— Ох, девки, — Машка потянулась, выгнулась и блаженно зажмурившись, подняв руки над головой. — Хорошо-то как!
Она взъерошила красную свою шевелюру ладонями и уставилась на девчонок.
Они сидели на берегу озера, почти у кромки воды, у небольшого костерка, на котором, на кривеньких палочках поджаривались сосиски.
В небе, пронзительно-синем с завитками прозрачных облаков сияло солнце, отражаясь от поверхности воды ослепительными искрами.
Теплый ветерок качал ветви кустов вокруг маленькой, уединенной полянки, которая плавно спускалась к воде, переходя в узкий пляж из светло-коричневого песка.
Было жарко и девчонки решили не обременять тела одеждой.
Они были похожи на трех русалок, выбравшихся на нагретый песок погреться и понежиться под жарким июльским солнцем.
— Не, девки, — Лика взяла один из прутиков, критически осмотрела сосиску и положила его обратно к огню. — Хорошо, что не поехали никуда. Все-таки дома лучше. Да и заграница эта надоела уже.
— Не надо нам никаких заграниц, — Натка лежала на спине, прикрыв глаза рукой.
Ее длинные ноги почти касались воды, она лениво села, отбросила назад волосы и подобрала колени к подбородку, обхватив их руками:
— Дома лучше, правильно говоришь.
Девчонки отдыхали после командировки в Лондоне. Работа была сложной, нервной, опасной и сначала, казалось, что полковник поставил перед ними невыполнимую задачу.
Почти год девчонки под чужими именами с вымышленными биографиями, работали в окружении одного неприятного, мягко говоря, человека.
Выходец из русских спецслужб, жесткий, хитрый и умный, он имел дела, казалось, со всеми террористическими организациями мира, зарабатывая на этом миллионы.
Взрывы жилых домов, захваты заложников, химические диверсии — он не гнушался ничем. Это был представитель самой ненавистной породы людей — предатель.
Натка до сих пор отчетливо помнила, как приходилось играть роль, соответствовать легенде, жить совсем другой жизнью, изображать… нет, быть другим человеком.
И каждый день делать вид, что никаких чувств к этому упырю (девчонки между собой звали его, почему-то, Моня), кроме, готовности выполнить поручения, не было.
Моня был мерзким, совершенно лишенным человеческих понятий, человеком. Даже не совсем уже человеком…
Но в конце концов, девчонки справились с работой на «отлично», Моня в крайнем изумлении, обнаружил однажды себя в деревянном ящике, который дипломатической почтой перевезли в Москву, поближе к дознавателям. Все Монины секреты были рассекречены, его игры с большими деньгами и бомбами, начиненными полонием, были окончены. Радиоактивные контейнеры найдены и отправлены диппочтой в Россию.
Жители трех европейских и двух Российских крупных городов так и не узнали, от какой беды спасли их девчонки.
Полковник дал им три месяца, чтобы они могли отдохнуть. Вот они и отдыхали. Воспользовавшись служебной дачей, стоящей в живописном местечке средней полосы, девчонки удалились от цивилизации и наслаждались запахами леса, озера и прозрачным воздухом. Они отдыхали уже третью неделю, постепенно приходя в себя, загорели, повеселели и подумывали, что можно уже позволить отдых, в более населенных местах.
Только чуть позже.
Недельки через две.
Натка блаженно замерла, чувствуя, как солнечные лучи греют ее обнаженное тело, как ветерок теплыми ладошками гладит кожу. Она была рада, что можно не притворяться, что можно снова быть Наткой Соловей, смеяться, шутить и просто наслаждаться этой минутой, не думая о легенде, о Моне, о важности работы, о том, что где-то лежат контейнеры с радиоактивной смертью.
Можно было вообще не думать ни о чем, а просто слушать шелест листьев над головой и плеск волн.
— Девки, мы майоров так и не обмыли! — Машка вдруг встрепенулась, вскочила, словно собралась прямо сейчас начать обмывать майорские звездочки.
— Ну, ну, — Натка прищурившись, посмотрела на Машку, — то есть, трехдневный запой после приезда сюда, не считается?
