Мне повезло — вот уже несколько лет я каждую весну курирую авторскую программу на Beat Film, лучшем российском фестивале современного документального кино. Это правда дико приятное и интересное занятие: несколько месяцев изучаешь, чего нового вышло, смотришь пару десятков фильмов — и собираешь из лучших какую-то общую смысловую конструкцию. В этом году, по-моему, получилось собрать лучшую программу из всех, что я делал. Она называлась «В это трудно поверить» — и собирала вместе реально случившиеся невероятные истории: из тех, что пересказываешь друзьям на кухне, а они лезут проверять в интернет, не наврал ли ты.
Я всем сердцем полюбил эти фильмы — и теперь хочу рассказать о них здесь. К сожалению, пока ничего из этого толком нигде не посмотришь — но я думаю, что рано или поздно хотя бы что-то на основные стриминговые платформы доберется. Запомните эти названия.
«Чужой на сцене»
Мой любимый момент в этом фильме происходит ближе к концу. К тому времени уже много чего произошло: мы узнали, как и зачем сотрудники провинциального английского автобусного парка поставили любительский спектакль по великому фильму Ридли Скотта; познакомились с режиссером, актерами и костюмером, который почти буквально смастерил Чужую; вместе с ними внезапно поехали в Лондон, чтобы показать премьеру в одном из столичных театров; вместе с ними нервничали, ругались и шутили на репетициях.
И вот настает тот-самый-момент: зал заполнен, спектакль начинается; мы смотрим на это одновременно из зала — как зрители — и из-за кулис — как соучастники. Постановка идет, и пока еще в воздухе чувствуется некое напряжение: создатели и публика не понимают, что думают друг о друге. И вот в какой-то момент в диалоге, который в фильме происходит в момент саспенса, одна из актрис не выдерживает и начинает смеяться. И публика начинает смеяться вместе с ней. И тут оказывается, что ровно так и надо было, в этом и смысл: фактически спектакль выводит на поверхность тот восторг, который мы испытываем, когда смотрим «Чужого», — просто меняет в нем знак, превращая в веселье, в тот самый летовский (ну да, опять он) ПРАЗДНИК.
Вообще, должен сказать, что автобусные парки мне лично, пожалуй, даже ближе, чем театр. В детстве я искренне хотел стать водителем автобуса и часами «рулил» домашней круглой винтовой табуреткой. Последние месяцы в Lorem Ipsum, где я работаю, мы занимаемся разработкой экспозиции Музея транспорта Москвы, так что про автобусы (а также троллейбусы, трамваи, метро и так далее) я думаю буквально каждый день — а в театре бываю в лучшем случае раз в год.
С этой точки зрения важно отметить, что «”Чужой” на сцене» с максимальной эмпатией и без всякой экзотизации наводит прожектор на людей, которые обычно лишены всякой публичности — но, как, разумеется, выясняется, совершенно не лишены таланта, харизмы и чувства прекрасного: кондукторов, диспетчеров, водителей и так далее. Уверен, что и в российских автобусных парках полно таких же замечательных персонажей — кто знает, вдруг по результатам мини-проката этого кино и им придет в голову что-нибудь создать. Ну и да, конечно, это фильм про то, что искусство — это важнейший способ строительства сообществ; то, что может по-настоящему объединить людей вокруг гуманистических ценностей . А еще — про то, как у себя дома из ничего смастерить очень страшную инопланетную тварь.
«Апокалипсис вчера»
На одном из прошлых Beat Film Festival мы показывали фильм «Шоу Рейгана» — классный архивный док про то, как Рейган и Горбачев договаривались о программе ядерного разоружения. Что там фактически осталось за кадром, так это история того, как президент США, еще недавно называвший СССР империей зла и планировавший развернуть систему ПВО в космосе, пришел к идее ядерного разоружения. А история эта очень красивая — ну окей, как минимум одна ее конкретная часть: как президент-актер был настолько тронут телевизионным фильмом про ядерный апокалипсис, что начал склоняться к точке зрения, что ракет должно быть поменьше.
