Натке не хотелось просыпаться. Но солнце настойчиво щекотало нос, заглядывало в глаза и вело себя крайне навязчиво. Еще бы поваляться в постели. Ведь сегодня долгожданный выходной. И до приезда родителей еще целый день.
Конечно, мама написала целый список, что нужно сделать к их приезду. А папа, глядя сурово и улыбаясь в усы, добавил самое нелюбимое —вымыть все полы.
А это значит, приедет и проверит везде, в самых дальних углах. Папа строгий, военный. И дома тоже все строго, но в девочках своих: жене и дочке души не чает. А они этим и пользуются.
Наташа повернулась под теплым одеялом, устраиваясь поудобнее. Но солнце опять нахально заглянуло в глаза, напомнив, что много дел. Настроения заниматься уборками нет, но надо.
Натка нахмурилась на солнце и демонстративно отвернулась от него. Все равно, пять минут понежиться еще есть! И никто, даже первый солнечный денек этой зимы, не испортит этого наслаждения. Зарыться носом в подушку, в самую теплоту, чтобы стало жарко и душно, навозиться, как маленькая, нажариться, а потом вынырнуть на холодный пол и зябко поеживаясь побежать на кухню. Там мама уже готовит завтрак. Она смеясь, шлепнет по попе и отправит одеваться.
Но сегодня мамы нет, они возвращаются с отцом из командировки, с дальнего гарнизона. Поэтому придется и одеваться сразу тепло, и завтрак самой готовить.
Натка пока размышляла и возилась, сразу и не поняла, что кто-то очень настойчиво названивал в дверь, потом даже кулаком стал стучать от нетерпения.
Да, не поспать сегодня. Вздыхая и ворча Наташа вылезла из-под одеяла, с сожалением глянув на такое теплое и уютное «гнездо», закуталась в огромный махровый папин халат пошлепала в коридор:
— Сейчас, сейчас. Кто там?
— Дядя Сережа, открывай Натка! Быстрее, хватит шлепать как старуха!
Да, дядя Сережа не отличался хорошими манерами, да и голос сегодня сильно сердитый.
— Дядя Сережа, нет папы-то. Уехал же он в командировку, сами, что ли, не знаете, — Наташа ворчала и возилась с замками, — сейчас уже, открою.
Дядя Сережа вошел, грязный, мрачный, большущий и загородил весь коридор.
— Ну что? Нет папы-то, — Наташка уставилась на мрачного дядю Сережу, — вечером только с мамой приедут.
Тут вспомнила о хороших манерах, сказала:
— А, чай будете? С полигона поди, вон грязнущий такой. Ну чего молчите то? — Наташа начала нервничать, глядя на дядю Сережу, — долбились в дверь как оглашенный, — грубовато сказала от волнения, — а теперь молчите. Ну говорите уже! — почти закричала Наташа, вдруг испугавшись.
— Ты вот что девонька, — у дяди Сережи, голос дрогнул, он закашлялся, — девонька, ты держись, не плачь только, — дядя Сережа упал на стул и зарыдал беззвучно, — не плачь только, девонька… держись…
— Дядя Сережа, — голос у Наташи сорвался на визг, она вцепилась в куртку и начала трясти его, — что случилось, говори уже!
— Не плачь, девонька, не плачь. Теперь тебе сильной надо быть. Очень сильной. Нет больше папы с мамой. Авария, — и опять затряслись плечи,
весь сжался, стал маленьким и старым.
Натке показалось, что она оглохла. Вдруг перестала слышать, пропали все звуки. Тишина. Ватные ноги.
— Дядя Сережа, ты пошутил, что ли? — спросила Натка, но голоса не услышала, только в голове отдавались слова.
Дядя Сережа встал, пошатываясь, обнял Наташу за плечи и силой потянул на кухню.
— Водички попить, девонька надо, легче будет, — стал греметь чашками.
В этот момент звуки обрушились с неожиданной силой, она схватилась за голову и завыла, тоненько-тоненько.
— На водички, — дядя Сережа, наконец-то справился с чашками, — водичку, попей, — и стал силой вливать ей в рот, Наташа отпихивалась, захлебывалась, — плачь, плачь, маленькая, плачь, тебе легче будет.
Она плакала, пока могла, а потом сидела с воспаленными глазами и смотрела в пустоту. За окном стало уже темно, зажигались окна в соседнем доме, там продолжалась такая же обычная жизнь, как и раньше в этой квартире.
