Надя измеряла давление на крепкой мужской руке, как вдруг её владелец положил свободную ладонь к ней на колено и многозначительно уставился на девушку мутными глазами. Намёк вышел эффектным и она была явно впечатлена.
Надя вынула из ушей стетоскоп и перевела ошеломлённый взгляд с его наглой руки на обветренную, загорелую фuзионoмию. Пациент улыбнулся и зазывно приподнял брови.
— Что вы себе позволяете?! - она брезгливо убрала от него колени под стол.
Лицо бравого моряка озарило удивление:
— А что я такого сделал? Другим же можно...
— Что?!
Бледные щёки Нади вмиг вспыхнули, как маки.
— Да ладно... Белозёровых пацан трепался, забыл, как там его по имени. Ну, ты знаешь, да? - он подмигнул Наде, - Потом Метёлкин и Кожушко тоже, чай, не с анализами к тебе приходили. А я не хуже, я, знаешь ли...
— Подите прочь! Убирайтесь! Вот, заберите свою карточку, вы здоровы!
Надя уткнулась в писанину, а пациент продолжил склонять её к блuзости. И Ксения, как назло, отпросилась! А вдруг реально начнёт приставать?
Поняв, что его попытки напрасны, мужчина обиделся и резко перешёл на оскорбления. Пока Надя размашисто выводила в его карточке врачебные иероглифы, несостоявшийся партнёр рассказал ей всё, что думает о таких особах, как она. "Пацан Белозёровых с месяц, как уехал, а у неё уже как минимум двое было! А я, значит, ей, гaдuне, не такой! Да тебя только мaтpocuть, кому ты нужна! "
С красными ушами Надя вручила карточку наглецу. В последней попытке мужчина схватил её руку. Когда Ильинична вошла, то увидела испуганное Надино лицо, готовое в эту же секунду завизжать.
— Вовка! А ну пшёл отсюда, пока шваброй не огрела! - смело замахнулась женщина и половая тряпка, описав пируэт, упала между ними.
Владимир подскочил, как ошпаренный, а после слов Ильиничны "жене расскажу" ретировался не медля.
Когда он вышел, на жёлтые больничные бланки закапали Надины слёзы.
— Я же ничего... С Матвеем только цeл.овaлись... И никого больше не было... Кроме Маруськиного отца. И то один раз... - захлёбывалась Надя в обиде.
Ильинична сидела рядом, слушала и гладила рукоятку швабры. Она старалась не смотреть на бьющуюся в эмоциях Надю, потому как у самой нервы были уже ни к чёрту и всплакнуть получалось легко.
— Так что ж ты на этого Матвея, как с голодухи накинулась, едва приехав! Мы уж думали, что ты и впрямь... дocтyпная.
— А если бы на вас в молодости такой красавец обратил внимание, устояли бы?
— Не знаю о чём ты. Я с 17 лет замужем и по сторонам никогда не глядела.
— Повезло вам. Вы, наверное, красивой были, а я так себе. Знаете, как мне мама всегда говорила? - С детства только и слышала: "мышaтинка, хрюшоночек". То брови у меня дypaцкие, то по.па слишком большая.
— Строже надо с ними, с мужиками! Вот и всё!
Она встала, подошла к окну, потом вернулась и погладила Надю по голове:
— Ничего, девочка, так и учатся. Ты вроде бы не глупая - фельдшер всё-таки. А вот мать у тебя не умная женщина. Как по мне, ты очень даже симпатичная. Глазки привлекательные, носик аккуратный. Я не пойму, они у тебя зелёные или серые?
— Серые. Но когда мне хорошо на душе, то радужка зеленеет.
— Чудеса! Никогда о таком не слышала! А ты успокаивайся и послушай меня, старую: кому надо, тот полюбит, пылинки будет сдувать. Но сперва ты должна сама себя полюбить такой, какая есть! Встань сегодня у зеркала и увидь себя, пойми, что ты - красивая!
Сентябрь окутывал посёлок сказкой. В зелёных, густо растущих на сопках лесах, то тут, то там вспыхивала осень: жёлтым ли, багряным, рыжим цветом возгорались дубы, клёны да осины, в берёзах стынул сок и ароматная лещина манила жителей к себе на огонёк. У Нади под ногами шелестели первые сухие листья. Танец осени... Долгий, яркий, незабываемый в своей приморской красоте.
