Кинематограф Российской империи, порядочно изученный специалистами, для широкой публики остаётся одиннадцатилетним слепым пятном: кажется, тогда снимали лишь маскарадные инсценировки классики (11-минутный «Идиот» и иже с ним) да жгучие водевили про страсти горничных. На самом деле, в крупнейших киноателье обеих столиц кипела бешеная работа: создавались картины не только развлекательные, но и научно-популярные, видовые, агитационные. Невероятный комплекс материалов, частью уничтоженный вихрями отечественной истории, частью хранящийся в архивах Госфильмофонда давал — и даже в «усечённом» виде способен дать — цельную картину страны начала века.
Небольшое пояснение: «дореволюционный» кинематограф существовал с 1908 (на суд публики представлена картина В. Ромашкова «Понизовая вольница») по 1919 год — когда был выпущен декрет «О переходе фотографической и кинематографической торговли и промышленности в ведение Народного комиссариата по просвещению».
«Москва Первопрестольная», реж. Джемма Фирсова, 2007 — интересный эксперимент по озвучанию царской хроники.
«Кинематографическая промышленность» в России была уделом частного сектора — не зря большевики декларативно национализировали её — однако в 1914 году на рынке появляется крупный «игрок» другого рода…
Скобелевский комитет
Основан он был сестрой незабвенного «Ак-Паши» княгиней Белосельской-Белозерской ещё в 1904 году с расплывчато-благородной миссией «помогать обездоленным войной» (в своё время над сердечными начинаниями дворянства посмеётся Ярослав Гашек в «Печальном конце вокзальной миссии») — какой войной, думаю, уточнять не нужно. Комитет влачил своё полумёртвое существование уже целых десять лет, когда в 1914 году
«…в присутствии начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Н. Н. Янушкевича… состоялось скромное торжество официального открытия военно-кинематографического отдела».
Банальное стремление престарелой аристократии идти в ногу со временем увенчалось громадным успехом — по сути вся документальная отрасль кино оказалась в руках теперь уже вездесущего комитета. Изначально заточенная под нужды армии, «скобелевская» кинопродукциия состояла из просветительских лент — юных солдатиков учили, как в условиях войны наводить мосты, строить прожекторные станции и обходить разнообразные проволочные заграждения. Вопреки ожиданиям, «постановкой» занимались не мордастые фельдфебели, признанные мастера муштры, но опытные операторы и режиссёры — к деятельности комитета успеет приложить руку даже патриарх дореволюционного (а впоследствии и советского) кино Яков Александрович Протазанов.
«Удачно» началась европейская война — разумеется, «Ники» предпочёл отдать лакомый кусочек фронтовой хроники не «бездушным» и к тому же безродным коммерсантам Ханжонкову и Дранкову (хотя как раз у них был лучший наш оператор Луи Форестье, вынужденный довольствоваться «Людьми знойных страстей» и прочими «Властелинами»), но благородному собранию старцев со вдовой легендарного генерала во главе. Дела пошли в гору — патриотический бум мгновенно заполнял «Одеоны», где показывали (а показывали их везде) окопные сценки. Комитет всё дальше отходил от своей первоначальной миссии — помощи обездоленным солдатам — перековываясь в инструмент государственной пропаганды.
N.B. Первая мировая стала «золотым веком» некоторых национальных кинематографий — в их числе и русское кино. В начале 1910-х тон задавали в основном датчане с их религиозно-эротическими (!) мелодрамами и французы со сногсшибательными историями из жизни воров, убийц и прочих супостатов. Война перекрыла потоки импортных лент во многих странах — не будут же условные «колбасники» смотреть условных «лягушатников»! На мировом рынке взошла скоротечная звезда шведского кино — по-настоящему нейтральная держава потеснила двуличных датчан силами буквально пары режиссёров, Шёстрома и Стиллера, однако по окончании войны обе страны были «стёрты в порошок» американскими конкурентами. Российская же публика, оказавшись в условиях полной культурной изоляции, обратилась к отечественной «фильме»: Иван Мозжухин, Витольд Полонский, Вера Холодная, Иван Перестиани, Вера Каралли стали национальными кумирами.
Вернёмся к «скобелевцам». Ревнивый к чужому успеху, комитет расширил жанровые рамки продукции своего «кинематографического отдела» — появляются художественные ленты, решённые, конечно, в воспитательно-патриотическом духе. Впрочем, в сравнении с тем, что мы увидим через десять-двадцать лет, это если и пропаганда, то вегетарианская.
В последующие четыре года комитет выпустит не один десяток кинолент — среди них документально-хроникальные, бытовые, драматические и даже комические. Все они в той или иной степени связаны с гремящей в Европе войной — и, как говорилось в одном старом анекдоте, с «Русским Вопросом».
Два самых любопытных образчика скобелевской продукции — драма «Умер бедняга в больнице военной» (поставлено по стихотворению Великого князя Константина Константиновича, написанного, что симптоматично, в 1885 году) и жанровая зарисовка «самого» Якова Протазанова «Рождество в окопах». Вот что значит умелая пропаганда — одноклеточный посыл прячется в подтекст, окруженный стилистикой добродушного кинолубка. Настоятельно рекомендую к просмотру — только если не боитесь проникнуться великодержавным духом.
«Рождество в окопах» — режиссёр играет с мелодраматическими типажами, помещая их в военно-патриотическую конъюнктуру.
Даже после февральской революции набравший обороты комитет чувствовал себя прекрасно. «Похороны жертв революции», «Государственное совещание в Москве», «Дни революции в Петрограде», «1-е мая — всемирный праздник труда и братства народов в Кронштадте», — напоминает историю о Наполеоне и газетных передовицах, не правда ли? Разумеется, старушка-княгиня, да и всё седобородое правление были уже не при делах, однако фонды с капиталами никуда не делись. Комитет, державший в узде всю документальную кинопродукцию, уверенно глядел в будущее.
Прошёл октябрь. Пока обезумевшая киноинтеллигенция бежала в Крым, к сентиментальным белым, «скобелевцы» вступили в прямую конфронтацию с ВЧК и… победили. Комитет
«…получил автономию и был переименован в «Скобелевский просветительный комитет».
Любая удивительная история завершается, как правило, весьма прозаически. Как бы мне ни хотелось рушить сладкие державные грёзы, «истина дороже». Гордый скобелевский анклав просуществовал чуть меньше года, после чего без лишнего шума был поглощён фотокиноотделом Наркомпроса. Прощай, романтика!
Правда, на этом повесть о неугомонном комитете не кончается. В следующий раз вы узнаете, чем главные русские киноавангардисты — Кулешов, Эйзенштейн, Пудовкин, Эрмлер — обязаны «царским холуям».
