В тетрадях Бориса Леонидовича Пастернака, оставшихся со времени его учения в университете на философском отделении историко-филологического факультета в 1911—1913 гг., находятся первые прозаические опыты. Это наброски пейзажей, сцен, зарисовки с натуры, отмеченные наблюдательностью, вниманием к деталям.
Конспекты университетских курсов и учебные записи часто переходят в рассуждения о психологии творчества, о субъективности восприятия, о понятии бессмертия у древних греков.
Занятия в университете, чтение Гегеля и Канта, музыка, переплетенная с литературой, встречи с друзьями, когда «разверзались бездны, и то один, то другой выступал с каким-нибудь новоявленным откровением», составляли содержание тех лет.
В повести «Охранная грамота», названной Пастернаком очерком воззрений на внутреннюю сущность искусства, моменты его творческой эстетики нашли наиболее полное выражение.
Описывая действительность того времени, Пастернак подробно останавливается на вопросе: «где и в силу чего из нее рождалась поэзия».
«Обдумывать ответ мне долго не придется. Это единственное чувство, которое память сберегла мне во всей свежести.
Она рождалась из перебоев этих рядов, из разности их хода, из отставанья более косных и их нагроможденья позади, на глубоком горизонте воспоминанья.
Всего порывистее неслась любовь. Иногда, оказываясь в голове природы, она опережала солнце. Но так как это выдавалось очень редко, то можно сказать, что с постоянным превосходством, почти всегда соперничая с любовью, двигалось вперед то, что, вызолотив один бок дома, принималось бронзировать другой, что смывало погодой погоду и вращало тяжелый ворот четырех времен года. А в хвосте, на отступах разной дальности, плелись остальные ряды. Я часто слышал свист тоски, не с меня начавшейся. Постигая меня с тылу, он пугал и жалобил. Он исходил из оторвавшегося обихода и не то грозил затормозить действительность, не то молил примкнуть его к живому воздуху, успевшему зайти тем временем далеко вперед. В этой оглядке и заключалось то, что зовется вдохновеньем. К особенной яркости, ввиду дали своего отката, звали наиболее отечные, нетворческие части существованья. Еще сильнее действовали неодушевленные предметы. Это были натурщики натюрморта, отрасли, наиболее излюбленной художниками. Копясь в последнем отдалении живой вселенной и находясь в неподвижности, они давали наиполнейшее понятие о движущемся целом, как всякий кажущийся нам контрастом предел. Их расположение обозначало границу, за которой удивленью и состраданью нечего делать. Там работала наука, отыскивая атомные основания реальности.»
ист. «Памятники культуры. Новые открытия. ежегодник 1976».