— Надюша, приходите к нам за яблоками и грушами, у вас же не растёт ничего.
Михаил, отец Матвея и Вани, раскрыл обессилевший гребешок и в сыром виде съел жёлтую мышцу. Он причмокнул:
— Вкуснота! Попробуйте!
После ночного шторма Надя с дочкой и другими любителями деликатесов собирали гребешков, креветок и мидий на побережье. Морские создания были запутаны в водоросли. Ещё живые креветки беспомощно шевелили лапками. Маруся была в восторге от морских звёзд и в единственном лице возглавила волонтёрское движение по их спасению: она бережно относила их к воде и оставляла на мелководье.
От предложения Михаила Надя поморщилась.
— Нееее, мне они больше жареными нравятся. А за яблоками приду, спасибо.
— Вот и славно. Приходи вечером. Ванька поможет тебе донести. Варенья наваришь!
— Ой, ну что вы его гоняете! То малину он нам носил... Неудобно.
— Какую малину?
— Ту, что вы летом передавали несколько раз.
Семейство мидий выскользнуло у Михаила из правой руки, но он ловко изловил их другой.
— Хех! - усмехнулся он, - от мальчишки! Ванька сам, наверно. Я тут ни при чём.
— Зачем ему это?
Надя щурилась от яркого солнца. Кричали чайки и пытались ухватить для себя еды. Михаил качал головой и улыбался своим выводам.
— Должно быть, нравитесь вы ему! Эх, точно невесткой нашей станете. Не с одним, так с другим... Но если по-серьёзному, Матвей для семейной жизни пока не годится. Ветреный в этом плане. А вот Ваня... - он махнул рукой. - А Ванька для меня вообще загадка, не понимаю я его. Но ты с Матвеем вроде бы, да?
Надя смутилась.
— Наверное, да.
Сад Белозёровых был большим. Росло всё, что душе угодно! Их мама Елена, такая же добродушная, как и отец, копалась в огороде. Ещё у них была корова и Надя удивлялась, как женщине удалось так хорошо сохранить стройную фигуру и лёгкий нрав. Елена работала в библиотеке.
— Приходите с дочкой! У нас очень много детского.
— Обязательно, спасибо, - с каким-то чувством вины отвечала ей Надя.
Ваня молчком помог ей насобирать яблок. В основном Надя видела его затылок, парень отворачивался и лишь один раз они встретились глазами: печаль, вот чем дышал их светло-карий цвет.
Половину пути к дому Нади они прошли молча. Небо над сопками темнело, затягивалось розово-лиловой пеленой и всё осеннее великолепие приказывало крепко спать до самого утра.
— Где твой заповедник? Там? - указала Надя на место между сопками.
— Нет, чуть левее. Видишь, где скопление багряных клёнов?
Надя кивнула.
— Говорят, лещины в лесу много. Я бы нарвала. Не расскажешь, куда идти нужно?
— О, тут широкая тропа есть, сразу за большим ручьём. Нужно подняться наверх сопки, потом взять левее и дойти до решётки заповедника. Лещина по самой границе растёт.
— Спасибо. Наверное, схожу после работы, пока Маруся в саду. Я послезавтра до часу. Успею.
— Не боишься заблудиться? Лучше с кем-то... Хочешь...
Ваня засмущался и неуверенно взглянул на неё. Надя остановилась у калитки и без всяких эмоций смотрела ему в глаза.
— Хочешь, я провожу тебя?
"О, нет, нет! Не хватало мне новой славы!"
— Нет, Вань, спасибо, но я сама.
Ваня медленно шёл домой, пиная мелкие камни. Какой же он дypак! Ведь она с Матвеем. Только он уже наверняка не с ней. Жук! А глаза у Нади всё-таки чуть зеленоватые, словно весна когда-то хотела распуститься в них, но так и не решилась, не смогла. А в себе Ваня давно видел только осень - её щемящую, печальную тоску. А в голубых глазах брата с детства поселился намертво застывший, колкий лёд.
Н а ч а л о *** П р е д ы д у щ а я