— Нет! Это мы стресс снимали. Не путай божий дар с яичницей. Мы тогда просто пили, чтобы расслабиться. Сбросить, так сказать, с плеч груз ответственности за мир во всем мире. А майоров так и не отметили! Это неправильно.
— Тогда еще не отметили много всего! Этак, если нам все обмывать, мы тут навеки останемся! — Натка стала загибать тонкие пальцы. — Наград не обмыли штуки по три, точно. Должность твою командира группы тоже не обмывали. Что еще? А, кубинские медали — тоже не обмывали!
— А кто ром литрами хлестал? Кто на пальму залезть пытался?
— Нет, по твоей логике — это мы тогда стресс снимали!
— Да уж! Много поводов остались не охвачены! — трагически изрекла Машка. — Но это дело прошлое. Давайте майоров!
— Ма-а-аш, если ты выпить хочешь, так и скажи! Мы с Ликой тебя поддержим. А тот начала тут.
Натка опять легла на спину, закрыла глаза.
— В общем, если хочешь выпить, накрывай поляну. И отойди, ты мне солнце загораживаешь.
— Девки, сосиски готовы! — объявила Лика, снимая палочки с огня. Судя по перепачканному сажей лицу, она съела уже штуки три. — Закуска, кстати!
— Все, я в деревню! — Машка схватила с песка полотенце, побежала по тропинке к даче.
Очень скоро заурчал двигатель машины.
— Судя по скорости, она так голая и уехала, — Лика протянула Натке прутик с сосиской.
Натка, молча вдохнула копченый запах, аккуратно откусила, стараясь не обжечь губы.
— А знаешь, — задумчиво сказала она. — Я вспомнила: мы когда-то давно с Машкой мечтали мир спасти! А ведь получается, что мы в Лондоне, мир спасали…
— Получается, — ответила Лика, перестав жевать от поразившей ее новости. Она другими глазами посмотрела на озеро, на небо, на деревья вокруг, словно отмечая свою причастность к тому, что они существуют. — Только не думала я совсем об этом. А ведь если бы получилось у них? Половина Европы от радиации бы загнулось. И Россия тоже.
— Вот и я тоже думаю. Мечтали-мечтали, а как мечта исполнилась и не заметили, — Натка вздохнула и откусила еще.
— Ну вот теперь точно повод! — решительно сказала она. — Машка бы побыстрей, только вернулась!
Страна уже оправлялась от великих потрясений. Постепенно стали забываться талоны на все и вся, пустые полки магазинов, бесконечные митинги и марши протестов.
Уже с трудом верилось, что еще совсем недавно было страшно выйти на улицу поздно вечером.
Эпоха братков заканчивалась.
Появились молодые политики, которые с большой любовью были встречены народом, уставшим от старческого бормотания почти выживших из ума кремлевских старцев.
Бизнес стал обретать человеческие черты и неожиданно появились новые, молодые предприниматели, совершенно непохожие на вчерашних бритых Новых Русских с бычьими цепями на бычьих шеях с растопыренными пальцами и словарным запасом, почерпнутым от завсегдатаев СИЗО.
Все менялось.
Незаметно в обыденной жизни появились вещи, о которых знали только по фильмам про забугорное житье-бытье, что-то из этого было хорошим. Что-то плохим, но ясно было одно.
Что страна подобно черемухе медленно, но необратимо, выпрямляется после урагана. И девчонки чувствовали в последнее время свое участие в этом.
Они стали много работать с политиками, как модно было говорить, «Новой формации», изнутри видели, как сильно меняется то, что еще недавно казалось таким же постоянным, как смена времен года.
***
Прошел еще год. Девчонки отметили свое тридцатилетие: в один день, хоть и родились в разное время.
Этот год был отмечен невероятным случаем: во время командировки в Египет Машка спасла члена королевской семьи Бельгии.
Получилось у нее это совершенно, как она говорила, нечаянно. Просто щуплому, бледному пареньку, приходящимся бельгийской монархии то ли племянником, то ли еще более дальним родственником, повезло, что Машка оказалась на базаре именно в тот момент, когда его похищали.
