Сколько ж надо было зарабатывать, чтобы ездить по Европе литераторам не самого высокого уровня??? Сейчас хоть запишись, хоть заиздавайся - на жизнь (еда плюс коммуналка без задолженностей), вот все, на что у пишущей братии хватает. До революции на какие шиши интеллигентская братва разъезжала по европам и азиям??? За что им деньги платили, за какие подвиги?? До сих пор ума не приложу. Даже при СССР отпускных хватало, чтобы нормально провести отпуск на море в течение месяца, не более. Ни о каких путешествиях по странам и континентам речи быть не могло с финансовой точки зрения.
Вопрос вопросов
Я вынес в превью статьи о Максимилиане Волошине комментарий (без купюр) читателя канала Игоря Носкова к эссе о Георгии Чулкове, поскольку и сам давно и много размышлял над эти вопросом, так и не найдя однозначный ответ.
Судите сами, вот что объединяет Волошина и Чулкова, впрочем, как и других ярких личностей Серебряного века?.. Это их долгие, многолетние и увлекательные зарубежные путешествия. Каким образом молодые господа, еще не заработавшие собственным трудом капиталец на хлеб с маслом и икоркой, могли позволить себе подобные круизы?
Родители? Но, папы с мамами у них и близко не были олигархами, "владельцами заводов, газет, пароходов". С натяжкой их можно было отнести к среднему классу, но, чтобы отправить сына или дочь на три, пять, десять лет заграницу, где надо было найти жилье и пансион, ходить по музеям и выставкам, посещать театры и концерты, никакой мошны у среднего класса не хватит.
Остается полагать, что обычные заработки такого же обычного русского человека (настолько крепок, получается, был российский рубль!) позволяли чувствовать себя уверенно и комфортно в любой стране мира, а ценник на путешествия был абсолютно умеренным и доступным. Других вариантов я просто не вижу.
Отец - юрист, мать - немка
Примером, наш герой, Максимилиан Волошин, родившийся в мае 1877 года в обычной киевской семье, где отец был юрист, а мать - обрусевшая немка. Назначение на новое место службы отца, коллежского советника, определило переезд семьи в славный город Таганрог, где в те времена уже родился Антон Павлович Чехов, а ныне разговаривает с телевизором Сергей Юрьевич Беляков.
Отец умирает, когда Максу было всего четыре года. Мама, Елена Оттобальдовна, одна "тянет" сына, вместе с которым переезжает в Москву, чтобы отдать его на учебу в гимназию.
«Конец отрочества отравлен гимназией»,
— позже писал сам поэт, которому учеба, мягко говоря, не давалась, и отдельные классы он осваивал не за год, а за два. Что впрочем, не помешало Максимилиану поступить на юрфак Московского университета, где, поддавшись юношескому соблазну, он поучаствовал во Всероссийской студенческой забастовке, после чего был "жесточайшим образом" наказан злыднями-жандармами, которые за «отрицательное мировоззрение и агитационную деятельность» отстранили его от занятий и отправили "на перевоспитание" к маман в Феодосию.
Студентом можешь ты не быть, но бузотером быть обязан
Еще раз вернусь к финансовому вопросу из начала статьи "откуда, мол, деньжишки?", и попробую в качестве версии-"нелепицы" предположить, а не финансировались ли все эти бузотерства непотребные дяденьками социалистами-революционерами, у которых денег этих самых было "мама-не-горюй". Быть может, они таким образом поощряли и вербовали своих помощников и последователей из студенческой среды?
Сейчас мне "прилетит" от честных и искренних большевиков, которые голосисто пристыдят меня "Как можно все сводить к денежным отношениям?!", и, все-таки, не будем списывать со счетов и такой способ приобретения молодыми людьми, в основном, студентами-недоучками капитальца на заграничные путешествия. Те же социалисты-революционеры не вылезали из швейцарских и бельгийских пивных, катались из Парижа в Берлин, как мы сегодня из Химок в Долгопрудный, так почему же они не могли отсыпать деньжат из финансовых мешков, набитых на "эксах", и присланных условным банкиром Янкелем из Нью-Йорка "на поддержку русской революции".
Суха теория, мой друг, а древо жизни зеленеет
Как бы там ни было, а быстро остыв от студенческих беспорядков, Волошин собирает саквояжик и отправляется в европейский круиз-путешествие по маршруту Австрия - Италия - Швейцария - Франция - Греция - Турция, останавливаясь в каждой из стран не на день-два, а проживая там месяцами с чувством, с толком, с расстановкой, вникая в европейскую литературу, историю и культуру, знакомясь с художниками и писателями, изучая искусство не по картинкам в альбомах, а в оригиналах в лучших музеях Европы.
Но, чтобы оценивать картины мастеров, одной теории мало, нужно и самому стремиться стать мастером. С этим девизом Волошин учится в художественных мастерских Европы и пробует кисть во время краткосрочных визитов домой, в Крым, где с 1903 года проживает на постоянной основе его веселая матушка Елена.
Писать по-максимилиановски - это писать максимально глубоко
Пятнадцать лет погружения в европейские культуру и искусство не прошли даром. В возрасте Христа (1910 г.) Волошин издает свой первый поэтический сборник с оригинальным названием «Стихотворения. 1900—1910», а через пять лет - книжку, пышущую антивоенной тематикой «Anno mundi ardentis 1915» («В год пылающего мира 1915»). Параллельно он много работает с акварелью, создав целый цикл работ с крымскими видами и пейзажами, а также пишет критические статьи, которые с интересом читаются просвещенной российской публикой.
