Девчонки собирали вещи в огромные сумки. Срок командировки, наконец, закончился. Руфь отвезла их на аэродром. Там ждал самолет МЧС.
Натка растерянно сидела на кровати. Все собрано. С кроватей сняты простыни. Она оглядывалась вокруг и не узнавала комнаты, в которой они провели полгода.
Всегда чистый и уютный дом напоминал теперь брошенное жилище: беспорядок, пустые кровати, горка мусора в углу, фантики на полу и столе. Лика с Машкой притащили вчера целый мешок конфет и вот уже сутки с остервенением уничтожали их, сея вокруг цветные обертки.
— Ты чего? — Светка присела рядом и обняла за плечи. — Уезжать грустно?
— Наверное, — Натка прислушалась к себе. — А тебе разве не грустно?
— Немного, — созналась Светка. — Сару очень жалко.
Сара погибла полмесяца назад. Во время рейда ее танк подбили. Перебили гусеницы и обездвиженная Меркава, долго еще сопротивлялась, отчаянно вызывая по рации базу.
Но, как на зло, обе «вертушки» были далеко. Прочесывали приграничную «зеленку», сопровождая колонну. И когда, наконец, на помощь подоспели два танка, было уже поздно.
Террористы, остервенев, что экипаж не сдается, подожгли танк. Вытащили еще живых девчонок и тут же у горящего поверженного танка с двумя семерками на башне, казнили страшно и по-звериному жестоко — забили камнями.
Наташа чуть с ума не сошла от ярости. Светка три дня вынашивала планы мести, но в это время случилось второе за полгода ночное нападение на базу. И девчонки, осатаневшие от горя, поразили всех, практически вчетвером разделавшись с нападавшими, не получив ни царапины.
— А ведь ей до увольнения два месяца оставалось, — вздохнула Лика.
В комнате повисла тишина. Девчонки боялись двинуться, чтобы не нарушить эту внезапную минуту молчания по хрупкой девочке с озорными глазами и черными пушистыми хвостиками, перевязанными тонкими ленточками.
Светка вздохнула и взяла в руки свою верную «Грозу». За полгода та изрядно побилась, появились потертости, царапины.
Натка посмотрела на страшное Светкино оружие и подумала, что ведь каждая царапина на ней — это след боя, стрельбы и близкой смерти. И этих царапин несчетное количество.
— Ну, девки, хватит, что-то совсем загрустили, — Машка, пыхтя, утрамбовывала вещи в сумку. Золотая муха болталась на шее, поблескивая зелеными глазками, на руке алел браслет-Хамса.
Машка оделась ярко. Уложила волосы, накрасилась и выглядела шикарно в белой юбочке и белой тонкой блузке, так здорово оттеняющих ее красные волосы и бронзовый загар.
— Кузнечик, ну, одевайся уже! — шикнула Лика.
Натка поняла, что только она все еще сидит в халате, а девчонки ждут ее, укоризненно глядя, словно безмолвно обвиняя в том, что из-за нее они сейчас застрянут здесь еще на полгода.
— Как была копушей, так и осталась! — проворчала Машка, застегивая, наконец, раздувшуюся сумку.
Руфь отвезла их к самолету. Они простились с ней обнявшись. И звонко расцеловавшись.
Потом, нагруженные тяжелыми сумками, вошли в прохладный салон и уселись в кресла.
Из кабины выглянул летчик, улыбнулся и подмигнул.
— Ну, домой? — спросил он.
Девчонки кивнули, и уже совсем скоро самолет взмыл в воздух и полетел в Россию.
— Как думаешь, Наташ, шрам останется? — спросила Светка, почесывая спину.
Натка на секунду вспомнила араба, переполненного ненавистью. Две гранаты в руках. Хлопки Стечкиных. Две черные дырочки во лбу. Вздохнула и ответила:
— Останется. У всех останется.
Урал встретил моросящим дождем со снегом. Натка втянула родной воздух. Дома. Теперь уже на родной земле.