Этот телевизионный фильм назывался «На следующий день», его показали по американскому общенациональному каналу ABC в 8 часов вечера 20 ноября — и Рейган был, мягко говоря, не единственным его зрителем. Кино посмотрели больше ста миллионов человек — это по-прежнему исторический рекорд для телефильмов. Поставлен он был потому, что сам показ был событием во всех отношениях экстраординарным: федеральные американские каналы даже сейчас — во многом пуританское медиапространство, где одно слово «fuck» становится поводом для больших скандалов и многоступенчатых извинений.
А тут — фильм, который показывает, как американские города уничтожают ядерные бомбы, как люди плавятся, оказавшись рядом со взрывом, как американское общество распадается на глазах и так далее. Сам факт создания и демонстрации такого фильма по ABC был вызовом и политическим заявлением, которое почти сразу оправдало себя: «На следующий день» по-настоящему задел американцев и окончательно ввел движение за ядерное разоружение в политический мейнстрим. Жители канзасского Лоуренса после показа вышли на митинг-панихиду: именно в этом университетском городке происходили основные события фильма, поэтому жители восприняли его особенно близко к сердцам — и решили поплакать вместе на центральной площади.
В фильме масса прекрасных поворотов, от конфликта сценариста с продюсерами до кастинга массовки; это правда очень пронзительное кино про кино, — лично я плакал на титрах, которые показывают под душераздирающий кавер детского хора на Tears for Fears. А еще это, по-моему, важное довольно напоминание, что большие медиа иногда умеют не разжигать войну в головах, а останавливать ее. В контексте всего происходящего вокруг держать эту опцию в голове полезно для душевного здоровья.
(А легенду про Рейгана фильм отчасти опровергает. Но это не делает историю хуже.)
«Дэвид Аркетт неуязвим»
Жил-был голливудский актер Дэвид Аркетт. В юности у него все было очень многообещающе — он даже появился на обложке Vanity Fair вместе с другими будущими суперзвездами своего поколения (типа Брэда Питта). Потом он снялся в успешном фильме «Крик». А потом что-то пошло не так — и «Крик» со всеми его продолжениями так и остался главным хайлайтом невыразительной карьеры актера. Возможно, это карма: в 2000 году он в рамках промо-кампании давно забытого фильма получил чемпионский пояс главного американского чемпионата по рестлингу, после чего все фанаты этого труднообъяснимого спорта актера возненавидели. То есть они, конечно, понимают, что рестлинг — это театр, в котором все не по-настоящему. Но чемпионство Аркетта — это было слишком не по-настоящему.
И вот прошло почти 20 лет, и Аркетт решает закрыть давнишний гештальт: выйти на ринг снова — и доказать, что он может быть рестлером по-настоящему, что все это было не зря. Есть, правда, нюанс: Аркетту сильно за сорок, он грузный мужчина со склонностью к алкоголизму и депрессии. А в мире рестлинга его никто не ждет — поэтому начинать актеру приходится с драк буквально на заднем дворе дома в каком-то глухом селе, причем и там его все знают и никто не жалеет. Дальше будут тренировочные бои для водителей на перекрестке в Мексике; срывы и тренировки; удар по шее энергосберегающей лампой — и искупление, но это неточно. Жена Аркетта сначала крутит пальцем у виска, а поняв, что с мужем ничего не сделаешь, продюсирует фильм о его безумной затее.
Этот самый фильм в итоге называется «Дэвид Аркетт неуязвим» и интересен по двум направлениям. Первое — это сам рестлинг. Этот странный спорт, который одновременно и про театральность, и про насилие, и про маскулинность в ее самом биологическом понимании, и про тестороново-пивной масскульт, — своего рода секретный ключ к современной американской цивилизации (а значит, и к позднему капитализму в целом). Рестлинг — огромный мир, в котором находится место и низовым приключениям в духе великих американских романов (люди сложной судьбы ездят по глухой провинции с потешными боями, переживая на этом пути самые драматические события), и самым фантастическим проявлениям поп-культуры: Деннис Родман сваливает с финала НБА, чтобы с кем-то подраться; миллиардер и будущий президент Дональд Трамп прыгает на кого-то на ринге и так далее. Именно в силу его огромности в этом мире сложно разобраться — и вот «Дэвид Аркетт неуязвим» очень здорово позволяет его увидеть и пережить от первого лица, без слишком глубокого погружения.