Машка тогда даже девчонкам ничего говорить не стала, ну, подумаешь, какого-то европейского студента хотели увезти, явно против воли, четверо подозрительных типов?
Ну, что такое четверо невооруженных, да еще не ожидавших такого поворота событий, мужчин явно небогатырского здоровья, для Машки?
Так, легкая разминка.
Паренька она потом привезла в консульство, как тот и просил, по дороге ничего не спрашивала. Она тогда больше переживала, что ее ждут девчонки, чем за то, чтобы обменяться с пареньком телефонами или хотя бы спросить, кто он и что тут делает.
Ну, попросил в консульство — да, пожалуйста.
А потом как снег на голову: благодарственное письмо, отпечатанное на совершенно невероятной бумаге, с витиеватыми золотыми завитушками, в рамке из серебра.
Повышение до подполковника, командование решило пойти навстречу бельгийским монархам, которые попросили как-то наградить спасительницу.
А главное — позолоченный «Глок». В коробке из какого-то очень дорогого дерева, с набором посеребренных патронов, с гравировкой: «Майору Красной с благодарностью. Король Бельгии… такой-то…»
Машка очень гордилась этим подарком и при каждой возможности доставала золоченый Глок, любовно поглаживала вязь буковок на его боку, герб королевской фамилии на рукояти.
***
Они почти не изменились за это время. К своим тридцати они выглядели, максимум на двадцать пять, оставаясь невероятно красивыми, стройными и по-прежнему по-детски веселыми. Девять лет работы не испортили их. Не сделали грубее или более толстокожими. Не ожесточили.
Потому что девчонки не хотели этого. Не позволяли себе.
Потому что когда-то, очень давно, они дали клятву.
И они изо всех сил старались ее выполнять.
Также как старались выполнять свою работу.
За девять лет у девчонок не было ни одного провального задания, Полковник очень ими гордился и старался, насколько это было возможно, поощрять своих… нет, не подчиненных. Скорее, подопечных. «Девочек», — как он всегда их называл.
За девять лет парадные кители девчонок порядком потяжелели от наград, в том числе и иностранных.
Много чего случилось за девять лет.
Но единственное, что не изменилось — это они сами…
Конечно, они стали опытней, сильнее, но по-прежнему они были Наткой, Ликой и Машкой.
***
— Ну, девочки, — полковник разливал чай по традиционным уже стаканам. — Зажмотили день рождения от старика?
— Ну-у-у, — Машка распахнула глаза так широко, как только могла. — Ты чего? Ты же сам тогда в Москву свою улетел! Тебе, вишь, Москва твоя дороже оказалась, чем юбилей наш! А ведь, между прочим, девяностолетие отмечали на троих! А ты в Москву!
— Вот так и знал, что сам виноват еще и останусь! — улыбнулся полковник. — С Красной спорить, дело безнадежное! Для психики вредное!
— Иногда, и для здоровья, — сказала Натка. — Очень опасное. Машка у нас сначала бьет, а потом доводы разумные выслушивает.
— А бьет она всего два раза, — добавила Лика, накладывая сахар в стакан. — Первый раз по голове, а второй раз, по крышке гроба. А потом уже готова, доводы выслушивать.
— Дурищи. Заразы. Подлые вруньи! — Машка зашуршала фантиком. — Только и ждете, чтобы тонкую мою душевную организацию привести в состояние коллапса!
— Машка! — притворно-испуганно округлила глаза Натка. — Ты словами страшными такими больше не выражайся! Пугаешь.
— Вас напугаешь, ага…
Полковник с отеческой улыбкой слушал эту перебранку.
— Я же на что намекал, — сказал он наконец, — что надо еще раз отметить. Вас же трое, вот и надо три раза. Сейчас вот работу быстро сделаете и приглашаю вас в одно очень уютное местечко в Питере.
— Значит, в Питер летим? — Машка прищурилась.
— В Питер.
— Что делать будем?
— В общем, девочки, надо человека одного прикрыть. Предприниматель. Из молодых. Перспективный. У него с заграницей в последнее время неплохо получается, нам тоже интересно, чтобы у него все получилось. Человек неплохой, для страны нужным может оказаться. И военное ведомство тоже заинтересовано, чтобы он дальше процветал.
