Светка лежала в госпитале уже неделю.
Девчонки почти не спали, не ели. Сидели в соседней палате и ждали, когда она придет в сознание.
Врачи не пускали их к Светке, ничего толком не объясняли, повторяя, что раны тяжелые, что сердце на задето, что в сознание командир так и не приходит.
Девочки почернели и почти не разговаривали друг с другом.
Молча сидели и ждали.
Ждали, когда Светка придет в себя.
Натка вспоминала, как Светка рисовала.
Как постоянно что-то мастерила.
Вспомнила, как в Болгарии она накупила десяток дешевых заколок для волос, клей, какие-то бусинки, ракушки и наделал всем шикарные заколки.
Натка вдруг вспомнила, что одна из этих заколок лежит сейчас у нее в сумке.
Сломанная.
Светка все обещала починить, но…
Натка помотала головой, стиснув зубы, запретила себе думать о Светке в прошедшем времени.
«Вот поправится Светка и починит», — думала она, но память, с садистской услужливостью подсовывала разные картинки.
Они со Светкой на пляже в Болгарии. Светка мягко улыбаясь, как мама, выбирает из Наткиных волос какие-то травинки и тихим, журчащим, как ручеек, голосом, рассказывает, как она выйдет замуж, как будет матерью-героиней.
«Нет!» — думала Натка, вытирая слезы. — «Все будет! Вот проснется Светка и все хорошо будет!»
Дверь в палату открылась.
Вошла медсестра.
Девчонки, как по команде, подняли на нее головы.
— Что? — повис в воздухе немой вопрос.
— Девочки, — почему-то шепотом сказала медсестра. — Света очнулась…
Они, словно сметенные ураганом, едва не сбив сестру с ног, побежали в палату.
Светка лежала, бледная, похудевшая, маленькая и хрупкая.
Она сразу увидела девчонок.
Ее синие глаза тепло посмотрели на них, губы тронула едва заметная улыбка.
— Девчонки, — шепнула она. — А мне уже не больно совсем.
Они стояли и не знали, что делать, глядели на Светку и не сдерживая слез улыбаясь.
Натка хотела поцеловать эти белые, улыбающиеся губы и посмотрела в Светкины глаза.
Кровь застучала в висках.
В глазах потемнело.
Натка бессильно опустилась на колени, прижавшись лбом к Светкиной холодной руке, зарыдав в голос.
Она видела, как погасла жизнь в глазах Светки.
Она видела, как их сестра умерла.
***
Хоронить Светку решили в Волгограде. В городе, где она провела свое такое нелегкое детство.
Девчонки стояли, молча глядя на открытый гроб, на красивую Светку в форме с наградами.
Натка подумала, что они так никогда и не надевали парадную форму со всеми медалями, наградами, которые получили они за свою работу. Случая не представилось.
Прощались они вчетвером, на похороны смог прилететь только полковник.
Легкий ветерок качал листву над могилой, ярко светило солнце, птицы весело щебетали, порхая над их головами. Несмотря на сентябрь, здесь еще было настоящее лето.
Наташа не могла поверить до конца, что Светка больше не с ними. Она пристально смотрела на закрытые глаза Светки, ожидая чуда. Моргала и снова смотрела, ожидая, что вот-вот вздрогнут ресницы и все это окажется просто ночным кошмаром.
Но чуда не происходило.
Светка лежала, безучастная к яркому солнцу, теплому ветру, птичьему тарараму и вообще ко всему, что происходит в мире.
И к ним, ее сестрам и страшному горю девчонок, она тоже была безучастной.
Натка вспомнила, как, проснувшись рано утром в госпитале, она застала Машку, которая на Светкином пупсе рисовала фломастером красные точки на груди.
— Ты что? — шепотом спросила она.
— Помнишь? Светка говорила, что нарисую сейчас на пупсе ваши ранения и все заживет! — Машка посмотрела на Натку с такой надеждой, что сердце сжалось до боли и захотелось выть от беспомощности.
Сейчас бесполезный пупс лежал вместе со Светкой. Не справился.
И ее верная «Гроза».
Натка посмотрела на полковника, на осунувшееся лицо с провалившимися глазами, на плотно сжатые губы.
Посмотрела на девчонок.
Потом подняла глаза к небу.
