В минуты пресыщения и недовольства собой обе группы всегда находились где-то рядом, как два заведения, куда ты когда-то заглянул и вынес самые приятные воспоминания.
Это могла быть опрятная столовая с баром, кинотеатр, музей чего-то там, не важно чего, или дворец культуры, где выступают гастролеры третьей категории.
April Wine и REO Speedwagon не выступали в таких местах. Завсегдатаи подобных мест слушали другую музыку, но оба названия просились на афишу, отпечатанную в заводской типографии.
Человек с пластинками этих групп под мышкой мог получить их в районной библиотеке, чей замшелый фасад маячил в кустах акаций и сирени, как масонская ложа в новеллах Лавкрафта.
Примечательно, что на первых порах группу продюcировал Пол Лека, самый влиятельный албанец в мировой поп-музыке, автор самой прилипчивой песенки последних десятилетий прошлого века. Чем могли заинтересовать этого человека музыканты из поселка Шампанское, штат Иллинойс?
Роль этой личности не может быть ясна до конца. Такие люди не командуют и не позируют в лучах славы. Выполнив свою миссию, они отступают в тень, занимая места, подобно экспонатам музея на заре.
Как обозначенное, так и незримое присутствие влиятельных персон во многих работах REO Speedwagon особая привилегия этой группы. Оно проявляется в виде малоизвестных произведений Стивена Стиллса и Терри Рида. А в моей любимой You Can Fly, чья форма напоминает That's a Good Idea Отиса Реддинга, отчетливо слышится Слай Стоун, который действительно участвовал в записи альбома Lost In a Dream, хотя об этом и мало где сказано.
Девять лет «скоростной вагон» колесил по семидесятым, регулярно радуя слушателя циклами песен, которые могли появиться под любой другой вывеской. Знакомство с каждым новым диском напоминало посещение концерта гастролеров, когда ты единственный зритель и слушатель в зале.
Причем хронология выпусков не имела значения. Ridin' The Storm Out мог появиться в семьдесят девятом, а Nine Lives – в семьдесят четвертом, завоевав те же самые места в списках «Биллборд» и рядового обывателя. Не выше первой двадцатки.
То же самое происходило с April Wine. Полные стадионы, миллионные тиражи, золото, платина, дружба с британской рок-знатью. И статус «безликих» поденщиков, чье место в приемнике летящей по автобану машины c непонятно кем за рулем. Сейчас подобные достижения принято именовать «антирекордами».
REO и April Wine стали символом бега времени и бега на месте. Возможно, этим объясняется ощущение их постоянной близости, отмеченное в начале этого текста. Проходя мимо спортплощадки, мы постоянно видим одного и того же атлета, проделывающего одни и те же упражнения, а окружающий мир тем временем претерпевает весьма драматичные метаморфозы.
Кто-то священнодействует, штурмует вершины, громит устаревшее – и только April Wine и REO Speedwagon делают вид, будто сделали что-то новое, а мы делаем вид, что слушаем. До бесконечности так, само собой, продолжаться не может. Хотя нас такой симбиоз устраивает вполне.
Дело в том, что я так и не осилил до конца ни одной культовой пластинки семидесятых, в отличие от альбомов REO Speedwagon и April Wine, изученных от и до. И это не каприз, не оригинальничанье на публику пресыщенного эстета, а серьезный подход к серьезному явлению. Так наши пращуры осваивали подписные собрания Фенимора Купера и Вальтера Скотта, находя там всё то, чем среди посвященных не принято делиться с кем попало в повседневной жизни.
Что играет? – April Wine. В ответ, естественно, ноль эмоций. И этот «марксистский подход к старине» был намного желательней изнурительных диспутов на тему «о чем у Пинк Флойд блеют овцы?».
High Infidelity и The Nature of The Beast – два девятых альбома в дискографии родственных групп, появились не в один день, но почти одновременно, что в достаточной степени символично.
Для музыкантов оба эти диска стали тем же, чем для их коллег оказались Rumours, Frampton Comes Alive, Ace of Spades или Chicago-16 и т.д.
Как правило, такие события неминуемо отпугивают часть прежней аудитории, притягивая тех, кто еще вчера был предельно далек от данной темы. Словно выросший за ночь монстр или воронка в небе с надписью «мы открылись».
Автор этих строк принадлежит к числу тех, кто считает поп-музыку эпохи Рейгана не менее оригинальной, а по качеству местами более высокой, нежели достижения «британского вторжения».
В этой оптике Hi Infidelity может претендовать на роль Please Please Me своего времени.
Но каково было то время, и подходила ли ему такая музыка?
Президентство Рейгана омрачено покушением, неудачным, в отличие от того, которым было прервано президентство Кеннеди. Посольство США в Тегеране захвачено кровожадными мракобесами, с которыми опасается заигрывать даже охочий до подобных союзничков Кремль. Рабочие волнения в Польше – одни завидуют, другие поджимают хвосты. Эшелоны калек и трупов, которые запрещено хоронить по-человечески. Тот, кто застал этот ад, будет носить его частицу до конца дней.
Вот в какой обстановке лабухи с тринадцатилетним стажем записывают и выпускают альбом, чья музыка обдает леденящей свежестью, как фирменный «кондишен» на правительственной даче под охраной зениток и пулеметов. Прикиньте (не могу не перейти на жаргон тех лет) – это свежесть не морга, и не наркоз перед ампутацией чего-то уже не нужного, это свежий ветер в лицо человека, заляпанное грязью от черной «волги». В ту пору этих гробов развелось больше, чем пассажиров внутри.
Первый трек напоминает I Want Candy, американскую переработку ритма Bo Diddley, известную у нас в исполнении Brian Poole and The Tremeloes. И это не единственное место на пластинке, откуда веет шестидесятыми без нафталина. Три первых трека с первой стороны ошеломляют оптимизмом в духе I Can't Let Go – одной из самых энергичных песен The Hollies – подводя слушателя к главному сюрпризу на пластинке.
In Your Letter перебрасывает слушателя в 1964 год с первых секунд вступления. Это Please, Mister Postman восьмидесятых. Стоит отметить, а я всегда фиксировал подобные совпадения, что на пластинке у Carpenters эта песня тоже идет четвертым номером с первой стороны, погружая подготовленного слушателя в невесомость сладостного безвременья.
Первую сторону Hi Infidelity закрывает баллада в духе Bread, с гитарным соло на уровне Мика Ронсона в Moonage Daydream. Анализировать сторону два не имеет смысла, каковы бы ни были остальные песни на девятом диске REO Speedwagon – качество первых пяти искупает все их недостатки, которых в общем-то нет. Есть предсказуемое снижение градуса – нормальный для восьмидесятых прием, если вспомнить Theatre of Pain тех же Motley Crue.
Годом позже April Wine повторят ностальгический пилигримаж REO, исполнив Tell Me Why – самую тонкую, стильную и богатую нюансами вещь в альбоме A Hard Day's Night, ожидавшую вдумчивого прочтения семнадцать лет.
«Гурманы оценят» – говорят о таких работах люди немногословные. Мы оценили. Остальное зависит от вас, Алексей Фомич…
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VК
