— А я птичка-а-а ма-а-а-ленькая-я-я, люблю-у-у червячко-о-ов. Че-е-ервячки-и-и, ползи-и-ите-е-е ко мне-е-е, я вас буду-у-у есть! А-е-е-е! — Машка орала эту только что сочиненную песню под аккомпанемент душа вот уже полчаса.
— Машка! — крикнула Светка. - Завязывай с оперой своей! И душ освобождай уже!
Машкина раскрасневшаяся, довольная физиономия высунулась из двери. Волосы мокрыми сосульками прилипли к щеке, с них струйками бежала вода.
— Не нравится песня? А я ведь для вас старалась!
— Мы оценили. Можешь не стараться больше, — Натка сидела на больничной кровати, пытаясь сосредоточиться на чтении какой-то книжки в тонкой обложке. — Так себе сюжетец у твоей оперы, честно скажу.
— Да прямо скажем, дерьмовенький сюжет! — Лика сидела на подоконнике в синей больничной пижаме, увлеченно поедая зеленый горошек прямо из банки. — Так что сворачивай филармонию и вылазь, птичка. Мы тоже мыться хотим!
— Вы быдлотелки! — выдала Машка, тараща глаза. — Вы не в состоянии ценить, прекрасное! Вы настолько примитивны в своем развитии, что даже…
— Машка! — рявкнула Светка.— Минуту тебе даю на сборы, а потом за шкирку вышвырну!
— Все, Светочка, поняла. — Машка скрылась за дверью.
Шум воды смолк, но раздался Машкин голос:
— И все равно вы черствые и бездушные!
Машка вышла из душа, победно осмотрела палату, еще раздумывая, чем бы заняться и увидела Лику. За Ликой последние две недели ухаживал красавец Антон. Лика, букеты принимала, но никак не реагировала на страстные ухаживания. Девочки наблюдали, но пока не вмешивались.
— Я вот не пойму, тебя никак, — Машка пристала к Лике как банный лист, — посмотри мужик какой, красивый, умный, ну , блин усатый, наконец, чего надо то?
— Отстань, Муха, — Лика нахмурилась.
— Ну, правда, Ликусь, — Натка поцеловала Лику в щеку, — ну посмотри, как он на тебя смотрит, глаз не отводит!
— Нет, я сказала, — Лика начала сердится.
— Да, почему нет то? Цветами засыпал, подарками! И это в Чечне! Где нормального мыла и того не купить сейчас, а ты нос воротишь! Весь госпиталь на уши поставил, даже ночью к тебе прорывается.
— Отвалите, девки. Нет, значит, нет! — сказала как отрезала, не зря она Лика-хирург.
— Девки, отступитесь от нее, — Светка сидела и увлеченно собирала бусики, особенно не вмешиваясь…
— Ну, мы бы и рады, отвалить, — Машка выразительно посмотрела на Натку, — правда? Если бы понимали, чего упираешься-то? Ладно бы, делать чего заставляли плохое, а то, — Машка вздохнула, — любовь… как ни крути, Лика, а хорошо.
— Хорошо. Слов нет, — Лика сердито посмотрела на девок. — Хорошо. Хорошее некуда. Посмотрела я на вас. Не хочу. Нет. Даже пробовать не буду. Все.
— Девки, отстаньте от нее! — и Светка сурово посмотрела на Машку.
— Да, кстати, — Машка округлила глаза, — а с кем это ты болтаешь последнее время по телефону?
— Ни с кем.
— А, — Машка сделала невинное выражение, — так зовут этого мужчину, да, Нискем? Хорошее такое имя. А кто он?
— Шостя! — Светка угрожающе прошипела. — Шостя, у тебя своих дел нет?
— Нет, ну мне интересно, с кем можно говорить по спутнику в течение часа?
— Маш, ну ты сама то, подумай, — сказала Натка примирительно, — по спутнику мы только с центром можем говорить. Все. С кем еще? И то только по делу.
— Конечно, — Машка фыркнула, понятно дело, только по делу. Только это дело, так в улыбку физиономию Светкину растягивает и глаза блестят, ну, так, по-деловому, что у меня подозрение, что нам задание дали, ну не меньше, как Бен Ладана поймать.