— Фу, холодина, приехали холод, уехали холод! — Машка ворчала и недовольно куталась.
— Вот, видишь, не зря с собой одежку теплую возили, пригодилась, — Светка хмыкнула, проходя мимо Машки, — пошли уже. ВикС нас ждет, соскучился, наверное.
— Как давно это было, — вздохнула Лика, — всего-то, полгода прошло, а, кажется, целая жизнь, странно.
— Да, — Натка тоже вздохнула вслед за Ликой, — столько всего! И учеба, оказывается, просто детский сад. Все любят, поддерживают, учат, кураторы сопли вытирают.
— Ладно, не раскисайте! — Машка поежилась, — сейчас приедем, расскажем, про наши подвиги.
Они грустно дошли до ожидавшей их машины. Там их ждала Марина:
— Девчонки, загорелые, красивые! — обрадовалась она.
— Да, — Машка продолжала ворчать, — прям, с курорта приехали. Только что не побывали на Мертвом море.
— А ты, Красная, не изменилась. Чего ворчишь? — усмехнулась Марина.
— Ай, Марина, не обращай внимания! — Наташа обняла ее. — Мы так соскучились!
— И мы! Все ждут, с нетерпением! И стол накрываем! Изольда сама руководит, загоняла всех официанток.
— Да, значит, водки не попить, придется довольствоваться шампанским, — Машка насупилась.
— Вредно, Марья пить водку растущему организму! — Марина улыбнулась и залихватски вырулила по встречной, распугивая машины мигалками.
— Ох, вот это по-нашему, а то эти евреи, — Машка довольно улыбалась, — они все по правилам! Ну все по правилам. Тоска!
Виктор Сергеевич стоял на КПП, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, нарушая всякую субординация и этикет. Как только машина остановилась, девчонки посыпались горохом и повисли у него на шее.
— Ладно, ладно, — щурился ВикС от удовольствия, но старался это скрыть, — молодцы, молодцы! Раскатов хвалил вас. Да, всё, всё! И так в помаде всего измазали! Вам полчаса привести себя в порядок. Встречаемся в столовой, — и продолжая улыбаться, направился пружинистой походкой, оттирая на ходу помаду, в штаб.
— Переживал за вас, — Марина вздохнула. — Особенно когда про ранение узнал. Ну, все, выгружайтесь! Встречаемся через полчаса!
Вечер пролетел за разговорами и рассказами. Девочки даже не предполагали, что их так ждали. За них переживали все педагоги.
У Натки от неожиданности постоянно наворачивались слезы. И у Машки глаза подозрительно блестели. Они были дома. По-настоящему. Где их любили и ждали.
После поездки в Израиль им полагался небольшой отпуск. Девочки никак не могли решить куда поехать. Чем заняться в свободное время? Свободное время, они даже и представить не могли что это такое.
Натка помялась и предложила:
— Ну, может быть, тогда ко мне слетаем? Во Владивосток? Дядя Сережа писал, что памятник поставил, я хотела бы, — Натка тяжело вздохнула, — хотела бы побывать, но без вас… не знаю. Трудно представить, как пойду одна, — голос предательски задрожал, и Натка смахнула слезу.
Она до сих пор не могла пережить это.
— Одна? — Машка обняла Натку и поцеловала. — Кто тебя одну пустит! Правда? — Машка вопросительно посмотрела на Лику и Свету.
Девочки, как будто и не уезжали никуда, сидели на своих кроватях и болтали. Как в последний год учебы.
— Поедем, нам все равно некуда, посмотрим твой город, море, — Светка вздохнула и погладила Натку по руке, — не грусти Натик, у тебя есть мы. А ты у нас. Это главное.
Перелет до Владивостока был долгий и тяжелый, для Натки. Прошло почти четыре года, с того момента, как она уехала из родного города. Ее тянуло домой. Хотелось пройтись по любимым улицам. Прийти на свое, любимое, секретное место в бухте, где только чайки, волны и небо. И показать девчонкам. Свои любимые улицы, свои места, часть себя оставленную в этом городе.