—Я с тобой останусь, Натка, нельзя тебе сейчас одной быть. Сейчас покормлю тебя чем-нибудь, Ты сиди, сиди… Завтра день у нас, такой тяжелый…
***
Утро было хмурое, со снежными, низкими облаками. Накануне Наташа обзвонила всех папиных родственников. Говорить не могла сначала, только выла в трубку, что папа с мамой погибли, помогите.
Правда, на пятом звонке, слезы кончились. И она тихо и монотонно повторяла, что папа с мамой разбились, отвечала на любопытствующие вопросы и просила помочь с похоронами. Все обещали, что завтра обязательно придут. Тетя Зина, добрая душа, страдальчески начала расспрашивать Наташу:
— Ой, Наташенька, так ты как теперь-то, — заквохтала в трубку, что Наташа даже представила, как она руками всплеснула, как обычно, хлопнула себя по бокам, — как же ты миленькая и что же делать-то теперь с квартирой-то?
Наташа от неожиданности даже растерялась и не сообразила, о чем ее спрашивает тетя:
— Вы придете? — жалобно она спросила, — придете тетя Зина? Помогите, мне, я не знаю, что делать…
— Не плачь, не плачь. Теперь ее в детский дом надо определить, — задумчиво сказала тетя Зина кому-то, — да не плачь ты! — сердито прикрикнула она на Наташу, — ишь, сопли распустила! Нельзя сейчас распускаться, — тут же спохватилась.
Наташа захватала ртом воздух и сказать ничего не могла, казалось, ослышалась, ведь добрейшая тетя Зина не могла так говорить, ошиблась она. Но тетя Зина, посчитала разговор законченным и повесила трубку, не узнав, когда же надо прийти.
— Да, Натка, — вздохнул дядя Сережа, —вот и стала ты взрослой. В пятнадцать лет.
***
А у мамы, у мамы и звонить-то было некому. Никого, кроме Наташи и папы, у нее не было. Детдомовская. Поэтому мама так держалась за семью, любила их, баловала. Сама натерпелась в детстве, намоталась по детдомам. Вот и старалась окружить Наташу и мужа любовью и нежностью.
На все проделки дочки смотрела сквозь пальцы, только целовала ее и защищала, когда папа строго выговаривал. А ведь было за что поругать! Папа все в командировках, по гарнизонам. Наташа росла привольно. Ее не интересовали куклы и наряды. Гораздо интереснее было с мальчишками в войну играть. Соседки смотрели и головой качали:
— Смотри, Аня, — говорили прозорливые бабульки маме, — оторва ведь растет! Ох, намучаешься!
Мама только отмахивалась, гладила Наташу по голове, разбитые коленки зеленкой мазала, целовала в нос и дарила куклы.
Натке куклы не нравились — скучные они. Куда интереснее пистолеты и машинки! Да и разве в куклы с мальчишками поиграешь? Засмеют. Папа тоже старался из Наташи девочку воспитывать. По началу платья привозил из командировок, один раз красивое такое привез, нарядное — красное. Наташка одела и замерла перед зеркалом, ну вылитая принцесса из сказки! Решила друзей своих такой красотой поразить. Выбежала во двор, а там: война, на наших напали! С соседнего двора мальчишки!
Пока разобрались, подрались, побежали догонять, что б не повадно было, про платье и не вспомнила. ВА вот как на заборе повисла, подолом зацепившись, тут уж не до красоты было.
Мальчишки увидев, что висит их боевая подруга на заборе, решили спасать и подругу, и платье. Попытались снять аккуратно, но платье рвалось в лохмы. Натка даже заплакала от переживания.
Снял с забора ее сосед, головой покачал:
— Иди сдавайся матери… — и хмыкнул.
Домой идти не хотелось. Не то чтобы она боялась, но было так жалко платья и стыдно. В первый раз так было стыдно.
Стояла перед дверью и думала стучать или еще побегать? Терять-то уже нечего. Дверь открыл папа:
—Ох, Аня, посмотри, на дочку! Я вот как думаю: Наташка у нас или первой красавицей будет или я ее в десант отдам!
***
Вот и вспомнилось почему-то это платье. Совсем некстати.
Наташка тихонечко завыла в подушку. Чтоб дядю Сережу не разбудить. Но он все равно услышал, встал.
Присел к ней на краешек кровати, по голове погладил, как мама, и от этого еще обиднее стало:
— Я ведь дядя Сережа с ними ехать должна была. Зачем осталась? — она всхлипнула, — Это я виновата, что они погибли…
— Да ты, что! Чего придумала? В чем виновата? Слава богу, хоть ты жива! Думаешь, мама обрадовалась бы, такое услышав?
