Большое и яркое интервью с великим правым полусредним, которое вы наверняка ждали и без которого БЦ просто не мог обойтись.
Александр Тучкин, поигравший в минском СКА, клубах Германии, Испании, Греции и сразу в трех национальных сборных, носит звания двукратного олимпийского чемпиона, трехкратного победителя Кубка чемпионов, четырехкратного чемпиона СССР... Но интересен не только список его побед, но и жизненный путь правого полусреднего, пришедшего в большой гандбол в 17 лет. Посвятив выступлениям два с половиной десятка лет, со временем он отдалился от профессионального спорта. БЦ вызвонил Александра Аркадьевича в Перми, где он нынче живет, и расспросил о детстве, начале карьеры, собственных тренировках, методиках Спартака Мироновича и многом другом.
— Александр Аркадьевич, как поживаете? Недавно в Беларуси выходило видеоинтервью с вами. Судя по нему, вы немножко прихрамываете.
— Что значит немножко?! У меня стоит новый тазобедренный сустав, сделанный из хорошего, крепкого титана. Тут и поневоле захромаешь. Износ организма. Отголоски 25 лет в профессиональном спорте. Просто так это не проходит.
— Когда установили пластину?
— Три года назад.
— За карьеру вы перенесли 14 операций. Они позволяют сейчас хотя бы минимально заниматься спортом?
— Тренажерку посещаю минимум трижды в неделю. В зале установлены новые тренажеры. Спокойно похожу по беговой дорожке, особо себя не утруждаю. Это не как в свое время, когда брал штангу на плечи и начинал приседать. Сейчас все немного проще. А вот прогулки по улице — это уже не про меня. Вы же видели, как я хожу. Десять минут подвигаюсь, и присаживаться нужно. Тяжело.
— Не так давно вы посетили домашний поединок "Пермских Медведей" с "Невой". Как часто бываете на гандболе?
— Редко куда-то выбираюсь. В основном слежу за крупными соревнованиями и информацию получаю из интернета. Но "Неву" тренирует Дмитрий Торгованов, и мне хотелось повидаться с ним и поговорить. А так, если получается, прихожу на домашние матчи "медведей". Второго октября в Пермь приедет СГАУ-"Саратов", и меня тоже пригласили на игру. Правда, пока не знаю, попаду ли на нее.
— Ваши впечатления от чемпионата России?
— Лукавить не буду: слезное это зрелище. Почему? Уровня нет — и нет подготовки. Не хочу никому предъявлять претензии, ребята стараются, играют в соответствии со своими возможностями. Но для того чтобы добиваться более высоких результатов, нужно тренироваться немножко больше. Проблема ведь в чем? Наш великий и могучий ручной мяч, к сожалению, не очень богатый вид спорта. Поэтому ребята, а я знаю это по "Пермским Медведям", играют совсем не за те деньги, которые должны получать. Не хочу говорить, что финансы — это решающая составляющая, ведь парни все равно борются за место под солнцем. Однако молодым пацанам дают какие-то копейки.
Мотивация все равно должна быть. Если в Советском Союзе существовала идеология и мотивация была совершенно не денежная, то сейчас она другая. Спорт — это коммерция, и вы сами прекрасно видите, как тот же футбол стал бизнес-проектом. А есть еще хоккей, баскетбол, волейбол… Это те виды спорта, которые в нашей стране живут гораздо лучше, чем ручной мяч. Хотя гандбол на уровне сборных России и Советского Союза достиг очень многого.
— Вы как-то сказали, что в современном гандболе очень много беготни.
— Посмотрев множество матчей последнего чемпионат мира, был просто поражен. Может, я уже далек от современного гандбола, но не понимаю, зачем на площадке столько пустой беготни. Это трата сил и энергии. А потом, проведя четыре игры, гандболисты говорят, что устают. Не хочу сравнивать с тем, что было в мое время, но если бы кто-то из нас сказал, что устал после четырех матчей… Ну, наверное, Спартак Петрович Миронович заставил бы провести еще несколько тренировок, чтобы мы не уставали.
Я не присутствую в командах во время тренировочного процесса и не знаю, как они готовятся, но, видя, как играют, понимаю, что многим нужно больше работать. В профессиональном спорте это закон. Если совершил десять тысяч повторений броска, то у тебя обязательно будет получаться. Но нужно работать не только во время тренировки, а еще до и после. Как-то мотивировать себя и стремиться выполнить упражнение, которое не получается. Но это опять же мое личное мнение. Последние лет восемь я далек от спорта. Есть свои задачи, которые нужно выполнять. Хотя, конечно же, слежу за топ-форумами — Олимпиадами и чемпионатами мира.
— Наверняка одним из самых интересных матчей последних Игр стал для вас финал женского турнира между россиянками и француженками.