Двор где выросла. Мальчишек. Да, вот бы встретить мальчишек! Своих друзей, с кем бегала по крышам и рвала платья. Показать какая стала, как выросла.
Школа, где постоянно писали в дневник красными чернилами замечания. Бережно хранимые воспоминания счастливого детства, когда… когда были живы мама с папой.
И было страшно снова пережить все отчаяние, смерть родителей, предательство родни. Эти чувства смешивались и перекрывали друг друга. Натка нервничала, смотрела в иллюминатор, что-то пытаясь разглядеть. То, что сможет успокоить ее и примирить эти непримиримые переживания. Лика, сидевшая рядом, смотрела на метания Натки:
— Переживаешь? — вздохнула и положила свою теплую ладонь Натке на руку.
— Да. Зря, наверное, все это затеяла, — Натка посмотрела на Лику встревожено, — зря и вас еще потащила. Поехали бы на теплое море. Машка так хотела.
— Нат, ты бы не простила себе, что могла, а не решилась приехать. Так ведь?
— Да.
— А с нами легче. Я бы тоже одна не решилась домой вернуться. Ты сильная. Я вот не поехала. Даже с вами бы не решилась.
— Знаешь, я так папу любила и маму. Мне страшно вернуться. До сих пор вижу могилу эту, — у Натки навернулись слезы.
— Ты хорошее вспоминай. Только хорошее. Ты у нас самая счастливая. Правда, у тебя столько хорошего в детстве было! — Лика поцеловала Натку и промокнула слезы, — Вот слезки вытрем. Не плачь моя хорошая. Расскажешь?
— Ага, — Натка кивнула, борясь со слезами, — знаешь, у меня самый мировой папка был, он меня никогда не наказывал. Я так хотела научиться машину водить, как папа. И один раз тихонечко, пока папа на обеде был, взяла и поехала. Я тогда в седьмом классе была. Ну и, конечно, врезалась в дерево. Не смогла от страха повернуть. Пошла сдаваться, а по пути ремень купила. Так и пришла, на, говорю, пори как Сидорову козу, я б за такое вообще убила. А папа, — Натка всхлипнула, — папа только смеялся, даже не наказал меня. А потом учил машину водить.
— Так, что за рев? — между креслами просунулась Машка. — Чего ревешь? Страшно?
— Да, — честно призналась Натка.
— Значит, террористов убивать не страшно, а домой ехать страшно? Не реви! Да мы, мы… за тебя, всех твоих родственничков в колбасу порежем! — Машка кровожадно вращала глазами.
— Девки! Какие ж вы хорошие, — снова всхлипнула Натка, — как я люблю вас.
***
Владивосток большой город, вольготно раскинувшийся между Амурским и Уссурийским заливами. На аэродроме было холодно. Сильный ветер пронизывал. В здании аэропорта ждал постаревший дядя Сережа.
— Ой, Натка, — дядя Сережа прижал Наташу к мокрому воротнику военной формы, — какая ты… красивая. Выросла, загорела. Пошли, пошли, — он подхватил сумки девочек, — жить у меня будете. Не спорьте даже! Я увольнение взял. Похожу с вами, город покажу. Расскажите мне все.
Девчонки, смеясь и толкаясь уселись в старенькие Жигули дяди Сережи. Машина, пофыркивая, покатилась по улицам, ныряющим с сопки на сопку.
— Ух, американские горки! — Машка восхищенно прилипла носом к стеклу. — Красивый город, большущий.
Дома у дяди Сережи ждал накрытый стол:
— Я так, по холостяцки, девочки, — оправдывался дядя Сережа, — жена в командировке, поэтому все просто. Себе я водочку купил, а вам вина. Не знаю, какое вам нравится, поэтому купил полусладкое.
— Ой, дядя Сережа, — Машка по-хозяйски распоряжалась на кухне, вытаскивая из сумок запасы, — мы все с собой привезли. Вот, — Машка вытащила большущую красивую бутылку, — это вам, виски. И нам тоже, — она достала вторую и поставила рядом.