— А эти-то чего?
— Ну, у него заводик есть. Небольшой, но интересный. В общем, рассказывать долго, скажу лишь, что запатентовал он недавно штуку одну, для целей оружейных очень полезную. Сейчас производство налаживает. Военные ему заказ хотят на этот прибор дать. Ну, и контора тоже заинтересована. Если все хорошо пойдет, то за границу приборчик пойдет, а это уже для страны очень пользительно как в моральном, так и в материальном плане. Вообще, много еще у него достоинств, но суть не в этом. Перешел он кому-то дорогу, понять пока не можем, но поймем. А вот пока понимаем, прикройте его, девочки. Он послезавтра в Москву собирается. На очень важную встречу. После этой встречи от него отстанут все, кто наехать хотел, это точно. Не по зубам будет.
— Под крылышко берет контора?
— Ну, можно и, так сказать. С федеральной крышей от него все отстанут. Главное, чтобы он до Москвы доехал. Поедет на машине, так как транспорт не любит ни воздушный никакой другой. Довезете до Москвы, проводите куда надо. Денек погуляете по белокаменной, а потом обратно. И все. Можно будет и в местечко злачное — девяностолетие отмечать.
— Ну, все ясно. Машина, какая у него?
— Лимузин. И два джипа охраны.
— У него охрана есть? А мы тогда зачем?
— Мария. Не задавай вопросов глупых. Пока охрана соображает, вы полбатальона успеете разгрохать. Так что чаек допивайте и собирайтесь. Минут через десять садиться будем.
Полковник еще раз посмотрел на девчонок и пошел по салону к пилотам.
***
С предпринимателем девчонки знакомились у него в офисе. Это был молодой, едва ли старше них, мужчина, высокий, спортивный, с модной прической. Несмотря на свой статус, одет он был в джинсы и свитер. Правда, свитер, судя по всему, дорогой.
— Виталич, — представился он и улыбнулся, внимательно глядя на девчонок.
— А имя? — спросила Машка.
— А зачем? — Виталич пожал плечами. — Меня все друзья так зовут. Я привык.
— А мы друзья?
— Ну, не враги же!
Девчонки улыбнулись и представились.
— Очень приятно! — Виталич жестом пригласил девчонок присаживаться. — Кофе?
— Чай, — ответила Машка.
Они присели на кожаный диванчик.
Виталич вызвал секретаршу, модельного вида блондинку, которая с ревностью посмотрела на девчонок, заказал ей чай.
— Боится Вика, что на ее место кого-то из вас возьму, — усмехнулся Виталич. — Красивая, но глупая. Но, для статуса положено. Хотя, вы вот в сто раз красивее.
Вика внесла чай. Судя по тому, как нервно она расставляла приборы, последняя реплика ее начальника была услышана.
Девчонки привыкли к комплиментам со стороны своих подопечных, воспринимали это как часть работы, но слова Виталича заставили их улыбнуться. Вообще, он сразу им понравился: живой, с умными, смешливыми глазами, без малейшего намека на «понты», без того снисходительно-жалостливо-брезгливого выражения лица, которое так быстро приобретали современные богачи и политики высокого полета.
— Что я должен делать? — спросил Виталич, усаживаясь.
— Слушать нас. И делать все, как мы скажем, — Машка тряхнула волосами. — Без вариантов. Если, мы скажем, падать лицом в навоз — вы должны немедленно упасть. А потом уже, лежа в навозе, можете думать, зачем это надо было: из соображений безопасности или просто из любопытства посмотреть, как полетят брызги. Последовательность только такая — сначала делаете, потом думаете.
Виталич молча кивнул. Глаза его были серьезными.
— Никакой самодеятельности. Мы всегда должны знать, где вы, что делаете, куда собираетесь пойти. Предупреждайте обо всех своих передвижениях. И последнее, от вас, в первую очередь, зависит, как мы справимся с нашей работой. Будете фордыбачить, пошлем вас куда подальше. Мы не няньки, не воспитательницы, сопли, вам вытирать не будем, уговаривать скушать ложечку за папу-маму тоже. Ясно?
