Я выскакиваю из такси и на углу вижу высокую женщину. Я знаю, это Марина, несмотря на то что она стоит ко мне почти спиной и выглядит совсем иначе.
Гению-ваятелю понадобился час, чтобы воплотить свое видение при содействии короткой черной юбки от Yves St Laurent, бежевой, с вырезом до пупка блузы от Chanel, ненавязчивых туфель на высоком массивном каблуке от Fendi, трех ниток жемчуга, сумки от Hermes и жемчужной броши. Слегка накрашенное, или, вернее, подведенное, ее лицо – одно из многих, на которые оно способно. Его черты – искусные воины на поле равных, где ни один не желает командовать другими. Как истинное произведение искусства, это лицо намекает, нашептывает, отступает, тем самым развязывая руки у жадного до разнообразия воображения. На женщине с таким лицом можно быть женатым, не чувствуя, что женат на одной женщине. Незаметным движением она распускает волосы, и локоны, как внимательные пальцы, ложатся на изгиб шеи. Я, видимо, ничегошеньки не соображая, веду ее в метро.
Мы выходим где-то неподалеку от Лувра, Елисейских Полей и всего такого. От едва зародившейся самоуверенности прошлых часов, которая слабо курилась из моих жерл в винных подвалах «Да Винчи» под сопровождение их кисловатого, на мой вкус, винца, не осталось и следа. Чтобы окончательно меня прихлопнуть, Марина, конечно же, садистски улыбаясь, говорит, что не может долго со мной бродить, потому что завтра она улетает обратно во Владивосток, а ей еще надо повидаться с какими-то друзьями.
На перекрестке я спрашиваю у двух прохожих, как пройти на Елисейские Поля. Они американцы и говорят, что нам еще идти и идти. Оба бесстыдно пялятся на Марину. Я благодарю их и замедляю шаг, чтобы дать им возможность первыми перейти дорогу.
Не прошло и минуты, как мы опять сталкиваемся с ними нос к носу. Они стоят напротив «Максима», притворяясь, будто у них в жизни есть иная цель кроме как таращиться на мою девушку. Причем оба болвана под два метра ростом. Бесстыдники спрашивают, откуда, мол, такие девушки берутся. Айова, не выдерживаю я и слегка сожалею о своем сарказме, опасаясь патриотизма своих соотечественников и связанных с ним физически болезненных для меня последствий. По счастью, американцы начинают горласто хохотать и мотать головами, как насытившиеся питоны. Нет, говорят, такие женщины в Айове не живут, там живут только толстые и непривлекательные тетки, у которых совсем другой образ жизни и внешность, и что ничто не отвернет тех от их гамбургеров и кока-колы. Тошнотворные суперчеловеки улыбались, топтались с ноги на ногу и несли какую-то банальную чушь. В вежливости им не откажешь, и все же я рад, что этот разговор происходит здесь, а не где-то в ста километрах от Де-Мойна, где их галантность быстренько уступила бы место здравому смыслу, и они б набили мне морду и трахнули б мою телку.
Марина говорит, что она под впечатлением от моего английского. Она тоже разговаривает, но на слух мало что понимает, особенно американцев с их акцентом и непонятными оборотами. Да, я набрал пару очков, но это всего лишь слабая искра в пучке вохкого мха. Именно сейчас необходимо подключить Систему правды, чтобы раздуть ее во вселенский пожар, но для этого необходима мысль, которую нужно выразить вслух. Само присутствие этой женщины обескровливает мой мозг и обезвоживает горло. Пауза затягивается.
– Ты такая высокая, – выпаливаю я, вдруг перейдя на ты, – что я чувствую себя как какой-нибудь там всемирно известный режиссер, приехавший в Париж со своей девушкой-супермоделью в поисках идей для своего будущего фильма.
Марина говорит, что я и вправду похож на какую-то знаменитость, и спрашивает, так ли это. Я отвечаю, что, возможно, скоро, в каком-то смысле и в узких кругах, стану знаменитым. Выслушав это, она, как мне кажется, смотрит на меня иначе и признается, что она не супермодель, но у нее совсем недавно появился реальный шанс ею стать, если только ее жених позволит ей опять полететь в Париж в ноябре.
Ж-ж-жених?
«Is this some kind of a joke?» – слышу я голос Кэрри Отис из «Дикой орхидеи».
Мы молча садимся за столик, наверное, – ресторана. Я прошу официанта принести нам красного вина, даже не спросив у Марины, чего хочет она. У нее есть жених, она супермодель, она сидит напротив меня за столиком уличного ресторана… Ситуация беспроигрышная. Плевать на условности. Мне абсолютно нечего терять. Я сижу по самые ноздри в ароматной ванне, до краев наполненной свободой от необходимости произвести приятное впечатление. В моей ежедневной войне бабника-провокатора я часто обезьянничаю в кромешной тьме, с завязанными глазами и с чемоданом, полным взрывчатки, часто подрывая самого себя, еще не приблизившись к своей цели. Эта душистая свобода окрыляет меня хищнической прозорливостью и озорством. Мне б ее, прыгучую, только б схватить за кадык да на цепь, и пущай она, послушная, по первому же зову набрасывается на мою очередную любимую, как мушка на шкварку.
