дите, эта девочка, которая никому не была нужна, которую никто систематически не воспитывал и не объяснял, что такое хорошо и что такое плохо, которая видела перед собой только плохие примеры поведения, которую в самый тяжелый момент предали могущественные родственники, которая всю свою короткую жизнь пыталась хоть к кому-то прислониться в поисках любви или какого-никакого ее суррогата - эта девочка выглядывает в окно повозки и видит на мосту надетые на пики обезображенные головы своих любовников. Ощутить этот ужас удалось даже мне. Что могла бы почувствовать сама Екатерина - думать не хочу. Нет у меня на это душевных сил. Даже когда в романе об Анне Болейн автор описывала предполагаемые ощущения Анны после обезглавливания, и то таким кошмаром не веяло. В общем, мрак, жуть, тлен и уныние.
Кстати, в плане трактовки человеческих взаимоотношений героев я с автором во многом согласна. Мне, как и Уэйр, кажется, что Екатерина по-своему любила Генриха: обаяние власти - великая вещь. И была благодарна за то, кем ее сделал. И во всем винила себя: мол, только король дал ей что-то настоящее в этой жизни, а любовь к Калпеперу в момент разоблачения предстала перед ней в истинном свете - как пустая и греховная. Но самобичевания самобичеваниями, а вопрос тем не менее возникает: а любовь короля к Екатерине была что, святая и возвышенная? По-моему, такая же пустая и греховная. Точнее, представляла собой попытку схватить за хвост ушедшую молодость и доказать себе, что еще ого-го! То есть «задрав штаны, бежать за комсомолом» (с) Жизнь, конечно, тут же подкорректировала должным образом эти милые заблуждения лопатой по башке. Престарелый герой-любовник обиделся и прописал всем фигурантам оперативное вмешательство топором. Но в романе Генрих скорее хороший, чем плохой. И даже не совсем виноватый.
Кто, по мнению автора, виноват? Плохие бояре противоборствующие политические группировки при королевском дворе. За Екатериной стоял клан Говардов во главе с дядюшкой, герцогом Норфолком, и их сторонники. Это были этакие консерваторы с католическим уклоном. Им противостояли сторонники реформ с уклоном в протестантизм - во главе с архиепископом Кранмером. И вот этим последним непременно надо было завалить своих противников, да так, чтобы те не поднялись. Для этого им требовалась смерть Екатерины. Не развод, не ссылка, а смерть. Потому что любимую юную жену слабохарактерный (да-да!) Генрих мог простить и вернуть во дворец. А значит, воспрянут и Говарды и черт знает чего опять намутить могут. Нет, резать надо радикально, пусть и по живому. И тут такая радость - донос персонажей из прошлого Екатерины! Еще большая радость - Фрэнсис Дерем шляется по дворцу и, распустив пальцы веером, намекает на свои близкие отношения с королевой! Ну как их не взять за жабры? Даже глупо было бы как-то со стороны бояр-реформаторов. А Генрих тут постольку-поскольку. Он якобы стал жертвой манипуляций со стороны своих влиятельных подданных. Да и Екатерина как таковая никого не интересовала. Просто очень уж удачно попалась. Тут для иллюстрации Александр Блок нам в помощь со своей поэмой «Двенадцать». Обещала же я настоящую литературу. Ну и вот.
Катька с Ванькой занята —
Чем, чем занята?..
Вот так Ванька — он плечист!
Вот так Ванька — он речист!
Катьку-дуру обнимает,
Заговаривает…
Запрокинулась лицом,
Зубки блещут жемчугом…
Ах ты, Катя, моя Катя,
Толстоморденькая…
Ну, и прихватили под это дело как актуального любовника королевы Томаса Калпепера, так и бывшего то ли любовника, то ли жениха, то ли мужа - Фрэнсиса Дерема. Их участь вообще никого не заботила, классические щепки, летящие при рубке леса.
Помнишь, Катя, офицера —
Не ушел он от ножа…
Аль не вспомнила, холера?
Али память не свежа?
