Роман «Звёздочка ещё не звезда» глава 113
Татьяна Ширяева не могла понять — верить Пердилихе или нет? Она лихорадочно перебирала в голове одну мысль за другой: «Что-то не то она городит, как отца могли найти в перелеске, что ему там делать-то? Ну не грибы же в апреле месяце собирать?»
Она стояла и не могла определиться, как быть дальше. Юра Бойко, видя, как она тяжело принимает решение, предложил:
— Татьяна, поехали, сами всё узнаем — машина-то у ворот стоит.
Они направились к запорожцу. Галина Лысова окликнула старшую дочь:
— Танька, ты куда э́нто собралась?
— Погоди, мам, — отмахнулась Татьяна, следуя к машине, тревожить мать ей не хотелось.
— Вот и всё, куда годить-то?! — проворчала мать и всплеснула руками. — Прошку хоть возьми, а то ты ушла, а он сразу у́росить* начал. Я чё с ним делать-то буду?!
— Мама, мне не до Прошки, — резко ответила Татьяна, не желая продолжать разговор.
— Вот и всё, а зачем рожала тогда, чтобы на меня его свалить? — с укором в голосе задала вопрос Галина, — Говорила же тебе: «Не рожай», но ты разве послушаешь, как же.
— Мама, угомонись, — повысила голос Татьяна, с трудом сдерживая себя, чтобы не разреветься и села в машину. Юра, не мешкая, поехал в сторону перелеска.
— Вот, бесстыдница, а… Перед людьми ведь неудобно: ребёнка бросила и укатила, да хоть бы сказала куда. Разве ж так делается. Тьфу, что за дети пошли, а? Никакого уважения к матери, — посетовала в сердцах Галина и вернулась в избу бабы Лизы. Прошка лежал на полу и бился в истерике.
— Ну надо же нервный какой… И чё вот из него путного вырастет? — задала Галина вопрос сама себе и тут же ответила: — Да ничего — Ванька полуду́рошный и Танька моя не лучше.
Бабушка Лиза, услышав её слова, недоумённо потрясла головой, но промолчала, ей не хотелось ни с кем ругаться, у неё не было сил на это и желания.
Галина подошла к внуку и попыталась его поднять, но тот усиленно сопротивлялся, не прекращая орать:
— Мама-а, а-а… маму хочу-у.
— Вставай давай, тебе говорю — нечё грязь на себя собирать, — прикрикнула Галина на внука, — тут народу столь за день прошло, сейчас пол смоем, тогда и валяться будешь. Вставай тебе говорю, а то крапивой отхожу, — брюзжала она, как собака пустолайка.
Младшая дочь Ира засмеялась, не сдержавшись:
— Мам, где ты крапиву-то сейчас найдёшь, снег-то только-только сошёл?
— Да ну вас, — отмахнулась Галина рукой, — с языка сорвалось, а ты уж заметила, могла бы и промолчать, чё он понима́т-то?
Прошка притих, крапивы он боялся. Вскоре ему надоело лежать без внимания, он встал, подошёл к бабушке Лизе и положил голову ей на колени, почувствовав, что ей, как и ему сейчас не хватает тепла и любви. Она погладила его по голове и ласково спросила:
— Умаялся, наверное, спать хочешь?
— Не хочу-у, — ответил малыш, потирая глаза кулачками.
Бабушка Лиза похлопала его по спине и предложила:
— Пойдём-ка со мной в другу́комнату, на дедушки Митином сундуке полежим, а спать не будем. Пойдём?
Прошка соглашаясь кивнул, старушка встала, взяла его за руку и пошатываясь пошла с ним в спальню. В спальне напротив двери стояли две железных кровати с панцирной сеткой, заправленных гобеленовыми покрывалами, на которых возвышалась груда подушек прикрытой кисеёй. Между кроватями круглый стол с белоснежной кружевной скатертью, связанной крючком. Справа у русской печи друг на друге расположились два деревянных сундука окованных железом. Верхний сундук был прикрыт стяжённой подстилкой, на которой лежали подушки.
Она помогла малышу залезть на сундук. Прошка лёг спиной к печке, баба Лиза рядом с ним. Она прикрыла его байковым одеялом и запела колыбельную, которую когда-то она пела своей единственной дочке Ирочке: «Баю-баюшки-баю, не ложи-и-ись на краю-у, придёт серенький волчок и утащит во лесок. И утащит во лесок, под ракитовый кусток…»
Прошка вскоре уснул, она встала, одёрнула шерстяную юбку, поверх которой был сатиновый цветастый фартук и вышла из комнаты. Галина с Ирой уже домыли посуду. Баба Лиза одобрительно произнесла:
— Спасибо сердечное, чё бы я без вас делала… Холоповы-то рано укатили, а вы вот остались.
— Да пожалуйста, мы ж родня, как иначе-то? — для вида сказала Галина, поглядывая то и дело в окно, надеясь ещё увидеть своего бывшего мужа. На душе её было тягостно: все забыли про её юбилей.
— Проводили Митю-то моего в новое жилище, как будто и не было его здесь ране… Тоскливо мне будет, — призналась вдова, — но придётся привыкать, жить без него.
