Топор лежал сверху распухшей от строительного мусора, как несвежий утопленник на берегу, жёлтой (нет, грязно-желтой) ашановской сумке с зелёными ручками. Сумка стояла возле подоконника между вторым и третьим этажом.
Не то.
Топор возлежал, угрожающе поблескивая неотвратимостью чьей-то смерти (жестокой, мучительной, кровавой), верхушкой айсберга на груде отходов человеческой жизнедеятельности…
-Добрый день, Артемий Аркадьевич.
-Да, добрый…
…на груде отходов…
Дрянь все это. Писатель почесал под подбородком, поправил эко-сумку на чёрном подплечнике плаща и прошёл мимо сумки с топором, недовольный собой, простукивающим минуты днем, соседкой девочкой, которая не дала дорисовать отличный образ, и самим образом, наполненным проштампованной бессмыслицей.
С другой стороны, топор в подъезде – отличная завязка для истории. Вот, Кинг, например, тут же бы вернулся домой и начал писать свои ежедневные шесть страниц – секрет его плодовитости и успешности.
А что бы и тебе, Артемий Аркадьевич, не отступить от первоначального плана, вернуться в свою двухкомнатную квартиру на третьем этаже и не начать писать?
«В подъезде трехэтажного дома, построенного почти век назад пленными немцами, стояла сумка с мусором. Сверху лежал топор".
Значительно лучше. Артемий Аркадьевич не вернулся домой, но и в магазин попал не сразу.
Окно первого этажа, до которого дотянуться — только рукой высокого человека (как Артемий Аркадьевич, например) — бухали соседи. Громко, выразительно, со скандалом. Грех у подъезда не задержаться. Шнурок подтянуть, что ли? Писатель он или нет? В конце концов. Сюжеты повсюду разбросаны, остается только ухо навострить и хорошую историю не упустить.
Шнурок Артемий Аркадьевич завязывал минут десять, пока старуха из пятой квартиры возле него не остановилась и не забралась колючими бесцветными глазами в самое нутро писательского сердца
-Добрый день, Артемий Аркадьевич, - зашевелились ее трещины-губы (или лучше — она разинула беззубую пасть, но ничего не сказала?) - Воздухом решили подышать?
Артемий Аркадьевич выпрямился, сконфузившись.
-Добрый, да... Да, вот — за молоком... это.., - и поправил эко-сумку, которая, пока он сидел на корточках, съехала с плеча на рукав.
Зачем соврал? Конечно, для пива еще рано. Бабки застеснялся. Но что ему — четырнадцать лет?
Старуха заулыбалась беззубым ртом (черной пастью?), как будто догадалась.
На первом этаже все еще ругались. Много интересного, но бесполезного узнал Артемий Аркадьевич, пока завязывал шнурок. Бытовуха. Из такой истории роман не состряпаешь. Старшая дочка у них забеременела. Ладно бы школьница была. Можно было бы хоть на Лолиту аллюзию сделать. А так тридцать пять лет бабе. Только время зря потерял.
-Это она от соседа твоего залетела, - радостно сообщила старуха, о которой Артемий Аркадьевич уже успел позабыть.
-Чего? - зачем-то переспросил он, хотя и с первого раза удивился. Сосед жил один. Из квартиры почти никогда не выходил. Продукты заказывал на дом. Для компьютера - там же. Артемий Аркадьевич был должен ему пару тысяч. Или больше. Сосед долг не просил вернуть, а писатель не настаивал.
-От соседа твоего, говорю, дочка ихняя залетела, - повторила черная пасть.
-А-а-а, - кинул Артемий Аркадьевич. - Очень интересно, - пошел в магазин за пивом. Нет, за вдохновением.
Совсем не интересно. Вот из топора могла бы выйти вполне сносная история. По крайней мере, у старика Кинга.
Когда писатель возвращался домой, топора на сумке со строительным мусором не оказалось.