Все было на месте — прозрачный голубой воздух, солнце, птицы и кисейные облачка. Где-то там, совсем рядом, в домах жили люди, совершенно не понимая, насколько мир стал холодней, потеряв Светку.
И еще Натка подумала, что это несправедливо.
Несправедливо!
Она думала о том, что наступит завтра и снова встанет солнце, и снова все в мире будет так, как было раньше. Только без Светки.
Несправедливость, невозможность что-то изменить, бессилие перед тем, что случилось, жгло и душило.
Лишало воли и сил.
И вдруг перед Наткой возникла картинка: в далеком уральском городе сидящий на коленках Медвежатник маленькой жужжащей машинкой гравирует на холодном мраморе Черной Двери имя Шторм Светлана.
Гроб закрыли.
Удары молотков гулко отдавались в груди, заставляя морщиться от боли.
Светку опустили в могилу и первые горсти земли со страшным и безнадежным стуком забарабанили по крышке.
***
Они положили красные гвоздики к белой мраморной плите, на которой Светка улыбалась, прищурив глаза и медленно побрели к машине.
— А Саша? — Машка шмыгнула носом. — Саша, почему не приехал?
Полковник тяжело вздохнул.
— Не сможет он больше приехать. Никогда не сможет. Не хотел говорить вам, да все равно бы пришлось. Не смог он пережить такое. Его вчера вечером нашли, — полковник замолчал.
Медленно, очень медленно вытащил дрожащими пальцами сигарету, долго прикуривал ее.
— Застрелился он, девочки. Зашли, а он сидит в кресле, на коленях, письма… Светины письма. Читал, видимо… а на окне, — полковник потер глаза, рот его скривился, но он судорожно затянулся, справился и посмотрел на девочек, — на окне Светиной помадой написано «Светлячок, я иду к тебе».
Натка зажмурилась.
Она на секунду до боли возненавидела этот несправедливый мир, это солнце и небо и всех, кто остался жить.
Сил оставалось в ней только на то, чтобы дышать.
Хотя легче было прекратить это бесполезное действие.
Она открыла глаза.
Вздохнула.
— Зато они сейчас вместе, — сказала тихо, совершенно не замечая, как по щекам потекли слезы.
После кладбища они уехали в аэропорт. А через час уже летели в Москву.
— Девочки, — тихо начал полковник. — Если рапорты написали, я пойму.
— Написали, — бесцветным голосом ответила Натка, не отрываясь от окна. — Два раза написали. Порвали потом. Так что послужим еще. В Москву-то зачем летим?
— В общем, — полковник кашлянул, — к начальству летим. Последний ваш… кхм, клиент жалобу генералу написал. И работа для вас есть.
— Ну, работа, значит, работа.
Они стояли в огромном, отделанным деревом, кабинете генерала. Девчонки в форме, при наградах, молча слушали, как коротко докладывал полковник о последней командировке.
Генерал подтянутый, в синем гражданском костюме, молча махнул рукой.
— Не надо дальше, — прервал он Раскатова. — Понял я все. Ладно, давайте присядем.
Девчонки сели на стулья с высокими спинками, равнодушно глядя на генерала.
— Может, чай? — спросил хозяин кабинета, быстро глянув на часы.
— Ждем кого-то? — спросила Натка, заметив этот взгляд.
— Ждем, — ответил генерал.
И тут же двери в кабинет распахнулись, вошел толстяк, уверенный, властный, важный и значимый. Он остановился у стола, демонстративно обвел девчонок взглядом своих маленьких сальных глазок.
— Вот что, господин генерал! — решительно начал он. — Я требую, чтобы в отношении ваших сотрудниц провели служебное расследование на предмет их полного несоответствия занимаемым должностям. И званиям! — толстяк, распаляя себя, заходил по кабинету, жестикулируя, натренированным многочисленными выступлениями голосом с драматическими театральными интонациями продолжил. — А то, что получается? Полнейшее небрежение обязанностями, возложенными командованием, срыв политически важной поездки и под конец — катастрофа!
Натка низко опустила голову, очень внимательно разглядывая древесные узоры на столешнице, чувствуя, как с каждым словом чиновника в ней горячей волной поднимается ярость, затмевая глаза, заставляя сердце биться тяжело и больно.