Да и черт с ними. Но и королеву непременно, непременно следовало уморить. Именно поэтому несчастной, запуганной Екатерине никто толком не стал объяснять, что ее спасение - в признании помолвки с Деремом. Случаи бигамии - конечно, сами по себе прискорбные - не рассматривались как государственная измена и находились в компетенции церковных судов. Ну, оштрафуют тебя, ну, в тюрьме придется посидеть, не без того. Ну, обяжут тебя жить в браке с таким паршивцем, как Дерем. Приятного, конечно, мало, но когда есть выбор между семейной жизнью и плахой, многие все-таки выберут жизнь, пусть и семейную. Но подлые реформаторы ловко подставили Екатерину, а Генриху сообщали только выгодную им самим информацию, умело его накрутили и в итоге развели, как... вырезано цензурой Дзена... младенца. Екатерину казнили, хотя Генрих этого вроде как и не хотел. Так не хотел, что аж кушать не мог. И с лица спал, до того не хотел.
И опять идут двенадцать,
За плечами — ружьеца.
Лишь у бедного убийцы
Не видать совсем лица…
Всё быстрее и быстрее
Уторапливает шаг.
Замотал платок на шее —
Не оправится никак…
— Что, товарищ, ты не весел?
— Что, дружок, оторопел?
— Что, Петруха, нос повесил,
Или Катьку пожалел?
— Ох, товарищи, родные,
Эту девку я любил…
Ночки черные, хмельные
С этой девкой проводил…
— Из-за удали бедовой
В огневых её очах,
Из-за родинки пунцовой
Возле правого плеча,
Загубил я, бестолковый,
Загубил я сгоряча… ах!
— Ишь, стервец, завел шарманку,
Что ты, Петька, баба, что ль?
— Верно душу наизнанку
Вздумал вывернуть? Изволь!
— Поддержи свою осанку!
— Над собой держи контроль!
— Не такое нынче время,
Что бы нянчиться с тобой!
Потяжеле будет бремя
Нам, товарищ дорогой!
И Петруха замедляет
Торопливые шаги…
Он головку вскидавает,
Он опять повеселел…
И действительно: время такое, диктует свои задачи. Реформация шагает по стране, понимать надо! Тем более тебе, Петька Генрих, разницы нет: королевой больше, королевой меньше, кто их там считает.
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
В смысле консерваторы не дремлют. Задушить католическую контру, проклятую гидру папизма!
«Посыпался Филя Норфолк! Опять Ковригина Кранмера повесят!» (с) Точнее, не самого повесят, а его физиономию на королевскую доску почета. Так что сработано чисто, не подкопаешься.
А я, как тот Станиславский, не верю. Что-то слабо я себе представляю Гену нашего восьмого, который тихо сидит в уголке и не принимает участия в таких значимых мероприятиях, как решение вопроса об участи его собственной жены. Ест, что принесут - даже манную кашу с комочками, подписывает, что подсунут - даже приказ о казни. На сигналы не реагирует. Зубы почистить забывает. Гулять ходит по специально для него проложенному маршруту. Слушается кого ни попадя.
Тут надо помнить, что буквально недавно Генрих избавился даже от, казалось бы, незаменимого Кромвеля. Это непростое решение, помимо прочего, посылало всем заинтересованным лицам главный месседж: король не нуждается в том, чтобы кто-то думал за него. Вожжи находятся исключительно в монарших руках и ни в каких других. А кто об этом хоть на мгновение попытается забыть, у того скоро начнутся проблемы с головой - точнее, с ее отсутствием. Хотел бы простить и спасти Екатерину Говард - простил бы и спас, тут все просто. Вон как хорошо подготовились придворные интриганы к аресту следующей по счету королевы Екатерины Парр, а фиг что у них вышло, все разладилось в последнюю минуту. А все почему? Потому что король не имел четкого намерения избавиться от очередной жены. А если у него такого намерения не было, остальные могли хоть наизнанку вывернуться - бесполезняк. Все могут короли. Особенно такие, как друг наш Гена.
Так вот у меня два вопроса к аудитории.
- Как вам версия Элисон Уэйр о причинах падения Екатерины Говард?
- Как вам вообще литературное творчество Уэйр, если кто читал? Зашло?