Когда все успокоились, поели и чуть-чуть выпили, стали рассказывать дяде Сереже, перебивая друг друга, о Израиле, о новых погонах, о ранении.
— Смотри-ка, Натка, папу-то уже почти догнала! Уже старший лейтенант, а еще такая маленькая. Давай, выпьем, за папу с мамой, вон какую вырастили! Горжусь тобой Натка, хорошая ты. И девочки тоже хорошие. Только держитесь друг за друга! — дядя Сережа засуетился, наливая виски, стараясь, чтобы никто не увидел, как он судорожно сглатывает комок в горле и прячет слезы. — Ну вот, — он быстро выпил, — а знаете, какая Натка оторва была?
— Так, расскажите, — Светка улыбнулась, — оторва? Что, еще хуже нас?
— Да! Родителей все время в школу вызывали! — улыбнулся дядя Сережа. — Аня, ее мама, только руками разводила. А отец смеялся. В спецназ, говорил, отдам.
— Ну, почти и попала в спецназ, — хмыкнула Машка. — И что она там творила?
— Измазала завуча. Точнее, все пальто завучу грязью измазала. Представляешь? Встала у школы и сказала, буду мазать всех, пока в школу не пустят.
— О, Кузнечик! — Машка вытаращила глаза. — Сильно! Вот это тяга к знаниям! А за что выгнали?
— Да, я, — Натка улыбнулась, вспомнив, — я жуков притащила на урок биологии, усачей.
— Да, — дядя Сережа кивнул, — скромница! А жуки-то, во, — он показал всем свою большую мозолистую руку, — во такие! С ладошку, а еще усы и того больше. Визгу было, урок сорвала, биолог-испытатель! Выгнали из школы. Вот она и встала, как партизан с гранатой!
— И, что? — Машка восхищенно смотрела на Натку. — Жуть какая! Жуки с усами! Фу!
— Что, что, пустили! Кому охота перемазанным ходить? Родителей вызвали и пустили.
— Выдрали? — Машка округлила глаза.
— Нет. Меня не драли. Папа смеялся, а мама за жуков наругала, что я их мучила, — Натка вздохнула. – Удивляюсь я, папа, чтобы я не вытворяла, всегда смеялся.
— Да уж, потом мне рассказывал и гордился. А ты, — дядя Сережа что-то вспомнил и довольно хмыкнул, — давай расскажи, как ты участкового избила!
— О, участкового, — Машка протянула это с явным удовольствием, — а нам, сказала, когда пришла, что драться не умеет.
— Да, — Светка скептически поджала губы, — а сама! Избить участкового милиционера! Это просто, просто… у меня слов нет!
— Да, дайте сказать, — Лика сердито глянула на Машу и Свету, — быстро рассказывай!
— Да ладно, избила, — Натка усмехнулась, — мне всего-то, десять лет было.
— Малолетняя преступница, — довольная Машка укоризненно кивала, — всех нас переплюнула! Светка вон, только в подростках в колонию угодила! А ты, ну Мурашки!
— Да, хватит! Замолчите все! Говори, Натка! — Лика прикрикнула на Машку.
— Ой, да все не так страшно! Милиционер вел моего друга Пашку. Ну он стекло в магазине разбил, случайно. Вот его участковый и тащил. А я же не могла друга бросить. Стала кидать в участкового камнями и кричать, что бы отпустил.
— Ух, ты! — Машка опять удивилась, — камнями побить милиционера.
— Да, — ответила Натка, — он и меня поймал. И отволок нас в участок. Папу опять вызвали. Он пришел и спрашивает: «Чего плачешь?». А я ему и говорю, что хотела друга от тюрьмы спасти и не смогла. А он улыбается и говорит: «А чего сама-то, не убежала?». Да как я могу убежать и друга бросить? Вот. Папа нас забрал и мороженое нам купил. И похвалил меня.
— Вот, Мурашки, вся твоя сущность в этом, — сказала Светка. — За это и выпьем. За то, что мы друзей не бросаем.