— Машка, — Светка угрожающе сдвинула брови, — ты чего до нас докопалась сегодня? До климакса, вроде далеко еще, а сидишь, как старая бабка, нудишь, нудишь! Тебе на скамеечке с кульком семечек сидеть и кости мыть надо девкам молодым. Самое то, по настроению.
— Сама старая бабка!
— Девоньки, — Лика встала между Машкой и Светой, — ну не надо ссориться, и тем более было из-за чего. Ну правда, понимаю, вы волнуетесь, но я боюсь.
— Чего? — Машка сразу забыла, что только что хотела побить Светку, за «старую бабку и климакс», — чего ты можешь, бояться? Лика?
— Любви, — выдохнула Лика.
— Зайка, моя, — Натка погладила Лику по руке.
— Дурища, — Машка опять округлила глаза, — чего ее боятся-то?
— Знаете, девки, нравится он мне, правда, нравится, но нет. После того как я Натку на руках трое суток держала, после смерти Кости, я решила, что нет. В моей жизни, любви не будет. Боюсь я. И работа наша, не располагает к любови-то. Смерть слишком близко ходит.
— Ликуся, — Натка вздохнула, — конечно, это страшно. Но ведь как ты можешь решать влюбляться или нет? Оно же само происходит.
— Я могу решать. Просто не пущу ее и все.
— Эх, — Светка печально вздохнула, — как ее можно не пустить-то, любовь и смерть, они не спрашивают, сами приходят, — подперла рукой голову по-бабьи, по-деревенски и печально еще вздохнула.
— Это Светка? — Машка подпрыгнула на месте. — Посмотри это наша Кувалда? Сидит, рассуждает о любви и печально вздыхает? Подозрительно это. Тебе, Натка не кажется?
— Кажется. Похоже, Светка наша влюбилась.
— Когда, кажется, креститься надо! — Светка сердито дернула головой и занялась своей любимой Грозой. — Вот заразы, пристали.
Машка довольно улыбалась, почувствовала, что и любимый командир, Кувалда, оказывается, живая женщина:
— Да, ладно, девки, мы ж вас любим, да мы за вас! — Машка махнула рукой, — чего говорить-то, сами знаете! Всех порвем. Но девки, что вы на нас равняетесь, — Машка печально вздохнула, — ну, у нас так было. Так ведь я не жалею. Понимаете? Я так любила, так! И, — она подняла голову и затрясла головой, чтобы предательские слезинки не выбежали из глаз, — и Андрей меня.
— Правильно Муха говорит, — Натка стала серьезной, — не отказывайтесь от любви девочки. Почему у вас, должно быть, так же, как у нас? Все хорошо будет, правда! — Натка обняла Свету. — Вот выдадим Светку замуж, и не дергайся, что ж мы дуры, какие, не поняли еще, что влюбилась ты? Давно поняли, партизанка ты наша. Кому еще можно письма каждый день строчить и охапками отправлять с вертушкой? Как я рада за тебя, Светоч-ка наша! А потом Лику выдадим, правда, Машка?
— Свет, — Машка присела на корточки перед Светой и просительно заглянула в глаза, — Свет, ну скажи, кто он? А то лопну просто!
— Ох, Шостя, ты Шостя, — Светка улыбнулась счастливо, уже не прячась. — Девки, ах! Какой он, хороший. Мы уже заявление подали!
— Вот сучка! — Машка от такой новости свалилась на пол. — И молчала! Говори сейчас же! — стала трясти Светку за ногу. — Нет, ты понимаешь, Натка, заявление подали, а мы! Мы! Самые близкие, узнаем только сейчас!
— Боялась, я девки.
— Да, что это такое, — разбушевалась Машка, — что это за бабье царство? Одна боится, теперь вторая боится!
— Машк, если будешь так кричать, мы так и не узнаем, кто он, — Натка, улыбаясь, смотрела на бушующую Машку, — Свет, ну, говори!
— Это Саша, аналитик наш.