— А может, может, если б поехала они бы живы остались? — всхлипнула Натка, — Может, они из-за меня погибли? Домой торопились?
— Так, — жестко сказал дядя Сережа, — не придумывай тут глупостей всяких. Скользко было на дороге, вот и вынесло их. Ты тут ни при чем. Повезло тебе. Жить должна теперь и за папу, и маму. Поняла? Поняла? — он посмотрел ей в глаза. — Слово мне дай, что будешь жить счастливо! И глупостями всякими голову забивать не надо. А теперь, — погладил Натку по голове, — спи, давай, завтра у нас дел много.
***
Дела были грустные. Посовещавшись, они решили продать кое-что из мебели, чтобы хватило на похороны. Наташа еще раз обзвонила родных папы, просила помочь с деньгами и организацией, но родственники, пообещав, так и не пришли. Ни один.
Дядя Сережа только кулаки сжал, но ничего не сказал, что б Натку еще больше не расстраивать.
— Вот, — выгреб из карманов кучу мятых бумажек, — ребята наши собрали, кто сколько смог. Я посчитал, должно на поминки хватить. Да командование поможет. Насобираем, — он погладил Натку по голове. — Не переживай, достойно проводим твоих. — и строго, как папа, добавил, — Не плачь, Натка, ты теперь сильная должна быть.
Дни перед похоронами прошли быстро, Наташа все делала, бегала по инстанциям, но все как в тумане. Дядя Сережа, как мог, помогал. И папины сослуживцы приезжали, неловко совали Натке кто фрукты, кто конфеты, не зная, как себя вести с ней и о чем говорить. И говорили, почему-то шепотом.
В день похорон Натка искала что-нибудь черное, но не нашла. Села на кровать и опять расплакалась. Нестерпимо захотелось то порванное красное платье. Но оно давно мало уже. Достала его из чемодана, смотрела, как на последнюю ниточку, связывавшую ее с родителями.
«Сильная должна быть», — пронеслось в голове дяде Сережино. Натка вытерла слезы и пошла в школьной форме. Ничего темного больше не было.
Остальное запомнилось плохо, как-то кусками: вот два гроба перед подъездом. Никак это не верилось, что это мама с папой. Зачем их повезли на кладбище?
Натка старалась не смотреть на разрытую землю, но взгляд все равно соскальзывал в эту яму. Натку, тянуло туда — к папе и маме. Она поскользнулась на мокрой глине и чуть не упала в открытую могилу.
— Рано тебе, милая, — бабушка, проходя мимо нее, потрясла палкой, — рано, рано тебе! — настойчиво повторила старушка, пронзительно глядя Наташе в глаза, — У тебя дел еще много на земле.
Натка потрясла головой, как будто отгоняя наваждение. Вдруг старуха ей привиделась? Но бабушка никуда не пропала, напротив, она еще пристальней посмотрела Натке в глаза, потрясла палкой и побрела, тихонько к выходу.
Поминки.
Никто из родных папы, так и не пришел. Это расстраивало больше всего. «Как же так» — все вертелось в голове, — «родные ведь. Ну как же так… бросили, папу».
Вечером, после похорон, сидела одна, не зажигая света. А в голову лезли дурацкие мысли: как же они там? Им же холодно.
Слезы не останавливаясь, текли, текли, Натка их уже и не вытирала.
И сразу услышала, как в квартиру кто-то зашел. Осторожно включил свет в коридоре. Но испугаться не успела, услышала, что тетка Зина, говорит кому-то:
— Да, квартира-то хорошая, хоромы.
Натка даже не поняла, о чем сказали, но обрадовалась: пришли, пришли! Не могли они так поступить! Папу все любили! Выбежала:
— Тетя Зина, ну что же вы, я так вас ждала!
Тетка дернулась, испугавшись. Видимо, не ждала ее здесь увидеть, зло зыркнула:
— Фу, напугала…
— Тетя Зина, что же вы не пришли? Вы же любили папу!
— Не твоего ума дело. Некогда мне было, вот и не пришла. Не люблю я похороны.
И тетка по-хозяйски прошла, не разуваясь в гостиную. Крикнула сыну, что не возился и уселась в кресло.
— Тетя Зина зачем в сапогах-то, мама ругаться будет, чисто у нас.
— Не будет ругаться. — тетка хмыкнула, — Нет твоей мамы больше. Подумаешь, чисто. Помоешь. — она отвернулась и продолжила, — Так, тебя в детдом надо определить. Мне с тобой некогда возится.