— Более, чем ясно, — Виталич улыбнулся. — Я понял. Вот честно, сомневался, что вы настолько хороши, как мне сказали. И когда увидел, сомневался, вам бы на подиум.
При упоминании подиума девчонки закатили глаза.
— Что, все так говорят? — Виталич пожал плечами. — Ну, больше не буду.
— Завтра выезд в пять утра. С вами в машине поедет Наташа и Лика. Я поеду в машине охраны впереди. Охранникам своим доверяете?
— Вполне.
— Хорошо. Пусть так и будет. Подъем в четыре. Так что советую лечь спать пораньше. Мы заедем без пятнадцати пять, очень прошу, к этому времени вы должны быть готовы.
— Хорошо.
— Ну, тогда все, — Машка встала, протянула руку для рукопожатия. — Машину вашу подготовим сами. Кстати, нужно вам говорить, чтобы из офиса вы до отъезда никуда не выходили? Если что-то будет нужно: одежда, еще что-то — пошлите Вику. С охраной. Она, думаю, справится.
Утро выдалось дождливым, холодным, промозглым. Мелкая морось покрывала глянцевую тушу лимузина бисеринами капель. Натка стояла у открытой дверцы, прячась под черным зонтиком. Ругая себя, что не надела что-то потеплей, она ежилась от холода, пытаясь втянуть голову в воротник пиджака. Коротенькая юбка и чулки тоже не добавляли тепла.
Наташа глянула на часы.
Без трех минут пять.
— Здесь Ангел, — раздалось в наушнике. — Выходим.
— Здесь Никита. Встречаю.
Натка сунула руку за пазуху, обхватила пальцами рукоять Стечкина.
Дверь старинного особняка, в котором находился офис, распахнулась.
Вышла Машка, кивнула Натке и тут же нырнула в черный джип охраны.
Потом вышел Виталич, в черном костюме, с кейсом, под большим зонтом.
Следом Лика.
Они быстро сели в лимузин, Лика захлопнула дверцу и, колонна тут же тронулась с места.
— Здесь Муха. Идем по графику. Все чисто.
— Здесь Никита. Поняла. Чисто.
Натка вытащила Стечкин из-за пазухи, которой достала из сумки и положила их на сиденье рядом с собой.
— Можно? — спросил Виталич, кивнув на оружие.
Натка поколебалась секунду, выщелкнула обойму и патрон из патронника, протянула пистолет.
Виталич взялся за рукоять.
Натка сразу увидела, что хват у него был отработан, не неуклюжий, и пистолет он держал уверенно.
— Служили где-то? — спросила она.
— Было дело. ВДВ. Прапорщик я… Прапор, — Виталич улыбнулся. — Занятный, какой АПСМ! Никогда таких не видел!
— Спецзаказ, — коротко ответила Натка.
— А это что? — палец Виталича указал на гравировку сбоку.
Гравировки эти сделала для Натки когда-то очень давно, Светка. Сюрпризом. На обоих пистолетах готическими буквами она награвировала «Валькирия».
— Это я. Валькирия.
Виталич пристально посмотрел на Натку.
— А не похоже. Хотелось бы посмотреть.
— Не надо. Если будет повод посмотреть, значит, будет повод показать. Не хотелось бы. Спокойно хочется доехать. Тем более, нам потом застолье пообещали в волшебном месте.
Натка взяла пистолет, вставила обойму, быстро взвела, поставила на предохранитель.
— Красиво как делаете, — восхищенно сказал Виталич.
— Она стреляет с двух рук! — похвасталась Лика. — По разным целям, причем! И не мажет!
— А вот это действительно интересно!
— Здесь Муха. Выезжаем за город. Чисто.
— Здесь Ангел. Чисто.
Колонна выехала на шоссе и прибавила скорости. Трасса была почти пустой.
Дождь сделал асфальт блестящим, словно политым маслом.
— Блин, дождик этот еще, — пробормотала Лика, глядя в окно.