— Вот, я так и знала! — закричала Машка. — Я тебе говорила! Говорила, что это Сашка! А ты, — Машка показала Натке язык, — ты, говорила, что Олег! Проспорила! — Машка опять показала длинный розовый язык.
— Ах, вы! Заразы! — Светка задохнулась от возмущения. — Они еще и спорили!
— Да, ладно, Свет, — Лика поцеловала Светку в макушку, — мы просто очень за тебя радовались и никак не могли понять кто?
— И ты? — Светка возмущенно посмотрела на Лику, потом не выдержала и счастливо улыбнулась. — Сашка! Так люблю его! Вот замуж выйду и детей нарожаю много! И девочек — троих, как минимум и назову Натка, Лика и Муха! Девки, как я вас люблю, заразы вы мои!
— Муха Александровна, звучит, — протянула Машка обиженным тоном.
— Ну, рассказывай, — Натка присела рядом со Светой, — а когда, когда вы, ну, началось-то когда у вас?
— А давно, — Светка махнула рукой и улыбнулась, уже не скрывая радости, — давно, еще когда в Грецию операцию готовили, помните? Он тогда много с нами в Центре работал.
— Вот ведь, зараза! — Машка пихнула Свету, все еще не могла простить, что скрыли от нее. — В Греции, когда это было то, сто лет назад и только сейчас!
— Молчи, Машка не мешай! — Лика прикрикнула на Машку, та, конечно, тут же надулась, но на это никто не обратил внимания, — Свет, ну, рассказывай! Све-е-е-ет, — Лика протянула просящее.
— Ну, что рассказывать. Понравился он мне, такой серьезный, обстоятельный и добрый. Глаза очень добрые.
— Ну, — Машка протянула, подгоняя Свету.
— Ну и все, сложилось как-то само, не знаю как. Правда, девки. Я молчала, чтобы вас не расстраивать, правда. Боялась за вас. Как вспомню Афган, так и передумаю вам рассказывать. Люблю же вас, дурищи.
— Так, — Машка засопела, — ты нам зубы-то любовью своей не заговаривай, давай рассказывай про любовь!
— А я про что?
— Ты про любовь, только не про ту любовь, а надо про другую, тьфу! — Машка насупилась. — Запутала меня совсем! Говори про Сашу.
— Ой, Машуня, — Светка улыбнулась по-доброму и взъерошила Машке волосы, — люблю, и все. Счастлива я очень, простите меня, девки, но так счастлива! У меня уже целая пачка писем его, мы друг дружке каждый день пишем. Вот приедем домой и поженимся.
— Нас-то, хоть пригласишь? — Машка сидела все еще насупленная.
— Куда же я без вас, девулечки мои?
***
Они пролежали в госпитали почти месяц, и сейчас спешно готовились уезжать. Полковник, неделю назад навестивший их, порадовал путевками в санаторий в Минеральных Водах.
— Крепко вам досталось, девочки, — покачал головой он, сидя на облупленном больничном табурете. — Вот и решили вам дать возможность, так сказать, зализать раны.
Полковник не лукавил. Досталось девчонкам действительно, крепко.
У Светки — контузия, сквозное ранение в плечо, осколочное в руку. Чудом не раздробило сустав.
У Машки — два осколочных в спину, контузия.
У Лики — три пулевых в грудь.
У Натки — три осколочных в бок, контузия.
Сейчас девчонки уже почти поправились. Натка, наконец, перестала мучиться головными болями. Свежие шрамы красными рубцами выделялись на их телах.
— Эх, девки! — протянула Машка, выкручивая голову перед зеркалом, пытаясь разглядеть шрамы на спине. — Скоро совсем живых мест не останется. Будем, как лоскутные одеялки.
— Так, где пупсы наши? — спросила Светка.
Пупсы появились у них давно. Это были грубоватые куколки, не больше спичечного коробка ростом, которых Светка смастерила почти сразу после Афганистана из тряпочек и набила их ватой. Ручкой нарисовала очень похожие лица.
У пупсов было одно предназначение: на их тканевых телах Светка отмечала, кого, куда ранили, сразу после выписки из госпиталя.
