Роман «Звёздочка ещё не звезда» глава 122 четвёртая часть
Вернулась Галина Лысова домой в воскресенье ближе к вечеру. Дочки пока она отсутствовала, сходили от волнения с ума. Она же зашла в дом молчком, не обращая на них внимания, как будто ничего не произошло. Зятья смотрели на тёщу с недоумением в глазах, но сами на рожон с расспросами не лезли.
— Мама, ты где была? — попыталась разузнать младшая дочь Ира, но мать, как будто её не слышала.
— Говори, мам, мы же с ног сбились, — напирала на мать старшая дочь Татьяна, — все больницы и морги обзвонили, одних слёз сколько выплакали, а ты приехала и молчишь, хоть бы слово сказала.
Но мать их как будто не слышала, она переоделась, умылась и легла на диван думая о чём-то своём. Кошка Муська, соскучившись по хозяйке пристроилась к ней под бок и заурчала.
Зятья сидели и поглядывали на тёщу. Первый заговорил Иван:
— Тёща, мы с Юркой тебе воды принесли, дров, в стайке у поросёнка двери поправили. Ты бы хоть для вида нам спасибо сказала, и мы бы домой пошли, завтра ж на работу.
Но тёща не реагировала на зятя, а прижала кошку к себе и стала гладить. Муська потянулась от удовольствия выпуская коготки и продолжала мурлыкать.
— Тогда расходимся по домам? — предложил Иван, ему не терпелось залезть в ванну и расслабиться, а потом завалиться спать.
— Конечно, по домам, — поддержала мужа Татьяна, — что тут без толку сидеть, только время зря терять. Все выходные её проискали, а она лежит и нос от нас воротит. Вот те и мать…
Ира зевнула, а потом сказала:
— И мы домой пойдём, нечего тут делать. Любке вот только зря телеграмму отбили, что мать пропала, теперь опять придётся идти на почту и отправлять по новой. — Она взглянула на мать и сказала с укором: — А она вон прошлялась не пойми, где и с кем и лежит, помалкивает. Ей кошка роднее чем мы с тобой, Танька. Её вон лежит и наглаживает, а нам хоть бы слово сказала.
И тут Галину как прорвало, она отодвинула кошку и закричала:
— Да вы как с матерью родной говорите, а, бесстыдницы вы э́нтакие? Выметайтесь сейчас же, чтобы духа вашего тут боле не было.
Кошка вмиг запрыгнула на русскую печку от греха подальше.
— Вот это я понимаю, — засмеялся Иван, — сразу чувствуется, что тёща родная домой вернулась! А то уж я переживать начал, думал мало ли, вдруг подменили. Ан нет, всё нормально, можно с чистой совестью домой уходить.
— Иди-иди, зятёк, и чтобы я тебя тут больше не видела, — выкрикнула Галина.
— Да с радостью! — ответил Иван с ухмылкой и пошёл одеваться, а следом за ним, собрались уходить и все остальные.
Когда все ушли, Галина вышла во двор, закрыла ворота, а потом вернулась в дом. Первым делом она бережно достала из хозяйственной сумки три красные гвоздики, стебли у двух были сломаны.
«Ну надо же, всё же поломались. Сейчас-сейчас воды в вазу налью и поставлю вас, пока совсем не повяли», — произнесла она, вслух сожалея, а потом достала керамическую вазочку с серванта, зачерпнула ковшом из кирсеня́* воды и наполнила её. Осторожно она опустила цветы и любуясь, подумала: «Ну знать-то, Галька, и ты цветы заслужила. Думала умру, а так цветов и не дождусь, а тут на тебе — счастье подвалило нежданно-негаданно на старости лет. Куда вот только теперь деваться с этим счастьем?»
Она села на табуретку и смотрела на цветы, на губах её появилась едва заметная улыбка. В окно постучали, она вздрогнула от неожиданности и подошла, приподняла занавеску и вглядываясь, спросила:
— Кто там? Чё надо?
И услышала голос зятя Ивана:
— Тёща, открывай, Танька у тебя сумочку свою забыла.
— Щас, выйду и вынесу, — ответила Галина и опустила занавеску. Сумочку старшей дочери она увидела в закутке у койки, она взяла её, сунула ноги в калоши, и накинув на себя шаль вышла из дома, ворча, — Ходят туда-сюда никакого покоя мне на старости лет.