Из-за дождя все вокруг казалось серым и размытым, каким-то бесцветным. Красные огоньки переднего джипа были единственными цветными пятнами на сером фоне.
Натка посмотрела в заднее окно, джип охраны, сверкая противотуманками, шел следом.
Колонна постепенно увеличивала скорость.
Виталич угощал девчонок кофе, шутил, спрашивал их о службе.
— Если о работе нам рассказывать, — сказала Лика. — Придется подальше поехать. Не хватит времени.
— Ну хоть скажите, как вас таких красивых угораздило? — не унимался он. — Ведь что-то должно было произойти? Так просто на такую работу не идут.
— Ну, должно, — Лика перестала улыбаться. — Например, если тебя в детстве сначала кормить забывали неделями, а потом мать родная чуть не прирезала…
— Так что это не мы работу, а работа нас выбрала, — Натка решительно поставила точку в неприятном этом разговоре. — Но мы не жалеем.
Виталич смущенно улыбнулся, поняв, что спросил не то.
Но, видимо, по причине своей природной веселости, он уже через минуту с жаром рассказывал Лике о том, как ездил с приятелем в Турцию покупать дом и как приятель этот, потом, польстившись на экзотику, пропадал почти неделю.
Но Натка не слушала этот веселый рассказ.
Она смотрела в окно, усеянное блестящими, словно отлитыми из серебра, капельками и думала о том, что странно все складывается в жизни.
Она потеряла родителей, но нашла самых близких по духу людей, в которых она уверена, как в себе. Потеряла детство и юность, но нашла работу, о которой даже не смела мечтать. Но получив работу, потеряла и возможность жить, как все обычные люди. Но потеряв эту возможность, получила, возможно, нечто большее — умение ценить по-настоящему каждый день, каждую минуту. И дружбу. И любовь. Видимо, чем больше ты получаешь от жизни, тем больше нужно быть готовой отдать. За все платить нужно. Натка совершенно запуталась в своих рассуждениях, понимая, что на самом деле, еще сложнее в этом мире.
Она задумалась о работе. О себе. О том, что ей уже тридцать лет, но так и неясно до сих пор, что и как сложится в ее жизни дальше. Она жила от командировки до командировки, побывала во многих странах, но так и не узнала, что покупают люди в магазине, возвращаясь с работы. Так и не узнала, о чем они говорят. Не узнала очень многого о жизни простых людей, которых видела каждый день, но не понимала, чем и как они живут. Наташа вдруг подумала, что они с Машкой и Ликой живут в своем, каком-то совершенно другом мире.
Потом она снова запуталась и решила все-таки послушать, о чем говорит Виталич.
— …А он тогда и говорит: Ну, тогда давайте, по последней и спать! — и они с Ликой засмеялись.
Натка, пропустив всю историю, улыбнулась, залюбовавшись Ликой, золотистыми волнистыми волосами, ямочками на щеках и блестящими глазами.
Она снова отвернулась к окну.
Она думала о Лике и Машке. О том, как они стали дружны. О том, что за последние годы они ни разу даже не поссорились и не сказали друг другу ничего резкого, грубого. О том, как она любит своих подруг, сестер.
Дождь все не кончался.
Колонна летела по пустой трассе среди однообразия леса, поднимая водяной туман блестящими черными колесами.
— Здесь Никита. Муха, как у тебя?
— Здесь Муха. Чисто. Нормально, Мурашки, хорошо идем, по графику.
Мурашки…
Натка вспомнила, как прилипла к ней эта кличка, которой пользовалась только Машка.
Улыбнулась.
***
ЗИЛ вынырнул с боковой дороги неожиданно. Скособоченный, с выцветшей голубой кабиной, заляпанный грязью, он резко встал поперек дороги.
Передний джип, поднимая клубы пара, начал тормозить.
Лимузин заскрипел тормозами, его понесло боком.
— Здесь Муха. Готовность раз. Приехали, девки!
Но Натка поняла все сама.
За доли секунды она охватила всю картину:
ЗИЛ поперек дороги.
Три грязных Шестерки, выскочивших из-за кустов.
Остановившийся поперек дороги лимузин.
Джип охраны, вильнувший на обочину.