— Эти, извините за прямоту, ваши девочки по вызову, чуть не подставили меня под огонь боевиков! Эта их командир совершенно растерялась, впала в бабскую истерику, нанесла мне побои, обращалась, как с каким-то… как с солдатом простым из окопа! Она… — но он недоговорил.
Натка, резко грохнув стулом, вскочила на ноги.
Уперев в глазки толстяка взгляд своих огромных глаз, она оскалилась.
— Истерика, говоришь? — тихо сказала она, делая шаг вперед.
Толстяк попятился, глазки его забегали.
— Как с солдатом, говоришь? А ты знаешь, гнида, что эта истеричка на кладбище сейчас? Из-за тебя, жирный, понимаешь?
Натка сделала еще шаг, схватила толстяка за лацканы пиджака и встряхнула. Ее глаза сверкали, побледневшие губы скривились, как будто она прикоснулась к чему-то неприятному.
—Ты, ж@а жирная, знаешь, что если бы не истеричка эта, ты бы валялся в той луже, в которой от страха, как свинья визжал, штанишки свои государственные обсирая?! Да если бы ты из себя героя не корчил… Что? Что, гнида, страшно тебе? Ты же смелый! Ты же мужик! Девочку по вызову испугался, тля?
Натка еще раз встряхнула толстяка, сильно, жестко, так, что у того отлетела пуговица рубашки.
— Да ты, сво@чь, сам у меня сейчас ляжешь здесь!
Натка втянула носом воздух.
— Капитан Соловей! — раздался резкий окрик генерала. — Сядьте!
Натка нехотя отпустила лацканы дрожащего от страха толстяка, неловко попятилась и села на стул.
— Значит так, — генерал поднялся, хлопнув ладонью по столу, в голосе его звенел металл.
— Валентин Игоревич, вам придется принести извинения моим сотрудникам. Без вариантов.
— Да пусть он извинения свои… — Машка встала. — Разрешите, мы пойдем? Не могу здесь, больше. Дерьмом воняет, извините за прямоту.
— И из-за такого… Светка… — Лика тоже поднялась, за локоть поднимая Натку. — Полковник, мы в гостинице будем!
Девчонки вышли из кабинета.
Генерал, опустив кулаки на столешницу, злобно сверкнул глазами на толстяка.
— Знаешь, Валентин, — тихо сказал он. — Дать бы тебе в морду так, чтобы катился ты колобком, до самого тихого океана. Тебе девочки жизнь спасли. Вот и подумай, стоит твоя жизнь того, что девочка из-за тебя погибла или нет? Только честно подумай. И если нет, сделай так, чтобы стоила. Иначе совсем уж тошно мне смотреть на тебя. Все, Валентин, иди, пока я действительно…
Вечером у себя в номере девчонки напились. Они пили водку, закусывая бутербродами, расположившись прямо на полу, сев по-турецки вокруг расстеленного покрывала, глотая слезы.
Полковник пришел к ним уже ближе к ночи, уставший, хмурый.
Он, молча достал из кейса две бутылки водки, поставил их на пол.
— Меня примете в свой кружок? — спросил он.
Натка кивнула, зубами сдирая пробку с бутылки.
— Вам тут, — полковник вытащил из кейса коробку конфет, бутылку диковинного заморского коньяка. — От Валентина… Извинения.
Натка встала на ноги, поправила халатик, приняла коробку с бутылкой и нетвердыми шагами отправилась в туалет.
Она высыпала конфеты в унитаз, потом яростно порвала коробку на маленькие неровные клочки, отправила их туда же. Сорвала пробку и коричневая ароматная жидкость полилась вслед за конфетами.
— Св@чь, — бессильно шептала Натка, вытирая слезы. — Св@чь жирная…
Покончив с подарками, Натка бессильно сползла на пол и беззвучно, чтобы не услышали девчонки, заплакала, сотрясаясь всем телом, вцепившись зубами в руку.
Продолжение ЗДЕСЬ
Анонсы Telegram // Анонсы в Вайбере подпишитесь и не пропустите новые истории
Спасибо за прочтение. Лайк, подписка и комментарий❣️❣️❣️
Книга написана в соавторстве с Дмитрием Пейпоненом. Каноничный текст на сайте Проза.ру
НАВИГАЦИЯ по роману "Взрослая в пятнадцать" ЗДЕСЬ (ссылки на все опубликованные главы)