Сверху они кажутся плывущими. Острова, будто корабли каменными форштевнями рассекают облачную пелену. Возвышаются над тем, что живущим на земле кажется небом. Тепуи существуют отдельно от нижнего мира. Почти без связи с ним. Причём, не столько с эстетической, сколько с биологической точки зрения. Отвесные стены высотой до двух километров изолируют вершины столовых гор от влияния экосистемы подоблачных джунглей даже эффективнее, чем настоящие острова изолируются от большой земли просторами океана.
Восхищаться величием и особостью тепуи можно долго. Столовые горы гвианского плато действительно поражают воображение. Однако, начать стоит с того, откуда они взялись. Ведь, легко заметить, что с точки зрения геологии — это вообще не горы. Не складки земной коры, возникшие при деформации материковых плит. Не вулканы. Тепуи, — а на границе Венесуэлы, Гвианы и Бразилии их насчитываются десятки, — больше похожи на равнину. Но, как бы, фрагментарно представленный второй её этаж.
Собственно, так и есть. Условная плоскость в которой лежат вершины столовых гор соответствует уровню некогда существовавшей равнины. «Некогда» — это очень давно. Второй этаж гвианского плоскогорья помнит ещё грозный вес ледников эпохи криогения. А сформировался он намного раньше. В эпоху когда на суше ещё не было ничего живого, да и в море жизнь имела самые примитивные формы. Безвидна и пуста была Земля протерозойского эона. Пуста, то есть, покрыта пустынями. До появления растительности ветры и вода перерабатывали камень на песок без помех. Так что, песка было очень много. На гранитном основании древнего плато отложился 3 километровый слой осадочного материала.
Но однажды песок кончился. Для того, чтобы слой отложений рос благодаря процессам эрозии, требуются возвышающиеся над равниной горы. После же того, как горные цепи оказались перетёртыми в пыль, та же самая эрозия начала разрушать плато. Теперь, — а процесс начался около 600 миллионов лет назад — материал с плато уносился ветрами и водой быстрее, чем прибывал. И вот тут эрозию ожидал сюрприз. На большей часть площади масса слежавшегося песка легко взрезалась и смывалась реками, но кое-где песок оказался соединён природным цементом из каолинита и абиогенных карбонатов — кальцита и доломита. Под собственным весом отложения претерпели метаморфоз и из молотого камня снова получился цельный — чрезвычайно твёрдый кварцит. Основания и периметры тепуи состоят материала, относящегося к числу наиболее прочных в природе.
Именно несокрушимый кварцит позволяет существовать километровым вертикальным стенам столовых гор. Но ближе к вершине и во внутреннем объёме обычно преобладает песчаник. Его механические и физические свойства могут колебаться в широких пределах, в зависимости от использованного природой цемента. Так, глинистый песчаник водорастворим. И это обстоятельство делает тепуи ещё более интересным местом.
Изнутри тепуи изрыты системами пещер. Слабоизученными, но грандиозными. С озёрами, реками, колоссальными залами, рухнувшие своды которых образуют на плоских вершинах множество провалов шириной и глубиной до 300 метров. «Столовая» же поверхность горы, издали кажущаяся плоской, на самом деле до такой степени изрезана трещинами, изъедена водой и ветрами, что местами представляет собой каменный лес. Состоящий из многометровой высоты столбов, и, как следствие, практически непроходимый даже при использовании альпинистского снаряжения.
Впрочем, тепуи велики — площадь вершины может достигать 700 квадратных километров. На верхнем плато находится место и для участков сравнительно ровных, и для озёр, и для рек, обрушивающихся со стен безумными водопадами. Именно здесь проливается Анхель, высотой 979 метров. Существуют и более высокие оценки, но точную цифру назвать в любом случае нельзя. Ведь Анхель не достигает земли, испаряясь ещё в воздухе.
Обрывы превращают тепуи в затерянные миры и, разумеется, интересно, кто именно на них потерялся. Конан Дойл, например, считал, что динозавры. Но тут писателя подвела логика. Для того, чтобы сохраниться в изоляции на плато столовой горы ящерам сначала пришлось бы как-то туда залезть.
В реальности, растительный и животный миры тепуи своеобразны, но бедны. Ибо отмершая органика частично смывается со столовых вершин. А важнейшей для синтеза биомассы элемент — фосфор — взамен потерянного может туда вернуться разве что с птичьим помётом. Но редкая же птица долетит и до половины высоты тепуи! Орлы в сельве не водятся, так что, собственно, только местная — «верхняя» — птица и долетит. Некоторые виды пернатых переселились на второй этаж гвианского плато и перелетают с горы на гору, странствуя на километр или два выше маршрутов «нижних» птиц.
Найденные на тепуи виды часто эндемичны. То есть, встречаются не просто только на тепуи, а лишь на одной из гор, и даже только в некой её части. Например, в пещере. Кроме птиц, насекомых и растений, необычно часто хищных, — ибо иным способом, нежели охотой, фосфор в таких условиях не добыть, — на вершинах столовых гор много лягушек. Ибо лягушки тоже летают. В виде икры, налипшей на лапки птиц. Не летающих же животных здесь предсказуемо мало. Но на некоторых, относительно «доступных» тепуи могут быть встречены эндемичные грызуны и даже обычные «нижние» животные, из непонятных соображений пожелавшие штурмовать отвесную стену.
...И наконец то, что особенно интересно и важно. Вопреки ожиданиям, казалось бы, логичным, в изоляции тепуи совсем не оказалось видов реликтовых. То есть, в прошлом живших, но вымерших в окружающей тепуи сельве. Ведь с точки зрения эволюции «верхние» плато — не глубокие тылы, где неприспособленный может отсидеться и выжить, а передовая. Адаптироваться к условиям каменных лесов тепуи не легко. И вполне вероятно, даже в меловую эпоху на вершинах встречались лишь мхи, лишайники и мелкие насекомые. Кое как освоена эта территория растениями была лишь в палеогене, а животными — в неогене. Да и после этого закрепиться наглухо, приспособившись так, чтобы получить преимущество над новыми волнами пришельцев снизу, там никому не удавалось.
