Продолжаю делиться отрывками из своей книги "Аким, грибной человек". Для близких друзей только.
Да, так уж получается, что говоря о тех ранних годах, говоришь не столько о ребенке, сколько о том окружении, в котором он растет, которое формирует его. Кто помнит это время, тот помнит, что к 1993-му году кризис в стране достиг, казалось, своего апогея. В добавок к дефициту, если не полному отсутствию в магазинах всяких товаров, началась страшная инфляция. Денег с годовой подписки на газету "Слово примирения" теперь не хватало и на 2-3 месяца - даже на бумагу, краску и транспорт. Но мы не сдавались. В каждом номере мы обращались к читателям с просьбой помочь, и люди откликались, помогали. Работа не останавливалась.
Но работать становилось все труднее и труднее. Невозможно было достать бумаги для печати газеты. Но мы все равно как-то доставали. Помню, удалось нам однажды выкупить целый вагон прекрасной, белой, мелованной финской бумаги! И мы издавали последние номера "Слова примирения," на прекрасной бумаге. Но это было уже последнее дыхание. И поступила команда - закрываемся.
А мы - куда нам деваться было с Аленой? Три года жизни, день и ночь - газета, газета, газета. Это было все, чем мы жили. Но Господь не оставил нас. Еще печатался последний, как нам сообщили, номер "Слова примирения", а меня уже вызвали к руководству Церкви и предложили преподавать в Заокской духовной семинарии. И это при том, что я еще сам был студентом последнего, четвертого курса. Это предложение немного утешило нас, открыло новую страницу в жизни, за которой потянулись другие не менее интересные страницы. Но до сих пор я вспоминаю работу над "Словом примирения" как самую счастливую пору моей жизни. До Открытой Семинарии, разумеется:)
Итак, в декабре 1993 года мы перебрались в Заокский. Нас поселили в квартире номер 3 преподавательского домика (первый подъезд, второй этаж, дверь налево) - в квартиру, в которой до нас жил так уважаемый мной Хейке Сильвет. К тому времени по некоторым причинам он расстался с Заокским и вернулся к себе на родину. Это была светлая, солнечная, просторная квартира, так добротно сделанная, как были сделаны только самые первые проекты Заокского - не за страх и не за деньги, а на совесть. Светлая память дяде Лоренцу, через добрые и мастеровые руки которого проходила каждая дощечка, каждая деревяшка в Заокском. Удивительный был человек - еще раз, светлая память ему.
И начал я преподавать в Заокском. Самый первый предмет, который я преподавал, была История России. Кажется, теперь этот предмет и не преподается более в Заокском. А жаль. Не зная хорошо историю страны вряд ли можно расчитывать на какой-то успех в этой стране. Я взялся тогда за преподавание со всем рвением, со всей той энергией, с которой я раньше работал над газетой. Мне ничего не оставалось, как только влюбиться в свою новую работу, в свой новый предмет. И это оказалось совсем несложно. Я и раньше очень любил историю, много читал книг по истории, а теперь окунулся в нее с головой. И именно в тот далекий год уходят истоки моих книг, которые вышли годами и даже декадами позднее: "Еретики, или люди, опередившие время" и "Славянское христианство."
В жизни Саши и Акима тогда тоже произошли большие перемены. Например, если раньше мы ходили гулять с ними в парк, если раньше часто ездили к бабушкам и дедушкам, которые жили недалеко от нас, то теперь вместо парка был семинарский дворик и лесок за прудом, а вместо визитов к бабушкам и дедушкам - многочисленные мероприятия, которыми Заокский тогда сыпал, как из рога изобилия. Это были концерты и музыкальные вечера, спектакли и творческие встречи, КВНы и всякого рода конкурсы. И на всех этих мероприятиях с нами неизменно были Аким и Саша - ведь оставить их было не с кем. И это оказало огромное влияние на их духовное и интеллектуальное формирование.
Ну, и конечно же, богослужения. Позднее, через несколько лет, в дополнение к своим преподавательским обязанностям я сделался еще и пастором в молодежной церкви. Дети всегда видели меня проповедующим, всегда с Библией, всегда очарованным Словом Божиим. И никогда, никогда они не слышали в нашей семье никакой критики в сторону церкви или отдельных людей. Не то чтобы я был слепой и ничего негативного не видел. Просто не делали этого - и все. И дети вырастали с глубокой и искренней любовью к Церкви, к богослужениям, к людям.
Когда Аким был еще совсем маленьким и не умел читать, он все равно уже знал фактически все библейские истории. И прекрасно умел их пересказывать: с верой, с пониманием, и даже, что меня более всего поражало, всегда замечал в привычной истории какую-то новую грань. Его детская перспектива помогала ему видеть то, что мы, взрослые, не замечали. Когда он вырос, сделался подростком, он уже и сам проповедовал. И его проповеди были его собственными проповедями, не списанными откуда-то, но как бы пережитыми - да, точно, до какой-то степени пережитыми - им самим.