-Вот это да! - присвистнул Артемий Аркадьевич и от возбуждения чуть не выронил эко-сумку. Уже не пустую, а тяжёлую. – Вот это поворот. Вот это уже интересно.
На всякий случай писатель подозрительно оглянулся, сел рядом с сумкой и брезгливо покопался внутри. Топора все-таки не было.
Артемий Аркадьевич потер руки. Кажется, горячо. Теперь точно получится история. Он весело перекинул сумку через плечо и поднялся на свой – последний, третий этаж.
Возле квартиры соседа - того, что не выходит из дома и кому Артемий Аркадьевич должен пару тысяч рублей, – на коврике (грязном коврике с дедом морозом, хотя на дворе конец августа вообще-то) спал пьяный отец забеременевшей старшей дочери. Под головой у него вместо подушки лежал топор.
Ключ в замочную скважину своей квартиры писатель вставлял, не глядя. Голова его была повернута в сторону спящего соседа с топором под головой.
Зарубит или нет? По пьянке, конечно, может. Но где тогда будет интрига. Опять все на бытовой уровень опускается.
Дома Артемий Аркадьевич открыл баночку светлого пива и позвонил соседу напротив.
-Под твоей дверью лежит человек с топором.
-Ага, - равнодушно отозвался сосед. – Ты скажи, когда его уберут.
-Хорошо, - пообещал писатель. Для сюжета он надеялся, что человека и топор уберут как можно позже.
Но уже через час, когда писатель, наконец, включил компьютер и задумался над тем, чтобы начать работать, жена человека на коврике нашла его и устроила на лестничной площадке скандал.
Она пинала ногой мужа и дверь соседа . Немного размахивала топором, который выдернула у спящего из-под головы, и нервничала.
Артемий Аркадьевич стоял у дверного глазка и ждал, чем все закончится.
Закончилось все, когда пришла старуха, отобрала топор и пригрозила полицией.
Разошлись.
Позвонил сосед.
-На моем коврике больше никто не спит?
-Все чисто, - заверил его писатель.
-Хорошо, - зевнул сосед. – Спокойной ночи.
Артемий Аркадьевич положил телефон и хотел ещё поработать, но уснул в кресле, думая над тем, куда дела топор старуха.
А утром выяснилось, что соседа все-таки убили.
Он лежал возле подоконника между третьим и вторым этажом рядом с сумкой со строительным мусором.
Нет, на так. Он лежал лицом вниз, уткнувшись в сумку со строительным мусором, нелепо обхватив её руками, точно защищая от воров.
Приемлемо. Длинно, но приемлемо.
В ожидании полиции, мы столпились в подъезде – кто на лестнице выше, а кто ниже.
На первом этаже выла беременная тридцатипятилетняя дочь бухариков.
-Топором его, небось, завалили? – и Артемий Аркадьевич подозрительно посмотрел на старуху (запахнув полы махрового халата, которые открывали волосатые икры писателя).
-А чего это топором?! – всполошилась старуха (морщинки-губы разгладились от возмущённого визга). – Кровь где? Где кровь, я спрашиваю? - и оскалилась (стоп – откуда у нее зубы? Беззубая же была?)
Соседи зашушукались и заспорили. Топора нигде видно не было.
-Он умер от асфиксии, - вдруг громко сказала девочка-соседка. – Детективы смотреть надо, - и ударила пальцем по лбу.
Потом приехала полиция. Артемий Аркадьевич до последнего крутился на лестничной клетке, желая быть полезным, пока его не отправили восвояси.
Тогда писатель вернулся за свой роман. С того места, где закончил накануне.
«… и тогда писатель задушил его, взял топор, который старуха вернула в ашановскую сумку, как только алкоголики вернулись домой, выбросил его в кусты и пошёл думать. Но думал он недолго. Минуты две. После чего заснул с чистой совестью человека, который больше никому ничего не должен".
