Хорошие собутыльники, но слабые союзники – такими оказались французские интервенты для белых. Прибывшие на юг России войска быстро были разложены «Одессой-мамой».
Гора родила мышь: победителей немцев погнали партизаны
5 декабря 1918 г. белые добровольцы генерала А. Н. Гришина-Алмазова взяли Одессу и изгнали петлюровцев. С белыми в город пришли и французы. Корабли интервентов красовались на рейде. Одесса стала главной их базой. Отсюда союзники намеревались вместе с белыми, разбив попутно петлюровцев, идти на Москву.
Но оказалось, эти планы — фантастика. Сначала дела шли «ни шатко ни валко», в городе поддерживался какой-то порядок, а красные были далеко. Но весной напор противника возрос, и уже 2 апреля 1919 г. французы начали поспешную (почти в панике) эвакуацию. Солдаты не желали воевать в России, а правительство — оплачивать эту экспедицию. Силы красных, возглавляемые здесь атаманом Григорьевым, насчитывали всего 10−12 тыс. повстанцев, по своим воинским качествам, дисциплине и выучке далеких от идеала (в их среде было немало авантюристов).
Интервенты, и так уже уставшие от Первой мировой войны, погружения в революционную бездну России не выдержали. Причины их неудач стоит искать не столько в чисто военных и технических обстоятельствах, сколько в том, как пребывание в Одессе меняло настроения и боевой дух иностранцев.
Одесса-Мама, краснеющая по часам
А ведь начиналось все весьма оптимистично. Улицы были наполнены французской речью и небесно-голубыми мундирами, ярко-красными шапками зуавов, а главное — оживленными разговорами, конечно же, о грядущих победах, восстановлении порядка и возврате к нормальной сытой жизни. Французы щедро угощали русских друзей вином, работали рестораны и кабаре.
Городом начали править французы и русские: вице-консул Эмиль Энно, Гришин-Алмазов и В. В. Шульгин. Как вспоминал потом последний, большевиков в Одессе «было сколько угодно» — хватило, чтобы разложить французские части, и так на самом деле не проявлявшие огромного желания воевать в чужой стране. Красные оглушили иностранцев пропагандой: «революция в России есть истинно народное, демократическое движение», а белые — реакционеры вроде тех, что во время Великой французской революции потерпели поражение. Французы охотно верили, и не только потому что, как говорил Шульгин, для них отказ от интервенции означал отправку домой, но еще и потому, что в Одессе немало было «буржуев», поведением своим дискредитировавших антибольшевистское движение.
Вдобавок ко всему французы не смогли вникнуть в политическую ситуацию в России.
В результате поведение многих французов, еще в декабре очень приличное, быстро испортилось, а иногда было безобразным. Войска теряли дисциплину. Тот же Владимир Майбородов, как ни досадно это для франкофила, признавал: «Французские солдаты вели себя на улицах плохо, ходили небрежно одетыми, очень часто пьяные, на главных улицах приставали к прохожим женщинам среди бела дня».
Случалось, пьяные французы нападали на своих союзников — белых добровольцев в городе, а перед эвакуацией «начали настоящую охоту на деникинских офицеров». Множество городских бандитов составило французам в этом деле компанию. Днем Одесса походила на разгульный карнавал (на фоне продовольственных беспорядков) и базар, на котором продавалось все и вся, а ночью — на брошенный город, тишину которого постоянно нарушали выстрелы — то орудовали преступники, с которыми власти не могли справиться, то гремела политическая борьба.