— Пупсы у меня! — крикнула Машка, роясь в сумке. — Где-то тут! Вот!
Она вытащила жестяную коробочку из-под чая и принесла Светке.
— Та-а-ак! — деловито протянула та, вытаскивая куколку с красным пучком толстых ниток на голове. — Это у нас Мария.
Светка взялась за фломастер.
— Светка, страшненькие они все-таки, — вздохнула Натка. — На кукол Вуду похожи. И так жалко их, когда ты им раны рисуешь. А ты на ведьму похожа!
— А я и есть ведьма! Вот сейчас мы на пупсах нарисуем и у нас сразу все заживет!
— Ну, тогда ладно. Рисуй! — вздохнула Натка.
— Девки, а все-таки мы молодцы! — сказала Лика, спрыгивая с подоконника. — Такого мужика спасли!
Натка улыбнулась, вспомнив генерала.
— Да, мужик уникальный, — сказала она. — Настоящий.
— Ой, а помните, как она нам корзину цветов передал и целую посылку конфет?
— Господи, да это же недели две назад было, конечно, помним! Только вот конфеты вы с госпожой Красной дня за три умяли, вот и позабылось, видимо.
— Вот-вот! Я даже понюхать тех конфеток не успела, — подтвердила Светка, укладывая пупсов в коробку. — Только кучу фантиков видела.
— Вранье! — Машка вытаращила глаза. — Наглое подлое, вранье! Мы вас угощали! Сами не захотели!
— Ага, когда в три часа ночи будят и спрашивают, хочу ли я конфет, то вполне естественно, что я откажусь. На что, вообще-то, вы и надеялись.
— Вот все ведь извратят, заразы! — Машка изобразила оскорбленную добродетель. — Моя душа не могла в тот момент позволить вопиющую несправедливость и я искренне хотела поделиться со своими лучшими подругами, со своими сестрами!
— А они вот взяли и нам в душу плюнули! — Лика надула губы.
— Именно! — Машка покачала указательным пальцем. — Именно в душу, именно плюнули! Из-за жалкой горсточки конфет они готовы…
— Из-за жалкого ящика конфет ты хотела сказать? — мурлыкнула Натка, не поднимая глаз от книжки.
— Да какая разница, Натали, сердце мое? Какая разница! Мы говорим о принципе! Неважно, ящик или две конфетки! Мы говорим о том, что наши благородные порывы были извращены и мы предстали перед миром какими-то обжорами, лишенными совести! Лика, я считаю, что в качестве наказания для этих теток, мы в следующий, раз просто обязаны, сожрать ящик конфет, не поделившись!
— Не лопни, смотри! — фыркнула Светка.
А через неделю они уже заселялись в уютный одноэтажный корпус санатория. Их палаты окнами выходили на парк, была просторными и очень им понравилась.
— Девки, мне здесь нравится! — торжественно провозгласила Светка. — Определенно, нравится!
Она бросила сумку на кровать у окна.
— Ну, будем считать, что наш отпуск продолжается! — Машка запрыгала на кровати, скинув туфли. Ее красные волосы взлетали и опадали при каждом прыжке.
— Машка, ну не маленькая же! — укоризненно покачала головой Натка. — Лошадь такая, кровать сломаешь!
— А еще капитан! — презрительно скривила губы Лика.
— И ведь наград правительственных немало! — добавила Светка
— Да и по годам давно не девочка! — поддакнула Натка
— А мне по фигу! — радостно кричала Машка, продолжая прыгать. — Можете хоть до утра ворчать! Жизнь прекрасна!
***
Через неделю пришла почта. Для Светы была передана большая коробка. Она, уже не скрываясь, счастливая волокла эту громадную коробку в комнату. И волнуясь, трясущимися руками рвала скотч. Машка зависла рядом в выжидательной позе, аккуратно заглядывая через плечо Светы.
— Машка, хватит мне в ухо сопеть! — Светка дернула плечом. — покажу, как открою, не волнуйся, куда ж я без вас?
— Ой, да так интересно, сколько тебе писем пришло? Правда каждый день пишет?
— Да правда, правда!