— Как в детдом? Нет, не хочу! Не хочу, как мама, не хочу! А вы? Разве я вам чужая?
— Чужая, не чужая, а в детдом. У меня свой сынок есть. Зачем мне дочь бродяжки? Возись с тобой! — тетка пожала плечами, — Кто знает, на что ты способна? Говорила я отцу твоему, не женись на этой, с подворотни. Нет, привел, взял сиротку в приличную семью. Вот ты теперь.
— Да как же! Что вы такое говорите! — голос у Натки сорвался на визг, — Мама она хорошая, добрая! Что вы такое… — горло сдавила злость и Натка заплакала.
В голове тюкало «сильной, надо быть сильной», но слезы все равно не давали говорить, и она беспомощно плакала навзрыд перед теткой.
А брат, с которым они все детство играли вместе, отвернулся, закашлялся:
— Пора, нам мама, пошли, отец ждет.
— Да уж, пора. Сопли-то вытри, — прикрикнула тетка, — разрыдалась тут. Уморила родителей, теперь ревет.
«Сильной, надо быть сильной», — тюкало в голове.
— Уходите, — голос у Натки сорвался, — уходите отсюда.
Тетка, со злостью посмотрела на нее и на прощание хлопнула дверью, так что посыпалась побелка.
***
Месяц после похорон, почти полностью выпал у Наташи из памяти, помнилось, что иногда приезжали родственники и обвиняли в смерти родителей. Плохо говорили про маму. Добивались, чтобы у Натки начиналась истерика и уезжали.
Дядя Сережа, когда был в городе приезжал, смотрел на измученную Наташу, головой качал и не знал, что делать:
— Трудно тебе, одной, девочка. Что же делать то будем?
— Только не в детдом, не сдавайте меня, — жалобно канючила Натка, — не сдавайте меня.
— Ты не чемодан, что б тебя сдавать, только вот как ты одна то? Замордуют тебя родственники-то. Ты, девонька, главное, помни, ты жить должна. Не слушай, этих, извергов. Подумаю я. Но тебе жить одной нельзя.
— Не понимаю, что им от меня надо? Я же не трогаю их, не мешаю им жить! — плакала Натка.
— Что ты, как раз мешаешь. Квартира у тебя, вон какая! Держись, Натка! Я придумаю что-нибудь.
Наташка за этот месяц совсем высохла, под глазами появились синяки. Почти перестала спать. Постоянно снились кошмары. И учебу запустила.
А тут еще стала приходить нудная, какая-то бесцветная женщина. Говорила, говорила, нудила.
— Я из комиссии по делам несовершеннолетних, — почему ты не соглашаешься жить с родственниками? Они волнуются за нее. И если она так и будет отказываться от помощи родных, ее отправят в детдом.
На возражения Наташи, что родственники, не хотят с ней жить, она также тускло отвечала, что это ее, Наташины выдумки, они заботятся о ней, переживают, а она их не пускает в дом.
Наташа стала бояться звонков в дверь и перестала открывать.
И часто, по целым дням просиживала в кровати, завернувшись в одеяло, ни о чем не думая, раскачиваясь тихонько из стороны в сторону.
Но тете Зине этого показалось мало и она просто переселилась жить в квартиру к Наташе.
Всем говорила, что заботится о ней, что пропадет без нее племянница любимая, но оставаясь один на один, тихо так шипела Натке, о том, что она виновна в смерти родителей.
Наташа начинала кричать, а тетя Зина, тут же бежала за соседями, мол помогите, люди добрые, совсем девочка не в себе. На меня с ножом кидается.
Так повторялось из раза в раз. Скоро Натка перестала кричать, сидела в кровати, качалась и глядела в пустоту.
В один из таких приступов Наткиного отчаяния, тетя Зина, предварительно еще пошипев про дочь-убийцу, про то, что как она может жить после этого, про то что бы сдохла побыстрее, вызвала скорую.
Соседи подтвердили, что приступы происходят постоянно, что Наташа кричит и бьет посуду, а тетя Зина, сделав скорбное лицо, пожаловалась, что ее Натка бьет и продемонстрировала синяки и кровоподтеки. Она вот семью бросила из-за Натки, все за ней, за ней ходит, а Натка только кричит и бьет свою благодетельницу.
Врач внимательно посмотрел, головой покачал, пробурчал, что-то непонятное себе под нос и сделав Натке укол. А потом ее увезли в психиатрическую больницу.