— Конечно, и товарищи, собравшись в одном большом зале с экраном, даже попросили меня его прокомментировать. Посмеялся и сказал: "Ну ладно". Естественно, результату все расстроились.
— Поражение в пять мячей полностью закономерно?
— Безусловно. Вы же видели соперника. Вратари в финалах решают очень многое. Если вы заметили, то Клеопатр Дарле — лучший голкипер мира — начала матч на скамейке запасных. И можно только представить, какая конкуренция в сборной, если такой вратарь первую половину олимпийского финала проводит в запасе. А насколько уверен тренер, что все у него получится?! И как только Дарле во втором тайме появилась на площадке, наши девочки посыпались. Вот и все. Но нужно понимать, что во Франции большое количество исключительно гандбольных интернатов. Вот поэтому там такая конкуренция.
— Если внимательно изучить биографию, то сложится впечатление о вас как о гражданине мира. Вы успели пожить в разных уголках большой страны и за границей, выступали за три сборные. А где корни вашей семьи? И как родители оказались во Львове, в котором вы родились?
— Корни в России. Отец служил во Львове, вот я там и родился. А потом мы неплохо поездили по Украине, пожив во Владимире-Волынском, Раве-Русской. Даже не знаю, так ли сейчас называются эти города. Чуть позже отца направили в Петропавловск-Камчатский. Прекрасное место, с которым связано много воспоминаний о детстве. Впервые в жизни прочувствовал на себе землетрясение, когда люстры качались и сервант с хрусталем трясся. Именно там узнал, что такое пурга, и увидел тоннели из снега, по которым проезжали машины. Красиво. А потом мы переехали в Марьину Горку, позже — в Бобруйск, где и окончил школу.
— В детстве вы посещали спортивные секции?
— Как и любой нормальный мальчишка, играл во все. И в волейбол, и в баскетбол, и в футбол, и в хоккей, прыгал в высоту и в длину. Мы жили в военном городке Киселевичи и делали с пацанами все, что хотели. Но, как сейчас модно говорить, тренеров-селекционеров в то время еще не было. А ведь если бы они пришли к нам в школу, то могли бы забрать из моего класса много талантливых ребят. Но, к великому сожалению, тогда эта система не работала, и практически все, за исключением нескольких человек, поступили в военное училище и пошли дальше по этой стезе.
— Кстати, на ваш жизненный путь кардинально повлиял пролет мимо военного училища. Читал, что становиться военным вы не хотели. Не поступили в учебку, потому что это был личный протест? Или есть другая причина?
— Нет, я с математикой не дружил. Гуманитарий. Так что быстренько завалил экзамен по математике и поехал домой. Это не протест. Просто в этом предмете был слаб. Ну а дальше устроился на гормолзавод, находившийся рядом с военным городком.
— И чем там занимались?
— На заводе был специальный аппарат, который по треугольным пакетам молоко разливал. Tetra Pak называется. Я работал его оператором. Он в принципе сам все делал, но, как и любая машина, допускал ошибки, и тогда мне нужно было поправить пакет или бумагу заменить. Работал на нем и в первую, и во вторую смену, а в перерывах ходил в спортивный зал поиграть с солдатами. Кстати, в нем стояли гандбольные ворота, но тогда я думал, что они для мини-футбола.
— Кто тот человек, который в нужный момент оказался в спортзале и неожиданно предложил поехать в Минск заниматься гандболом?
— А я уже и фамилии его не помню. Он работал в минском СКА. Увидев меня в зале, спросил: "В гандбол будешь играть?" — "Буду". Все. Он ушел, и я про него забыл. Через какое-то время мама прибежала ко мне на завод. Если честно, это был шок, потому что просто так она никогда этого не делала. Мама сказала, что меня в Минск вызывают. Я поехал. Сразу попал в дубль к Леониду Бразинскому, который нас мучил и терзал. Там много известных ребят тренировалось (Саша Малиновский, Валера Тиунчик, Витя Шматов), но все они уже занимались, были сбитыми и подкачанными, а я пришел худым и дохлым. Так что было к чему стремиться.
Леонид Бразинский: "Пейте "Беловежскую". Она от всего помогает"
Леонид Бразинский. Часть вторая. Картофель, сваренный в биде
— Не единожды слышал о том, что Тучкин добился всего через характер и труд. Вы дополнительно занимались и по-особому отрабатывали броски: исполняли их со стула, швыряли камни по деревьям... А как наращивали мышечную массу?
— Мышечную массу не наращивал. Она здесь ни при чем. Я понял, что, если не могу быть мощнее ребят, которые занимались гандболом уже шесть лет, нужно выбрать то, в чем могу оказаться сильнее. Осознал, что мне стоит бросать, бросать и еще раз бросать. А так как бросание камней и снежков являлось моим любимым занятием, это было несложно. Стоило только придумать, как повысить точность.