А другое направление — это специфика интриги фильма, которую он не высвечивает, но и не отрицает. То есть: Дэвид Аркетт, пытаясь искупить свою вину перед спортом, начинает с нуля; не жалея себя, бьется в деревнях и на дорогах; преодолевает и превозмогает по-честному. При этом за Дэвидом Аркеттом все время наблюдает профессиональная камера; его подвиг заранее встроен в определенный нарратив; в некотором смысле он дерется не для зрителей вокруг ринга — а для зрителей, которые пришли смотреть документальный фильм в кинотеатр. Как и в сам рестлинг, в это кино заложена некая интригующая двойственность: тут одновременно и все по-настоящему, и все фальшивка, спектакль — и про это страшно интересно думать.
«Накрывай!»
У великого писателя Дэвида Фостера Уоллеса есть прекрасный репортаж с ярмарки штата Иллинойс — Уоллес, сам уроженец американского Среднего Запада, обозревает удивительные ярмарочные активности и досуги (от чертова колеса до лакомств вроде мороженого во фритюре) и рассуждает о том, как весь этот бедлам отражает собственно американское сознание. Это, как часто бывает у Уоллеса, одновременно очень смешной и очень умный текст, который на самом неожиданном примере вскрывает парадоксы человеческого. Ровно то же самое — и на почти таком же высшем уровне — делает фильм «Накрывай!», который близко присматривается к одной конкретной ярмарочной активности: чемпионату по сервировке столов.
Важное отличие: в «Накрывай!» речь не про Средний Запад, а про западное побережье, про Южную Калифорнию. А значит, тут приходит в голову уже другое писательское имя — Джоан Дидион с ее первой книжкой, посвященной, грубо говоря, тому, как жители и особенно жительницы калифорнийской субурбии сходят с ума от скуки и от того, что им нечего больше хотеть. Герои «Накрывай!», в отличие от некоторых героев Дидион, не склонны к насилию; их обсессия интересна своей экстравагантностью и неожиданной способностью становиться метафорой. Их главная цель — победить в ярмарочном соревновании по сервировке столов. Правила просты: есть тема (условно, «Океан») и есть стол. На столе нет еды, но есть тщательно продуманная композиция из приборов и выдуманное меню, под которое она подобрана. Если вилка лежит на миллиметр левее нужного — штрафной балл. Слишком смелое решение жюри вряд ли поймет. Слишком типовое вряд ли заметит.
Ну и дальше появляются герои. Домохозяйка в возрасте, которая тратит на поиск правильных приборов и деталей все свободное время. Мать и дочь, которые раньше соревновались друг с другом, а теперь объединились, но все время ругаются. Педантка, которая заставила своими столами весь дом, чем сводит с ума мужа. Две женщины, которые придумывают свой стол в бассейне вместе с товарками по аквааэробике. Экспериментаторка, которая придумала выстроить стол про океан вокруг темы мусора. И так далее, и так далее — все женщины, кроме одного обаятельного безработного увальня, которому не победить, потому что нет денег, но который все равно участвует в конкурсе, чтобы бороться с одолевающей депрессией. Все эти люди очень яркие, а конкурс, за который они иной раз готовы глотку перегрызть, такой странный, что фильм получается дико смешной — но абсолютно не экзотизирующий: режиссер Скотт Гоулик, конечно, держит в уме сатиру, но в итоге снимает почти что шекспировскую драму, удивительным образом организуя многофигурную композицию так, что она совершенно не разваливается.