Наташа не сопротивлялась, сил бороться не осталось. Она просто покорилась. Сидела в палате тихая, покорно принимала таблетки, уколы и ни с кем не говорила.
Агрессивности не проявляла. Ее выписали из больницы. За полгода, проведенные в больнице, к ней никто ни разу не пришел.
Ей было все равно, что ее выписали. Натка тихонько брела по любимому летнему городу домой. Но родные места совсем не вызывали радости. Добравшись только к вечеру, Натка позвонила в дверь своей квартиры. Открыла незнакомая женщина:
—Чего тебе?
— Как чего, — она от неожиданности испугалась, — живу я тут, моя это квартира.
— Тут мы живем. Я и мой муж, а тебя первый раз вижу. Иди отсюда! — женщина захлопнула дверь.
Натка никак не могла сообразить, что же ей сейчас делать? Постояла, глядя на дверь, и спустилась во двор. Села на скамейку, пытаясь сообразить, точно ли она пришла в свой двор? Потому что все это никак не укладывалось у нее в голове.
— Ой, Наталка! Ты, что ли? — соседка, баба Нюша, открыв подъездную дверь, уставилась на нее, как на привидение. — Ты? Откуда ты взялась? — баба Нюша, потрясла Натку за плечо. — Ну, говори! А нам-то сказали, родственники твои, что померла ты в больнице! А вот оно как!
— Баба Нюша, — Наташа растерянно и жалобно посмотрела в глаза соседке, — баба Нюша, а где мне жить-то теперь? Что с квартирой моей?
— Дык, продали квартиру-то! Как тебя в психушку увезли, так через месяц и продали. Сказали, что все, умерла ты! Мы-то так убивались, так убивались! Такая семья хорошая! И все, все разом ушли. Под корень вся семья разом! Как порчу кто навел, — баба Нюша вдруг спохватилась, — Да не реви, пойдем, я тебя накормлю, чаем напою. Ой, да забыла ведь я! Тебя ж мужчина ищет, всем соседям тут наказал, как увидят тебя, чтоб звонили ему, говорил друг, твоего папы. Телефон, где-то у меня записан. Ходил, ходил он тут, не верил, что ты умерла. Вот ведь и дождался!
Пока Натка пила чай под причитания бабы Нюши, приехал дядя Сережа, ворвался в комнату, сграбастал Натку в объятья, чуть под потолок не подкинул:
— Ну, нашел тебя. Не верил, что ты сдашься! Вот ведь! Не сказали мне родственнички твои, где ты, а соседи все твердили, что умерла. Нет, Натка! Не такая ты! Ты сильная, сильная, девка! Наладится все еще. — он суетился вокруг Натки, — Так, собирайся! Ой, да что тебе собираться то! — дядя Сережа, от волнения махал руками.
И Натка первый раз за полгода улыбнулась.
— Едем! Я же обещал, что придумаю — обещал. Вот, нашел тебе, училище. Пошли, по дороге расскажу.
— Спасибо, баба Нюша, — Натка погладила соседку по плечу, — если не вы, не знаю как, на улице бы спала, наверное.
— Да, что ты Наташенька, — баба Нюша, расчувствовалась, — что ты, разве бросила бы тебя на улице!
— Спасибо вам, — дядя Сережа схватил Натку и тащил, скорей на улицу.
И уже на улице, пока добирались до дома дяди Сережи, он рассказал, что придумал:
— В общем, нашел Натка я закрытое спецучилище. Как твой папа хотел, будешь почти десантником! Тебе, все равно жить не дадут спокойно родственники. Или в психушку опять запихают, или в детдом. Тебе еще нет восемнадцати, а по закону тетка твоя опекунша, я узнал. Поэтому самый лучший вариант уехать. И профессию получишь и никто не достанет.
Навигация по каналу - зайдите, там много хороших историй
Анонсы Telegram // Анонсы в Вайбере подпишитесь и не пропустите новые истории
Книга написана в соавторстве с Дмитрием Пейпоненом. Каноничный текст на сайте Проза.ру
На Урале училище, далеко, конечно. Но это и хорошо. Завтра билеты купим и поедем. Сам тебя отвезу, чтоб опять не потерялась. А то, видишь! — дядя Сережа прижал Натку к груди, да так сильно, что дыхание сбилось, — только уехал в командировку, как ты и потерялась сразу. Больше не позволю!
Натка, даже расплакалась. В первый раз после смерти родителей счастливо расплакалась. Почувствовала, что не одна на свете и есть человек, который любит и волнуется за нее.