Я начинал бросать до начала тренировки и продолжал после. Позже стал придумывать для себя более сложные упражнения. Мне хотелось стать лучшим на своей позиции, поэтому и бросал намного больше, чем другие. А потом, когда уже начал что-то забрасывать, понял следующее. Если близко подходил к защите, то меня встречали довольно жестко. Поэтому на тренировках начал бросать чуть дальше, нежели другие. И мне было неважно, попадаю или нет. В этих тренировках мне помогали одноклубники. Олег Васильченко становился в ворота, а Саша Мосейкин старался блокировать мои броски. Сначала ничего не забрасывал, но со временем все наладилось.
Сделав десять бросков, прыгал через всю площадку на одной ноге, потом — на другой. Выполнял то, чему учил Спартак Петрович. Чтобы ноги были быстрыми, а бросок — хорошим. К сожалению, много у меня случилось травм, но их не могло не быть. Я оказался абсолютно не подготовлен к такому контактному виду спорта. Из-за этого полетели и колени, и спина, и все остальное. Если бы до гандбола занимался легкой атлетикой, то мои мышцы были бы подготовлены. А так начал с нуля, хотя и подтягивался, и делал подъем с переворотом.
— В одном из ранних интервью вы признавались, что не знаете другого примера, чтобы кто-то в довольно внушительном возрасте так быстро попал в основу профессиональной команды. Не удивлялись самому себе, что все так получается?
— Нет, удивления не было. Многое зависит от коллектива, в котором растешь. Как только в СКА примерял на себя корону, ее быстро снимали. Старики молодежь, задиравшую носики, приземляли очень быстро. Но я гордился тем, что попал в команду и был в ней не на последних ролях. Все это, повторюсь, давалось через труд. Не только мой, но и всего коллектива.
— Если говорить об успехе гандболиста Тучкина, сколько в нем в процентном соотношении влияния Мироновича и генов самого спортсмена?
— Вклад Мироновича оценить невозможно. Тем более в каких-то процентах. Для меня это единственный тренер в гандболе, который знал и знает о нем абсолютно все. К примеру, упражнения. Приходя на тренировку, мы думали: что за ерунду он опять придумал... Да, была определенная монотонность, доходило, извините, до тошноты, но все это, как показало время, нужно.
А гены…Отец всегда занимался спортом — диск, волейбол... Буквально до последних своих дней играл на пляже. Целеустремленность, наверное, у меня тоже от отца. Все-таки всего в своей жизни он добился сам. И пока его друзья где-то гуляли, все зубрил по учебе. Он мне, к слову, говорил: "Если ты что-то делаешь, то делай хорошо или не делай вовсе". Поэтому, оказавшись в гандболе, я понял, что стараться нужно больше, нежели другие, если чего-то хочу. И, как считаю, все для этого сделал.
— На какие упражнения от Мироновича вы смотрели с широко открытыми глазами, не понимая, что происходит?
— Они все продуманы. Он же первый человек, кто ввел в гандбол акробатику: кувырки в разные стороны и повороты. И если мы к этому привыкли, то ребята из других команд, приезжавшие в сборную к Спартаку Петровичу, вообще не понимали, что происходит.
Он все продумывал грамотно. Как-то приехали на летние сборы в Ильичевск. Получали серьезную нагрузку, и он как-то сказал, что нужно на пляж съездить. У всех была огромная радость: дескать, Петрович решил нас пожалеть. Но не тут-то было! Он нашел пляж с рыхлым песком, и мы по очереди на одной ноге выпрыгивали из него. Поработав так часик, потом ходить не могли. Но это было действительно полезно. Благодаря таким упражнениям укреплялись мышцы голеностопа.
То же самое я могу сказать и про бадминтон. Все думали, зачем он нам нужен, и лишь потом уяснили, какая это бешеная нагрузка. Когда мы научились играть, перед нами ставили призеров чемпионата СССР. Счет сразу был 14:0 в нашу пользу, и для итоговой победы требовалось заработать всего очко, но ни у кого из нас не получилось. Против профессионала тебе мало не покажется. За минут сорок мы уматывались так, что ног не чувствовали. Лишь когда выходили на площадку, понимали, как быстро наши ножки двигаются.
Конечно, Миронович любил давать нам и кроссы, но я их ненавидел. Просто катастрофа для меня. Не любитель я монотонной работы. Как только наступала среда, и я понимал, что нас ожидает шестикилометровый кросс, у меня с утра настроения не было. Но что делать? Нужно было бежать.
— Вы как-то сказали, что Миронович — главный тренер в вашей жизни, но с ним у вас случались конфликты. С чем они были связаны?