Да, конечно, это во многом про то, что делает с людьми идеология позднего капитализма, в которой сочетаются ультраконсюмеризм и культ конкуренции. Но не только. Раз уж текст получился с неймдроппингом, прибегну к еще одной цитате: «Он делает то же самое, что с другими людьми, обладающими другим темпераментом и другими обычаями, делают «Король Лир» и «Преступление и наказание»: поднимает те же самые темы — смерти, мужественности, ярости, гордости, утраты, милосердия, удачи — и, организуя их в некую завершенную структуру, представляет их в перспективе, определенным образом обозначивающей их внутреннюю сущность».
Так писал великий антрополог Клиффорд Гирц о петушиных боях. А на самом деле — о любом спорте. В том числе, как следует из фильма «Накрывай!», — о чемпионате по сервировке столов.
«Ди Би Купер: как угнать «Боинг» и исчезнуть»
В недавно вышедшей по-русски книжке «Призраки моей жизни» Марк Фишер пишет, среди прочего, про семидесятые как ключевое для современной западной истории десятилетие, когда неолиберализм вытеснил концепцию социального государства и начал доказывать, что так и было надо. По Фишеру, если я правильно запомнил, именно поэтому семидесятые как бы замалчиваются; то, что вокруг них сформировался куда менее влиятельный культурный миф, чем вокруг соседних шестидестых и восьмидесятых, неслучайно.
Между тем семидесятые были во многих отношениях временем исключительной свободы — например, в области поп-культуры, секса или вот авиационной безопасности. Угнать самолет в те годы было правда очень просто — этим пользовались и политические радикалы (см. деятельность пропалестинских группировок), и, так сказать, простые люди.
24 ноября 1971 года человек, зарегистрировавшийся на рейс под именем Дэн Купер, поднялся на борт пассажирского самолета, летевшего из Портленда в Сиэттл. Он сел на последний ряд, подозвал стюардессу, сообщил, что у него с собой бомба, и показал что-то на нее похожее в чемодане. Купер потребовал 200 тысяч долларов, чтобы никто не пострадал (примерно 1,3 миллиона долларов по нынешнему курсу), — и четыре парашюта. Самолет приземлился в Сиэттле, Куперу передали деньги, он отпустил пассажиров, самолет полетел на юг. Где-то над лесами штата Орегон Купер открыл дверь и выпрыгнул за борт. Его так и не нашли; как его звали на самом деле — до сих пор неизвестно. Это единственное дело об авиапиратстве в истории коммерческих полетов, в котором преступника так и не нашли.
История сама по себе тянет на кино — но создатели фильма «Ди Би Купер: как угнать «Боинг» и исчезнуть» подходят к ней тоньше. Сначала — да, все как положено: пилоты, стюардесса, которая всю дорогу общалась с угонщиком, диспетчеры и следователь ФБР вспоминают, как оно все было. А потом… Собственно, это в некотором роде фильм, в котором важны спойлеры. Поэтому скажем так: сначала кажется, что нам расскажут, кем на самом деле был Ди Би Купер. Потом оказывается, что куда важнее другое — почему людям так хотелось им быть.
История Купера изящно соединяется с историей американских 1970-х: само преступление при всей его причудливости оказывается даже менее интересным, чем возникший вокруг него культурный миф. Куперу — человеку, который угнал самолет и получил за это денег, — посвящали песни и книжки; вокруг него возникла целая туристическая индустрия; он стал символом борьбы маленького человека с большими корпорациями и государством, то есть в некотором смысле с тем самым неолиберализмом. И как любой подобный символ, Ди Би Купер в некотором смысле жив до сих пор. Фильм классно показывает, в каком именно смысле, — а еще это образец журналистского расследования в эпоху постправды: если на вопрос в принципе невозможно выяснить правильный ответ, это не значит, что его не надо задавать.
Меня зовут Александр Горбачев, я журналист, редактор и сценарист (раньше — «Афиша» и «Медуза», теперь — Lorem Ipsum, «Холод», ИМИ и другое). Здесь я рассказываю удивительные реальные истории, которые где-то прочитал, посмотрел или услышал, — и пытаюсь понять, что они могут значить. А еще делюсь историями, которые делаю сам. Подписывайтесь, если интересно.
