Сергея Михайловича Прокудина-Горского, кажется, России послал сам Бог - в уникальном для той эпохи качестве запечатлеть страну, которой вот-вот не станет. Так в его трёхцветном объективе выглядел Искор - село на севере Пермского края, в полусотне километров за заповедной Чердынью:
С тех пор это село, спланированное крестом вдоль двух главных улиц, словно усохло в несколько раз. Да и тракт давно уже не через крест проходит, а по околицам, а вид Христорождественской церкви (1783-1802) как-то особенно печален:
Прямо в ограде - огромные сосны: С обратной стороны - неказистые пристройки начала ХХ века и такая дыра в колокольне, будто по ней прилетел снаряд. И вполне может быть, что так оно и было - в Гражданскую войну....
Если в Покче был пяток купеческих фамилий, а в Вильгорте одна фамилия с пятком домов, то в Искоре каменный дом купца Пешехонова стоит одиноко:
Кажется, последние наличники "как в Покче" - в Ныробе я таких не припомню:
А в лесу близ Искора скрывается нечто совершенно иное, и дойти к этой пожалуй главной достопримечательности Ныробского тракта можно как из села (около 5 километров), так и от поворота (километра 3) чуть дальше по тракту. Поехав утром в Пянтег, я надеялся успеть в Чердынь к 14 часам, когда в сторону Ныроба идёт автобус, но лесовозы - почти рейсовый транспорт из Пянтега в Рябинино, - пошли в тот день слишком поздно.
Поэтому на чердынском автовокзале я взял такси, сначала сторговавшись (всё от Чердыни) на 200 рублей до Покчи, потом на 400 до Искора и наконец на 500 - до поворота на Малый Искор. Водитель, неожиданно интеллигентный несмотря на ярко выраженное колхозное прошлое, обрадовался кажется не столько деньгам, сколько возможности поизливать гостю душу. В этом краю ручного труда он не мог работать руками, так как ещё в советское время лишился почти всех пальцев на левой руке, работая на каком-то колхозном агрегате. Но только стоял этот агрегат у него дома, а колхоз свои руки предпочёл умыть - не производственная, дескать, травма, а бытовая, и мы здесь не при чём.
Не увенчались успехом и несколько попыток оформить инвалидность, и в общем всё, что дядьке оставалось - таксовать. Но бензин всё дороже, машина всё дряхлее, в общем вся надежда у него была на пенсию, и тут случилось сами-знаете-что. В ту поездку мне сложно вспомнить случайного встречного, который заводил бы разговор о чём-то, кроме пенсионной реформы, и подобно миллионам товарищей по несчастью, водитель сетовал: "Не доживу!". Снаружи лил дождь, но кончился буквально за минуту до того, как я покинул машину у отмеченного коричневым указателем поворота на лесную дорогу. И рассчитавшись с водителем, я углубился в лес:
А чердынские леса - сами себе достопримечательность: чистейшие, прозрачнейшие боры-беломошники. И хотя сам этот тип леса встречается даже на краю Черноземья, нигде я не видел их столь обширными и чистыми, как здесь. В 2002 году такие виды открывались прямо с трассы, но уже в 2005 к югу от Чердыни беломошник как-то поредел, став похожим на снег в апреле. Однако стоило было отойти от тракта всего на пару сотен метров - и я вновь увидел те пейзажи из сказок про морского царя:
Белый мох - он вовсе не мох на самом деле, а крайне чувствительный к любому загрязнению лишайник. Тот самый ягель, которым питаются северные олени. Под ногами он пружинит, как надувной матрас, и даже босиком ходить по нему приятно. В 2002 я забрал кусочек белого мха с собой, и засохнув, он до сих пор стоит у меня на полке - как живой, только очень уж хрупкий. За 16 лет сознательности у меня сильно прибавилось, и я не то что руками этот мох не трогал, а даже с грунтовки на него не сходил:
И хотя за 3 километра пути повстречались мне лишь лесовоз с бытовкой и трелёвочным трактором...
...я бы совсем не удивился, если бы из-за ветвей вышел какой-нибудь айка, ворса или войкуль. По-нашему говоря, дух-хозяин, леший или водяной, но здесь уместнее пермяцкие духи:
Ибо ведёт дорога на Малый Искор - древнее городище, опустошённое в 1472 году царским воеводой Фёдором Пёстрым. Первые исследователи в 1819 и 1895 годах находили на городище оружие и остатки валов, слагающих замысловатый лабиринт. Как Древнюю Чердынь Искор преподносили мне ещё на экскурсиях в 2002 и 2005, но в это же самое время там уже работали археологи, и по их данным, опубликованным в 2008 году, вывод был однозначен - здесь располагалось не укреплённый город и не замок непокорного князя, а храм. Главное святилище Перми Великой, построенное от населённых пунктов вдали, и даже оружие, как на древних святилищах Вайгача или в священных амбарах Югории, было лишь жертвенным дарами.