Потому что из четвертой, невесть откуда взявшейся шестерки, по нему ударили автоматные очереди.
Натка схватила Стечкины.
В голове быстро мелькнул весь сценарий нападения.
«Сейчас расхреначат лимузин из автоматов, потом для верности гранаты под брюхо, для верности… И все».
Натка думала об этом, уже открывая дверцу.
Лика вытащила свои белые пистолетики и потащила Виталича за рукав.
Машка первая открыла огонь из Мурзика.
Грохнули очереди из шестерок.
Посыпались стекла.
Натка видела, как Лика увлекла Виталича под дождь, бросила того в кювет.
Они с Машкой открыли огонь по шестеркам. Охранники, выскочив из джипа, беспорядочно поливали очередями дождливый воздух не целясь. Один из них упал, прижав руку к ноге, пополз к обочине, бросив на асфальте автомат.
«Профессионалы, блин», — с презрением подумала Натка.
Натка видела, как пули ее Стечкиных выбивают стекла, как мечутся пассажиры шестерок, пытаясь увернуться от пуль.
Бесполезно.
Три гранаты, словно стальные мячики, покатились по асфальту, Натка видела, как они нырнули под брюхо лимузина.
«Четыре секунды», — промелькнуло в голове.
Она толкнула водителя лимузина в кювет.
Обернулась к Машке, убедившись, что та в безопасности, ведет с обочины плотный огонь по шестеркам.
Выпустила в спину убегающего нападавшего три пули.
«Пора!»
Она резко повернулась, нырнула в кювет.
Воздух пошатнулся, по ушам ударил грохот взрыва.
«Не успела», — подумала Натка, чувствуя, как ее тело толкает взрывная волна, как падает она на спину и катится под откос.
И почему-то потеряла сознание.
Когда она открыла глаза, то увидела клубы черного дыма, поднимающиеся с дороги. Машка что-то кричала в рацию и Натке показалось, что она чем-то очень напугана.
Лика стояла на коленях рядом С Наташей.
На лицо Натке падали капли дождя и это было приятно.
В голове шумело.
«Опять контузило», — подумала Натка.
Она посмотрела на Лику, которая рылась в аптечке.
«Кто-то ранен?» — подумала она, увидела стоящего Виталича, тоже что-то кричащего в телефон.
Вдруг Натка подумала, что у нее, вероятней всего, задралась юбка, и она скользнула рукой по телу вниз, чтобы одернуть подол.
Пальцы наткнулись на что-то металлическое, с острыми краями.
Натка решила, что это пряжка ремня, поправила юбку, вспомнила, что она без ремня.
Она приподняла голову.
Из ее живота торчал кусок металла, окрашенный черной глянцевой краской.
Завернутый штопором треугольник размером с лист бумаги.
Его рваные края блестели серебром, прозрачные капли катились по острым кромкам, а у основания пузырилось что-то красное.
Натка не сразу поняла, что это ее кровь.
Потом она потянулась рукой, чтобы вытащить кусок дверцы лимузина, вырванный взрывом, услышала истошный крик Лики «Не трогай!» и потеряла сознание снова.
***
Она не слышала уже, как подъехала «скорая», как матом кричала Машка на врачей, чтобы они не трясли. Не видела, как Виталич сел вместе с ними в машину. Не видела ничего.
Она проваливалась куда-то далеко-далеко.
И никак не могла понять, летит она вверх или вниз?
Ей было хорошо.
Она знала, что скоро увидит маму и папу.
Что скоро увидит Светку.
Маленькую девочку-танкиста Сару.
Костю.
Что надо только немного подождать.
А лететь приятно.
И совсем не больно.
Продолжение ЗДЕСЬ
Анонсы Telegram // Анонсы в Вайбере подпишитесь и не пропустите новые истории
Спасибо за прочтение. Лайк, подписка и комментарий❣️❣️❣️
Книга написана в соавторстве с Дмитрием Пейпоненом. Каноничный текст на сайте Проза.ру
НАВИГАЦИЯ по роману "Взрослая в пятнадцать" ЗДЕСЬ (ссылки на все опубликованные главы)