***
Старое городское кладбище, давно заросшее деревьями. Яркое солнце и почти по-летнему теплое. Если поднять глаза, видно только верхушки деревьев, небо и солнце. Можно представить, что ты в лесу.
Натка шла, уцепившись за рукав дяди Сережи, стараясь не смотреть по сторонам. Она крепко сжала зубы, стараясь не плакать, но все равно, комок стоял в горле и глаза щипало.
«Только не плакать», — тюкало в голове.
Она понимала, что там, там, она уже не увидит открытой могилы, там памятник. Но перед глазами все время стояла разрытая земля со снегом. Натка мотала головой, старалась отогнать эту страшную картинку.
— Мурашки, — подошла Машка и взяла Натку за руку, — Мурашки, ты держись, ладно. Мы рядом.
— Ага, — Натка судорожно сглотнула.
— Ну вот, пришли, — дядя Сережа остановился, — я старался, Натка.
Наташа посмотрела на ухоженную могилу, на памятник из черного мрамора, с гравировкой. Одна фамилия. Два имени. Два дня рождения. Один день смерти. Губы затряслись. Она не выдержала и заплакала.
— Поплачь, поплачь, маленькая, — дядя Сережа похлопал ее по плечу.
— Держи, Мурашки, — Машка подала ей цветы, две красные розы.
— Это вам, — Натка присела на корточки и положила розы на черный мрамор, — я люблю вас, — она положила ладошку на холодный и скользкий камень.
Долго сидела, пытаясь почувствовать, что-нибудь.
Тишина.
— Знаете, девочки, — она вздохнула, — знаете, если что-то со мной случится, я хочу вернуться домой, — Натка встала и серьезно посмотрела на Машу, Лику и Свету.
После обеда Натка ,заговорщицки улыбаясь, потащила девчонок по узкой извилистой тропинке, петлявшей среди камней. И через полчаса привела всех к большому утесу. В маленькую бухту. Над серым морем с криками носились чайки. Натка залезла на большой холодный камень:
— Это бухта влюбленных. Сюда парочки ходят обниматься. Красиво? — она раскачивалась и смотрела, улыбаясь на девочек.
— Только ненормальные влюбленные могут притащиться в такую даль! — Машка была настроена ворчливо.
— Красиво, — Лика встала на край камня, — и морем пахнет.
— Я маленькой все время убегала сюда. Сидела и смотрела. Садилась на этот камень и сидела. Долго-долго смотрела, пока не уставали глаза.
— Ну, покажи, как сидела? — Машка достала фотоаппарат, который купила в Израиле и теперь не переставая фотографировала все, что попадалось.
Натка присела на камень:
— Садится не буду, камень холодный, — она улыбнулась. — Садилась и смотрела, а когда уставали глаза, я их закрывала и смотрела на солнце сквозь ресницы. Солнце грело меня. Я слушала чаек, волны и мечтала.
— Все! — сверкнула вспышка, Натка вздрогнула, а Машка довольная разглядывала фото на дисплее.
— Как будто и правда в детстве побывала, — мечтательно вздохнула Натка.
—Ага, — Машка сунула ей фотоаппарат, — посмотри какая моська мечтательная, еще чуть-чуть и взлетишь.
Отпуск закончился быстро, девочки вернулись в училище, где их ждало уже следующее задание.
Роман написан в соавторстве с Дмитрием Пейпоненом
Продолжение ЗДЕСЬ ОТКРОЕТСЯ ТОЛЬКО 22.07.21 В 6.30 ПО МСК
Почему Натка оказалась в училище - читать ЗДЕСЬ
Навигация по каналу - зайдите, там много хороших историй
Анонсы Telegram // Анонсы в Вайбере подпишитесь и не пропустите новые истории
Книга написана в соавторстве с Дмитрием Пейпоненом. Каноничный текст на сайте Проза.ру
НАВИГАЦИЯ по роману "Взрослая в пятнадцать" ЗДЕСЬ (ссылки на все опубликованные главы)