Дорога вывела на поляну с пробитым дробью инфостендом и навесами для пикников, в лог меж двух элементов святилища - слева собственно Малый Искор, а справа - знаменитая Узкая Улочка:
Крутая скала на опушке леса, рассечённая снизу доверху трещиной 80-сантиметровой ширины. В 2002 году мне рассказывали о поверии, будто бы тому, кто взойдёт по Узкой Улочке наверх, отпустятся все грехи. Как и многие впечатлительные юноши, я тогда мнил себя страшно грешным и боялся ада, да ещё и чердынском храме случайно чертыхнулся, и мне было тогда очень жаль, что мы не заедем в Искор. В 2010-м я о таких вещах тоже думал часто, но уже понимал, что акт скалолазанья от Божьей кары вряд ли спасёт. И вот, наконец в 2018-м глянув снизу на Узкую Улочку, обильно смоченную дождём, я пожал плечами и пошёл наверх Широкой улочкой - параллельным подъёмом, в перспективе которого - Малый Искор:
Две улочки сходятся к каменистой площадке, отмеченной ленточками - вот так в мифологию пермяков вторгается традиция алтайцев, превратно понятая русскими.
Две Улочки образуют подобие серпантина, переваливающего через вершину скалы:
Сверху скала Узкой Улочки выглядит как мыс:
А перспектива улочки отсюда куда яснее, чем снизу:
И глядя в эту перспективу, я не мог отделаться от дежа-вю - на севере Вайгача, куда мы с юга острова и не добрались, есть Болванская гора, у ненцев известная как Мать-Дух. Её точно так же рассекает снизу доверху узкая трещина. Подобие Широкой улочки мы видели на том же Вайгаче в долине Юнояхи, священной реки у Горы Идолов. Что значит этот образ - догадаться, конечно, не трудно, но впечатляет всё-таки, что он един для разных народов на всём Уральском Севере.
И войдя в Узкую улочку, а выйдя из Широкой, человек как бы вновь рождается, но уже не от земной женщины, а от Матери-Богини. Но я предпочёл не играть с чужими богами и спустился по тропе под отвесной стеной священной скалы:
Едины во всей Югории и легенды об Утке, которая снесла яйца в морскую пучину без клочка земли. Из двух яиц вылупились первые боги, шкура утки, разбившейся о воду, превратилась в твердь, а из яиц, поднятых братьями со дна, было создано всё остальное от лесов и болот до солнца и луны. У пермян этих братьев звали Ен и Куль (или Омэль), и в их борьбе - не войне на уничтожение, а скорее озорной игре двух братьев, формировался мир.
Ен создал человека, покрытого роговой бронёй, а Омэль, улучив минутку, творение братца обделал. Ен не придумал ничего лучше, чем вывернуть человека наизнанку, поэтому снаружи человек теперь мягкий, а внутри у него кости и потроха. На святилищах пермяне молились Ену, а Омэлю долги воздавали в отхожем месте. Одним из творений Ена стала женщина-солнце Шода, а одним из творений Куля - мужчина-Луна. Месяц спокоен, но света его не хватает, чтоб вырастить злаки, а Солнце - греет, но капризничает: то уйдёт в туман, оставив зимнюю стужу, то палит нещадно, иссушая ручьи. Шода и Луна - пара, но супруги давно не в ладах, и когда один приходит в избу, другой предподчитает уйти в поле.
А главной силой здешних мифов оставался Ветер. Не столько Ену молились коми и пермяки, сколько Войпелю - духу ветра, живущему на горе Тельпозиз (1694м), высшей точке Северного Урала, которую мы в свою очередь видели от Маньпупунёрских болванов.
Туда же, на Тельпозиз посрамлённый Стефаном Пермским пама (жрец) уволок Золотую Бабу - она тоже едина для всех югорских народов, только о месте, где она спрятана, версии коми, хантов и манси разнятся. Более того, я думаю, что Золотая Баба даже существует, и происхождение её надо искать где-то в закамском серебре.
Ещё есть Шувгей - злой ветер, являющийся в образе смерча, но и невидимым порой похищающий людей. Дети видят его как хоровод счастливых мальчишек и девчонок, и вступив в этот хоровод - пропадают навеки. Мелкий Люзимер ограничивается тем, что летом развевает сено, а зимой гоняет позёмку. Были и другие духи - безобразная старуха Йома, та же по сути Баба-Яга, или Шишига - вовсе не ГАЗ-66, а что-то вроде кикиморы. Самым же страшным ругательством в старых пермяцких деревнях было "Гундырь" - потому что это имя великана-людоеда, а с таким и отождествлять можно было лишь самую отъявленную сволочь, и связываться, призвав всуе, не хотелось никому...
Но в этом несовершенном языческом мире нет добра и зла - дружественны человеку силы или враждебны, они просто есть и с ними надо считаться, как с погодой, зверем или болезнью. Поэтому и после Крещения язычество продолжило существовать как этакая архаическая ветвь метеорологии, ботаники и медицины.
Вновь перейдя поляну, узкими тропами я влез на городище - оно не столь популярно у туристов, как Узкая Улочка, и удобных подъёмов на него то ли нет, то ли они не вполне очевидны.
Высокий холм продолжает узкая гряда с тропой по гребню:
Приводящая к заросшей поляне, на которой одиноко стоит часовня Параскевы Пятницы. Первый раз это святилище разорили в 15 веке, а часовенку по сути в чистом поле понадобилось ставить в 1891 году:
Ворота её не заперты, и как дары в священный амбар, люди приносят сюда иконки:
