Часть 2
Ночью перед похоронами Мишка спал плохо. То ему слышался шорох шагов, то скрип половиц. Вдруг совсем близко раздалось шарканье. Так бабушка ходила раньше, почти не поднимая ног от пола. Шурх-шурх. Пауза. Шурх-шурх.
Мишка затаил дыхание от страха. Сердце ухало в груди гулко и тревожно, удары отдавали в горло. Он боялся открыть глаза. Шурх-шурх, шурх-шурх. «Но ведь бабушка умерла. Она не может ходить по квартире. Это мне только кажется. Сниться. Или кровь в ушах стучит».
Он открыл глаза и оцепенел. Хотел заорать в голос от ужаса, но горло сдавило спазмом, не вздохнуть. Так бывает, когда хочешь во сне крикнуть или бежать, а не можешь, не получается. Так страшно ему ещё никогда не было.
Перед ним в зыбком лунном свете и отблеске уличных фонарей стояла бабушка в длинной светлой рубашке. Она была настолько худая, что казалось, под ночнушкой нет тела. Из длинных рукавов тёмными веточками болтались кисти рук. Седые редкие волосы неряшливо свисали по бокам лица. Блёклые глаза смотрели прямо на Мишку.
- Зачем, Мишенька, икону взял? Деньги нужны? Почему не сказал? У меня есть, я бы дала. Беда будет. Ох, беда», - глухим шёпотом сказала она и покачала головой из стороны сторону.
Мишка задыхался, воздуха не хватало, кровь гулко стучала в висках, сердце бешено колотилось. Он из последних сил втянул в себя воздух с сиплым «Ы-ы-ы» и закашлялся до слёз. А когда смог свободно дышать, никакой бабушки рядом не было. В другом конце комнаты вздохнула мать во сне и причмокнула губами. Мишка накрылся с головой одеялом, так и пролежал до рассвета, не смыкая глаз и прислушиваясь к шорохам.
Стоя у гроба, только один раз смог посмотреть на лицо бабушки. Белый простой ситцевый платочек, бумажный церковный венчик на лбу. Сейчас она выглядела куда лучше и моложе, чем живая. Выражение лица спокойное, морщины разгладились. Он перевёл взгляд на неживые, словно восковые руки, сложенные на груди. Ногти жёлтые, сквозь тонкую светло-коричневую кожу просвечивают суставы и кости пальцев.
Ему стало противно, желудок поднялся к горлу. Он сглатывал вязкую слюну, глядя вверх, на крашеную в синюю краску стену напротив. Хотел, уж было, выскочить из прощального зала, но тут служители морга накрыли гроб крышкой. Мишка облегчённо вздохнул. Мать, молча, вытирала платком влажные глаза.
Он с ужасом ждал ночи. Но усталость, нервное напряжение и бессонная ночь накануне сделали своё дело, он уснул без снов. Утром встал отдохнувшим, и мир показался не таким мрачным. Взгляд упал на телефон рядом с подушкой. Новый, модный, навороченный. А вчера явление бабушки ему всего лишь приснилось. Нет её больше. И скоро у него будет своя комната. Но эта мысль не обрадовала, как раньше. Он понял, что спать в комнате, где лежала и умерла бабушка, не сможет.
На завтрак пил кофе, наслаждаясь ароматом. Есть не мог. «Что она говорила насчёт денег? – вспомнил он. - Сказала, что есть у неё деньги, дала бы ему, если бы попросил. Пенсию мать получала и тратила. Откуда деньги?» Но что он знает о ней? Не интересовался, не спрашивал о её прошлом. Она всегда была для него старой. «А вдруг, и правда, припрятала что-то?»
Мысли завертелись быстрее, как в калейдоскопе. Мать отойдёт от похорон, начнёт вещи перебирать бабкины, кровать перетрясёт… нужно спешить и найти их первым.
Мать собиралась на работу, а Миша сделал вид, что ушёл в школу, спрятался за углом и вернулся в квартиру, как только фигура матери исчезла из виду.
Стойкий затхлый запах старого тела и мочи ударил в нос. Его вряд ли получится выветрить, лучше ремонт сделать и мебель заменить. От гнетущей тишины и пустоты было страшно и противно. А глаза уже высматривали возможные места, где могли быть спрятаны деньги.
Миша открыл шкаф. Старомодные ветхие платья, которые давно не носили, висели на вешалках. Мишке не хотелось к ним прикасаться, словно боялся запачкаться. Он двигал вешалки за крючки. Пусто. На полках в аккуратные стопки сложена одежда, нижнее бельё, простыни… Мать гладила и складывала. Давно нашла бы, если деньги спрятаны в белье. Но всё же пару раз сунул руку в стопку одежды до задней стенки шкафа. Пусто. Гадкое чувство возникло, словно подглядывал за бабушкой.
На книжной полке десятка два книг, в основном медицинские справочники. Перелистал несколько. В тумбочке лекарства, мелочь всякая. Осталась кровать. Отвернул лицо от подушки, наклонился и запустил руку под тюфяк. Кровать старая, пружинный каркас в нескольких местах провалился, потому сверку положили ватный тюфяк. Продвинул руку дальше, стараясь не вдыхать запах, и нащупал пальцами твёрдый пакет.
Мишка вытащил прямоугольный свёрток в старой пожелтевшей газете. «Вот оно!» Дрожащими пальцами торопливо развернул. В целлофан была завёрнута пачка разного размера и номинала купюр. Современные пяти тысячные, советские червонцы, и еще какие-то большие, как простыни, ассигнации с астрономическими цифрами.
Сердце замерло. Слышал, что старые деньги можно продать скупщикам и коллекционерам за высокую цену. Сколько тут! Теперь он будет умнее и не свяжется с Колькой. Тот обещал, что за икону приличную сумму дадут. А принёс только телефон. Он видел, как вчера Колька въезжал во двор на новеньком красном мотоцикле. Откуда? Ясное дело – присвоил себе часть Мишкиных денег за икону.
«Эх, бабушка, как бы раньше про деньги сказала, не крал бы я икону. Чего таилась? Для кого хранила свои сокровища?»
Он держал купюры веером. Заметил среди них пожелтевший листок, сложенный вдвое. Отложил деньги и осторожно развернул. Расписка. На сгибах текст от руки читался с трудом.
Расписка.
Я Дятлова Вероника Станиславовна. Нахожусь в здравом уме и твёрдом сознании. Я по собственному желанию отказываюсь от Татьяны Игоревны Дятловой, рождённой 15 мая 1976 года и передаю все права и обязанности на ребёнка доктору Егоровой Елизавете Филипповне.
18 мая 1976 года
Подпись.
Мишка перечитал расписку несколько раз. Почерк ровный, почти детский, написано с ошибками. Елизавета Филипповна Егорова – это его бабушка, которая только что умерла. Значит, она врачом работала. Вот почему книги в шкафу только на медицинские темы. А Татьяна Игоревна - это его мама. Фамилия другая по мужу.
Мишка бросился в соседнюю комнату, открыл коробку с документами и сразу увидел паспорт матери. Дата рождения совпала. «Получается, что бабушка и не бабушка вовсе. А настоящая отказалась в роддоме от новорожденной мамы. А Елизавета усыновила, то есть удочерила её и вырастила. И ни слова никогда не сказала. Ну, партизан. А мама знает? Вряд ли. Проговорилась бы». Голова от открывшейся тайны шла кругом.
Мишка убрал следы преступления, поправил покрывало на кровати, положил на место паспорт и задумался. В голове не укладывалось. «И что с этим делать? Сказать матери или нет? Это теперь ничего не изменит. Бабушка умерла. Настоящая мама отказалась от дочери, не нужна была ей. Зачем её искать? Нет смысла. Вырастила его и маму доктор Елизавета Филипповна Егорова».
В двери заскрежетал замок. Мишка за поисками и размышлениями потерял счёт времени. Мама вернулась с работы. Он вскочил с дивана, заметался по комнате, ища, куда спрятать находку. Сунул в пустую вазу на столе. Но мать уже вошла в комнату.
-Ты чего прячешь? А ну, покажи! - Она быстро подошла к нему. – Я так и знала. Видела новый телефон у тебя. Воровать у матери начал? Покажи! – Она ухватилась за вазу, которую Мишка держал в руках.
Мишка попятился, крепко держа стеклянную вазу. Они отнимали её друг у друга. Мишка сильнее дёрнул, руки матери соскользнули, она не удержалась на ногах и упала.
- Это не твое, это бабуш… - В горле запершило, Мишка осёкся и закашлялся.
Мать начала вставать с пола.
- Отдай! – взвизгнула она и потянулась к вазе.
Мишка отпихнул мать, выскочил в прихожую, по дороге достал деньги из вазы и отбросил её в сторону. Она упала на ковёр, покатилась к тумбе с телевизором. А Мишка выскочил из квартиры.
Вернулся он ночью избитый, в синяках и ссадинах. Рубашка и джинсы в крови. Не откладывая в долгий ящик, после борьбы с матерью он пошёл на рынок, где собирались торговцы всем без исключения. Спросил, можно ли продать старые деньги. Его отвели в сторону двое, просили показать. Мишка всю пачку и вытащил. Деньги отняли, а его избили. Лучше бы Кольку попросил, хоть какие-то деньги получил бы, а теперь ничего.
Мать увидала, расплакалась. Обработала ссадины, потом орала на него… Мишка понимал, что дурака свалял, но что теперь сделаешь. Не вернёшь.
- Слышал? Колька разбился, – сказала мать, когда немного успокоилась. – Тоже промышлял, не пойми чем. И ты так хочешь?
Мишку передёрнуло от её слов и воспоминаний бабушки в гробу. «Беда будет, ох, беда», - вспомнил её слова.
Несколько дней в школу не ходил, ждал, когда синяки заживут. Но и дома сидеть не мог один. Болтался по улицам или сидел во дворе.
Вдруг в кармане зазвонил телефон. Мишка увидел фотографию одноклассника. Не ответил. Экран погас и в чёрном стекле он увидел своё отражение. Стало тошно. Всё началось с этого телефона. Мишка размахнулся и швырнул его подальше. Телефон перелетел через кусты и со стуком упал на асфальт. Тут Мишка опомнился и бросился за ним. Но в это время во двор въехал джип и под его колёсами хрустнул мобильник.
«Вот и всё. Всё зря. Зачем? Не надо было воровать икону. Не буду в комнате жить. Если хочет, пусть мать там спит. Год как-нибудь переживу и уеду отсюда. А лучше в армию пойду. Матери без меня легче будет. Никогда больше не возьму чужого. Наказание не заставило себя ждать. Колька разбился, а я с чем был, с тем и остался. И даже бабушки нет».
Он вспомнил, как бабушка вела его за руку из садика, как покупала машинки по первому требованию, балуя. Как строила надежды на её счастливое будущее. Как заступалась за него перед матерью… «Что я наделал?!»
- Миша, ты чего сидишь тут? – голос мамы вывел Мишку из запоздалых раскаяний.
Она с сумкой стояла позади него. Мишка встал.
- Давай, помогу. – Он перехватил у неё из рук тяжёлый пакет.
- Спасибо. Сил нет совсем. Как маму похоронили, так никак в себя не приду. - Миша встревожено покосился на мать. Она действительно шла тяжело. – Не переживай, сынок. Молодая, справлюсь.
Они шли к подъезду, и Мишка решил, что ничего он ей рассказывать не будет.