Максимилиан не боится острых тем, по-максимуму разбирая и разбираясь в проблематике рассматриваемого вопроса. В 1913 году он поразил всех своей лекцией «О художественной ценности пострадавшей картины Репина", в которой убедительно доказал, что в самой картине «таятся саморазрушительные силы», и именно поэтому содержание и художественная форма полотна вызвали агрессию против неё.
Четвертый должен уйти
До этого была в жизни Максимилиана и дуэль с Николаем Гумилевым, к счастью, завершившаяся нерезультативной ничьей.
Была и удивительная мистификация с придуманным им образом русской католички Черубины де Габриак, озвучка роли которой была поручена его подружке Лизе Дмитриевой, претерпевшей обиду от редакторов журнала "Аполлон" (главред Сергей Маковский и помред Гумилев), не опубликавшими ее стихи. Зато сочинения Черубины (правда, сегодня многие эксперты склоняются к авторству Волошина, а не Дмитриевой) печатались на "ура".
Было парижское знакомство и последующая женитьба на томной красавице Маргарите Сабашниковой, которую через год увлечет "башенный" (или безбашенный) треугольник страсти с поэтом-мистиком Вячеславом Ивановым и его любвеобильной супругой Лидией Зиновьевой-Аннибал.
Впрочем, Максимилиан со своим большим сердцем и здесь не будет истерить и плакать о потере, а просто решит, что третий четвертый должен уйти, и уйдет к новым открытиям и приключениям.
Право первой ночи
А открытий и приключений у Волошина хватало. Приехав в Крым и возлюбив его, как райский уголок творца, Максимилиан Александрович открыл свой большой дом-корабль творческим людям, которые приезжали к нему с большим удовольствием, поскольку теплого моря, сочных фруктов и ярких впечатлений от чудачеств хозяина и его матушки, полученных за летний сезон, хватало для обсуждений на всю питерскую зиму.
Волошин гулял по коктебельским просторам в своем свободном хитоне, подпоясанном веревкой, и с палкой в руках. Штаны иногда по-забывчивости (или по приезде новой дамы) он одевать забывал, осуществляя естественную вентиляцию всего подхитонного хозяйства и вводя дам в смущение, которое сам же и разгонял, заинтересовывая очередную гостью местным эпосом о праве хозяина Максимилиана на первую курортную ночь с каждой прибывшей в его домовладения дамой.
Можно предположить, что это как раз тот случай, когда количество переходило в качество - за сезон в своем доме мать и сын Волошины принимали до 600 (!) гостей, и, конечно, находились дамы из вновь приезжих, кто не возражал против установившейся интересной традиции.
Масон, ведун и мистик
Тяга к непознанному у Волошина была с юных лет. Будучи в Париже, он не преминул вступить в ряды "вольных каменщиков", став масоном "Великой ложи Франции". Увлеченный мистикой и экстрасенсорикой, он пытался предсказывать события (много раз удачно), штудировал теорию спиритизма, проявлял навыки медиума.
Во всяком случае, несколько свидетелей оставили воспоминания, что безумный Макс, гуляя по Коктебелю, взмахом руки зажигал сухую траву (куда смотрела крымская пожарная охрана, непонятно).
Активно участвовал в строительстве антропософского Гетеанума, всемирного центра движения, расположенного в швейцарском городе Дорнах. Если признать название города говорящим, то его вторая часть точно охарактеризовала судьбу уникального строения. Уже в новогоднюю ночь с 1922 на 1923-й год здание сгорело от поджога "конкурирующей фирмы", а у Волошина в том году начались серьезные неприятности.
Одна лишь статья Бориса Таля, "гроссмейстера" по выявлению поэтических контрреволюционеров (к коим он безапелляционно отнес и Максимилиана Александровича), отняла у Волошина немало сил и здоровья.
Не расстреляем, но и издавать не будем
Какая может быть большая неприятность для творческого человека, чем попасть в запретные списки? Только - попасть в списки расстрельные. Господь миловал Максимилиана от репрессий большевиков, но круг Вия очертить вокруг творчества художника им удалось на многие годы.
Впрочем, удивительно, как раз то, что поэта не расстреляли, не посадили и "не уплыли" философским пароходом. Ведь в своих стихах и публицистике Волошин дает предельно четкую и ясную крайне негативную оценку русским революциям - и февральской, и октябрьской, - хотя и декларирует нейтральную позицию.
В своем мощном стихотворении "Гражданская война" (1919 г), Волошин живописует кровавую сечу между теми, кто "отравлен темной волей и горьким дымом городов" и другими, кто "из рядов военных, дворянских разоренных гнезд", проводившими "на погост отцов и братьев убиенных", и говорит в конце о себе:
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
Единственный идеал — это Град Божий
А мы же с вами помним, как советская власть расправлялась с теми, кто не выказывал ей почтения и уважения. И не приветствовал революцию, готовый "задрав штаны, бежать за комсомолом".
Удивительно. но "крымского авторитета" физически не тронули. Возможно, именно экстрасенсорные способности Волошина помогли ему не оказаться в подвалах Крымской ЧК или столичной Лубянки. Пусть не издают и не печатают, но зато дали охранную грамотку (от самого Луначарского!) - мол, поэта не трогать.
Этот баланс сохранения жизни при запрете выхода творческой составляющей позволил Волошину прожить десять лет (с 1922 по 1932 гг) с любимой женой - фельдшерицей Марией Заболоцкой, которая стала ему и надеждой, и опорой, и архивариусом, сохранив для людей после его ухода уникальные работы мастера и артефакты, с ним связанные.
В этих статьях и записках-размышлениях, поэт говорит о том, какой он хочет видеть Россию будущего.
Мой единственный идеал — это Град Божий. Но он находится не только за гранью политики и социологии, но даже за гранью времен. Путь к нему — вся крестная, страстная история человечества
С мудрым Максимилианом трудно не согласиться...