— Ой, и не говори, бабка Лиза, — вздохнула Галина, вытирая вафельным полотенцем вымытую посуду, — Жалко его конечно, да и тебя тоже. Это мы бабы крепкие, а мужики-то видишь какие пошли — дольше баб не живут.
Баба Лиза подошла к зеркалу, висевшему на стене между окон, и сняла с него простыню. Увидев своё отражение, изменившееся за три дня, она содрогнулась: на неё смотрела старуха в чёрном платке с выбившимися из него седыми прядями. Бледное лицо её было всё в глубоких морщинах, как земля, потрескавшаяся от летнего зноя, щёки впали, в тонких старческих губах как будто не было ни кровинки, в выцветших глазах догорал огонёк жизни.
— Ну надо же, какая я стала, в домовину краше кладут, — посетовала она, поправляя выбившиеся волосы в платок, — Митя бы взглянул сейчас на меня и испугался.
Ира торопливо мыла пол, поглядывая на часы. Галина придирчиво смотрела на неё и сказала:
— Тряпку-то посильней выжимай, а то не дождёшься, когда пол высохнет.
— Мам, что я первый раз, что ли, пол мою? Не ворчи, — попросила Ира, и проронила обеспокоенно, — куда они все укатили-то, не пойму, может случилось что?
— Типун тебе на язык, — с укором произнесла мать, ощущая надвигающуюся беду. — Домой уж ехать надо, кто и зна́т как там Алёнка с хозяйством моим управляется. Так приеду, а там одни головёшки, упаси Бог, — перекрестилась она и сплюнула три раза через левое плечо. — Где вот они столь время ездят? И Танька тоже хороша, бросила Прошку и укатила.
…Прошло несколько часов. На улице стало смеркаться, к дому Уткиных подъехал запорожец. Галина с Ирой и бабушкой Лизой прильнули к окну. Юра Бойко с четой Ширяевых вышли из машины с понуро опущенными головами, по их виду можно было понять, что случилось что-то непоправимое. Они вошли в дом. Татьяна, увидев мать зарыдала. Иван обнял её и сказал:
— Тише, — взглянув на тёщу, замолчал, подбирая слова.
— Да говорите уже, — взмолилась тёща, — сил нет боле ждать.
Юра разулся, подошёл к тёще и проронил:
— Крепись, мать.
— Чего?! — выкрикнула Ира вопрошая.
Юра посмотрел на Ивана и попросил:
— Я не могу, Вань, скажи им сам.
— Так чё случилось-то, случилось-то чё?! — выкрикнула тёща, и предположила, — Избу мою ли чё ль Алёнка спалила?
— Осколок с войны тестя сразил, — ответил Иван и замолчал.
— Какой ещё осколок, — не понимая переспросила тёща со слезами на глазах. Ира словно окаменела и стояла беззвучно.
— Ты сядь, мать, — сказала Иван и, взяв тёщу за плечи, насильно посадил её на диван. — Приехал тесть рано утром, грязь похоже решил обойти и пошёл перелеском. Упал плашмя…
— А чё дальше-то, дальше-то чё? — тараторила Галина, пытаясь понять, что произошло.
— Открытый перелом, осколок в артерию угодил, и он…
— И чё дальше-то, — Галина вцепилась в руку зятя и настойчиво трясла, — говори.
— Испустил дух тесть, с твоей фотокарточкой в кармане.
— Ещё не ба́ще… Да чё ж э́нто за юбилей у меня тако-о-ой, — заголосила Галина. — Думала, приедет Шурка-а, так сойду-у-усь с им, вот те и сошлась…
Все очнулись, вспомнив что не поздравили её с днём рождения.
— С юбилеем, мам, — сказала Ира, подойдя к матери.
— Да чёрт с ним с э́нтим юбилеем… — взвыла Галина, — Как жить-то теперь я буду без Шурки-и?! Дедку Митю Господь к себе прибрал, а теперь и Шурку мово-о… Зря телеграмму-то ему отправили-и, сейчас бы я слёзы-то не лила-а. И квартира-то его теперь государству перейдёт. Просил ведь он меня-а прописаться-а, а я-то его не послушала-а… Мы же по документам-то всё ещё муж и жена были-и… Эх, Шурка, Шурка-а, любимый ты мой, единственный.
Прошка проснулся от криков бабушки, вышел из комнаты, потёр руками глаза, привыкая к свету. Увидев отца, подбежал к нему и протянул руки. Иван взял сына и прижал к себе. Баба Лиза проговорила:
— Беда одна не ходит — правильно люди говорят, — она вздохнула и продолжила: — Значит, приехал всё-таки Шурка-то, уважить хотел моего Митю. Вдвоём-то им там теперь нескучно будет.
Пояснение:
у́росить* — капризничать, плакать
© 30.08.2021 Елена Халдина, фото автора
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны.
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного романа.
Продолжение глава 114 Мне к ним пора, журавли летят
Предыдущая глава 112 Спокойствие, только спокойствие
Прочесть роман "Мать звезды", "Звёздочка", "Звёздочка, ещё не звезда"
Прочесть рассказ Просватанье