Ворчала она нарочно, чтобы поскорее отвадить зятя, боясь, что тот зайдя в дом увидит подаренные Геннадием Блиновым цветы. Галина приоткрыла ворота и всунула зятю в руки сумку и тут же их закрыла. Иван шутя заметил:
— Ладно хоть руки мне воротами не прищемила, ну и тёща у меня! Цветы подарили, а она уж нос задрала.
— Каки-таки цветы?! — огрызнулась тёща, делая вид, что не понимает, о чём идёт речь.
— Да те, что у тебя в вазе на столе стоят. Не сама ведь ты их себе купила?
— А может и сама, тебе-то какое дело? — оправдываясь возразила тёща, не открывая ворот, — Чё я себе цветы купить раз в жизни не могу?
— Да, можешь-можешь, — уходя ответил Иван, не веря ей.
Осторожно ступая в калошах по двору, чтобы не поскользнуться на замёрзших лужицах, она вернулась в дом. «Ну надо же и когда только цветы успел разглядеть, паразит рыжий, теперь Таньке доложит, а она Ирке с Любкой, — скидывая калоши с ног, — с цветами-то мне теперь чё делать — неужто выбросить? Так ведь рука не поднимется у меня э́нто сотворить…»
Галина сняла шаль, бросила её в сердцах на кровать, села на табуретку, обхватила вазу с гвоздиками и заревела навзрыд. Ей было стыдно, что она влюбилась так неожиданно, едва-едва схорони́в мужа, с которым развелась семь лет назад.
«Даже сорок дней ещё не прошло у Шурки, а я уж мужика другого себе приглядела. Батюшки-и, если кто узнает — срам-то какой! Осудят люди-то ведь меня, а про дочек так я уж вовсе молчу, скажут: сдурела мать на старости лет. А я ведь семь лет без мужицкой ласки прожила — врагу тако не пожела́шь. И чё теперь делать-то? Всю жизнь себя блюла и тут, как назло, со мной тако приключилось, как с цепи сорвалась. Ну, Ванька, принесла его ко мне нелёгкая…»
Она рыдала, навзрыд вспоминая прикосновения Геннадия и сердце её трепетало от любви, к которой она не была готова.
«Вот она любовь-то какая, пришла, а я ей не рада и без неё не могу. А мужик-то какой ласкательный, я такое только в кино и видала и поверить не могла, что такое в жизни быва́т», — голосила она, кошка спрыгнула с печки и тёрлась об ноги хозяйки, пытаясь её успокоить.
Иван, ошарашенный тёщиными цветами, подошёл к жене, ожидавшей его на углу, и с ходу, выдал новость:
— Царица моя, тёще кто-то цветы подарил!
— Да ну?! — воскликнула Татьяна недоверчиво.
— Говорю же, что я врать, что ли, буду, — ответил Иван, — я в окошко-то постучал, она занавеску приподняла, гляжу, а у самого чуть шары на лоб не вылезли: на столе в вазе три красных гвоздики, представляешь?!
— Ну мать даёт…
— Кто-то у неё явно появился. Скоро познакомит вас со своим ухажёром.
— Да может она сама себе цветы купила, Вань?
— Если бы купила сама, то скрывать их не стала, а сразу бы при вас в вазу поставила, — заметил он, — и ещё, она как только вошла, я сразу внимание обратил, что губы у неё припухшие.
— И что?
— Как что?! Целовалась она с кем-то — это же проще пареной репы… Не тупи, царица моя.
Татьяна нахмурилась, взяла мужа под руку и проговорила:
— А Алёнка-то явно всё знала, только бабушку выдавать не хотела. Мне ж сердце сразу подсказало, что она что-то таит от меня. Вот ведь какая упёртая. Надо ремнём из неё это выбивать, пока не поздно, а то потом намаюсь я с ней, эх, намаюсь…
— Не дури, Тань, откуда ей это знать?
— Сердце-то материнское не обманешь…
Пояснение:
Кирсе́нь* — чан, чугунная эмалированная ёмкость под воду, внешне похожая на казан объёмом примерно на 60 литров.
© 08.09.2021 Елена Халдина, фото автора
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного романа.
Продолжение глава 122 Тёща пропала 5 часть
Предыдущая глава 122 Тёща пропала 1 часть, 2 часть, 3 часть , 4 часть
Прочесть роман "Мать звезды", "Звёздочка", "Звёздочка, ещё не звезда"
Прочесть один из моих любимых рассказов Видать на роду у меня это написано
Спасибо, что прочли! Мира и добра вам, люди добрые!