— Так это нормально. Никаких особых историй на этот счет нет. Просто я никогда не любил, если на меня давили. Мой характер этого не позволял, и я Спартаку Петровичу отвечал, что так делать не надо. Поначалу обижался на него, а потом понял, что он просто меня провоцировал, злил, чтобы еще больше старался. Подсознательно я делал то, что он хотел. И в этом его тренерский гений. Он мог найти подход к каждому.
Спартак Миронович. Кулеш, Каршак и сон на третьей полке
— Минск в свое время стал для вас самым крупным городом, где вы жили. Сложно было адаптироваться?
— Нет. Минск мне сразу понравился. Это просто прелесть, красота и чистота. Мы жили обычной молодежной жизнью, никакими аскетами не были. Гуляли, в карты играли, посещали кафе, бары, кинотеатры, захаживали в гостиницу "Планета", где тогда находился самый крутой бар в городе. Это было под запретом, но нам удавалось пробираться туда втихаря. Иногда по молодости у нас даже не было денег на проезд. Так мы утром выходили из чьей-то квартиры, расположенной на Партизанском проспекте, и пешком шли к кинотеатру "Октябрь". Свободного времени имели немного, в первые три года у меня даже не было отпуска как такового, но мы все равно получали удовольствие.
— Говорят, что Александр Каршакевич и Юрий Шевцов воспитывали молодых.
— Нет, ну не было у нас никаких унижения и дедовщины.
— А как же истории про тапочки, которыми опытные игроки обрабатывали филейные части молодых одноклубников?
— Ну а что?! Провинился — тапком по заднице получай. Это сейчас ничего подобного делать нельзя, и все при случае бегут жаловаться в определенные органы. Глупость. Воспитание должно быть. Молодой игрок пришел в команду, и ему нужно тягать мячи. Абсолютно нормальная ситуация, которая была всегда, и никто внимания на нее не обращал. Мне, например, это было в удовольствие. Я их приносил до тренировки и раньше всех начинал бросать по воротам.
— Вы провели в СКА семь лет. Какой классный армейский матч вспоминается чаще всего?
— К счастью, их было довольно много, но, наверное, самый запоминающийся — ответный поединок против "Стяуа" в финале Кубка европейских чемпионов в 1989-м. После первой встречи в Бухаресте, в которой мы проиграли, я был очень зол на себя и не понимал, что вообще произошло. За первый тайм раз шесть бросил по воротам, и все отразил вратарь. Потом что-то забросил, но все равно с учетом того уровня, на котором уже находился, это было непозволительно. Мне очень хотелось доказать, что произошла ошибка, я не такой.
И на домашней площадке мы буквально убили соперника. Сейчас о той победе много разных версий рассказывают. Так или иначе, мы выставили активную защиту, которую СКА никогда не использовал, чем и поставили "Стяуа" в тупик. Соперник никак этого не ожидал.
— Бразинский рассказывал, что румыны стали жертвами самонадеянности и в Минск приехали чуть ли не королями.
— Так на банкете в Румынии великий Штефан Бирталан сказал начальнику СКА Валерию Худобе, который родился в Молдове и знал румынский: "В Бухаресте победили с разницей в шесть мячей, а в Минске еще пять вам привезем". Не получилось. Впервые увидел, как главный тренер "Стяуа" Раду Война на виду у всего зала от безысходности дал пощечину разыгрывающему. Совершенно не ожидали подобного, а вот мы были злы и готовы к такому раскладу.
Ностальгия. Лучший матч самых славных времен. Минский СКА против "Стяуа"
— Вы покинули СКА в 1990-м, уехав в Германию. К тому времени уже являлись именитым гандболистом. Можно ли было отправиться на Запад раньше?
— Нет, это стало возможным после серебряного для нас чемпионата мира-1990, где я стал лучшим бомбардиром. И вслед за многими игроками сборной, уехавшими в Европу, мне тоже захотелось за рубеж. Подумал: а я чем хуже? Тем более было здоровье. И ради этого переезда пошел на конфликт с главным тренером СКА. О подробностях вспоминать не буду, но за мой трансфер в ТУСЕМ клуб получил хорошую сумму. Не знаю, правда это или нет, но, как мне позже рассказывали, Миронович говорил молодежи, что клуб живет на деньги, полученные за Тучкина. И я рад, что на каком-то этапе принес СКА то, что он вложил в меня.
Любопытно, что поначалу должен был ехать в Испанию, но потом в игру включился великий и могучий менеджер Герд Бутцек, и мне нашли клуб в Германии. Сказал: мне без разницы, куда ехать, — только решите вопрос. Вот и все. Так и оказался в Эссене.
Продолжение — на следующей неделе.
Тарас Щирый
Фото: Александр Шичко, zvzda.ru, "Пермская трибуна"
Самые свежие гандбольные новости со всего мира всегда доступны на сайте "Быстрого центра": handballfast.com