Наконец, коробка поддалась и открылась. Сверху лежал сверток, опять плотно запечатанный и весь затянутый скотчем, красным маркером написано «Светлячку». Светка улыбнулась, счастливо вздохнула и немножко истерично крикнула:
— Да, что же это, зачем скотча-то столько?
— Держи, родная, — Лика подала свой большой нож, — а то вон как трясет всю. Первый раз нашего командира в таком виде вижу.
Светка аккуратно, стараясь не повредить, то, что подозрительно хрустело внутри этого свертка, стала орудовать ножом.
— Ой, — Светка трясущимися руками освободила из упаковочной бумаги букет в хрустящем целлофане, — цветы!
— Да, вот это романтика, я понимаю, — чуть завистливо сказала Машка, — цветы с военной почтой! С другого конца страны! Это любовь, Светка.
— Давай, я поставлю в воду, — Натка взяла у Светы букет, — а то пока будешь посудину искать, лопнешь от нетерпения.
— Ой, девки, — Светка достала еще сверток, — смотрите и вам подарки прислал, какой заботливый!
Для каждой был маленький сверток с именем, написанным красным маркером. Девочки, почему-то волнуясь стали открывать свои подарки. Машке, страстной сладкоежке, был приготовлен кулек разных конфет, для Лики две палки сырокопченой колбасы, а Натке — маленький плюшевый котенок.
— Говори, — Машка прищурилась, — Светка, говори, откуда он все знает? Что Лике колбасу, а мне конфеты, а этой малахольной — кота плюшевого?
— Я ж про вас постоянно рассказываю, девули мои.
— Сдала нас с потрохами! — Машка подозрительно глядела на Светку. — Что, поди, еще рассказала, как я на первом курсе конфеты своровала из кладовой, объелась и с больным животом потом в лазарете валялась? Да? Все наши тайны рассказала?
— Ну, не все, — Светка широко улыбнулась, держа в руках большую пачку писем. — Все, девки, отстаньте, дайте письма прочитать!
— Типа, валите отсюда?
— Типа да, валите.
— Вот, одного понять не могу, девки, о чем, — Машка вопросительно уставилась на Свету большими круглыми глазами, — ну, о чем можно писать каждый день в письмах, если еще каждый день говоришь по телефону, не меньше часа? Ну, где, скажи на милость, столько новостей взять? Еще и писать! Ну поговорить ладно, но писать! — протянула Машка.
— Муха, ты кончай жужжать, дай прочитать мне письма! — Светка сердито посмотрела на Машку.
— Ну, о чем? — Машка потрясла рукой перед носом у Светы.
— Все, Свет, уходим, — Лика потянула Машку за руку, — что ты, не понимаешь, ей просто жуть как любопытно, вот она и трындит, Трындафилова.
Лика вытащила упирающуюся Машку из комнаты, Натка притворила тихонько дверь. Машка, сопя и ругаясь, стала жевать конфеты.
— Хорошо, как, — вздохнула Натка, — Светка такая счастливая. Любви такой, как у них, наверное, и не бывает в нормальном-то мире.
— Почему? — Машка перестала жевать и уставилась на Натку.
— Да, потому что здесь мы по краю ходим, и все по-честному, — Натка грустно вздохнула, — да, я вот не могу нормально объяснить, мы же просто понимаем, что завтра может и не быть.
— Правильно, Мурашки, — Машка пригорюнилась тоже, — мы же все по-честному: любим так любим, безо всяких там уловок. Просто и честно.
— Да, — Лика, отвлеклась от таскания конфет у Машки из кулька, — на войне и дружбу ценить по-другому начинаешь. И обидеть человека не можешь, потому что завтра, можешь просто не успеть прощения попросить.
Продолжение ЗДЕСЬ
Анонсы Telegram // Анонсы в Вайбере подпишитесь и не пропустите новые истории
Спасибо за прочтение. Лайк, подписка и комментарий❣️❣️❣️
Книга написана в соавторстве с Дмитрием Пейпоненом. Каноничный текст на сайте Проза.ру
НАВИГАЦИЯ по роману "Взрослая в пятнадцать" ЗДЕСЬ (ссылки на все опубликованные главы)