В 1900-х годах газеты не упускали случая лишний раз высказаться о яснополянском мудреце. В них была отлично выражена общая интонация мнений о Льве Толстом: проскальзывающее раздражение «общества» отрицательным отношением Толстого к революции, перекрываемое самой искренней, без малейшей фальши любовью к нему.
Мунштейн и Изгнанник
Она же, на первый взгляд, проявилось и в новой большой газете «Утро России» – богатой, просвещенной и либеральной, за которой стоял крупный промышленный капитал. В первом же номере этой газеты, вышедшем в Москве 16 сентября 1907 года, на первой полосе были напечатаны стихи поэта Lolo (Л. Г. Мунштейна) – популярного автора юмористических стихов на злобу дня, которому, впрочем, ничего не стоило бойко зарифмовать и любой серьезный сюжет. Стихи были посвящены Льву Толстому и восхваляли его.
Однако 26 сентября некто под псевдонимом Изгнанник поместил в «Утре России» нелепый и наглый текст – памфлет о Толстом «Великий банкрот земли русской». Этим Изгнанником был, вероятно, кто-то из политических эмигрантов, социал-демократов, среди которых в то время распространились т. н. богостроительские тенденции, заключавшиеся в попытке свести воедино марксистскую догму, примитивно понятое учение Ницше о сверхчеловеке и чисто умозрительное представление о Творце, т. е. создать что-то вроде новой – насквозь умственной – «религии сверхчеловечества». В своем тексте Изгнанник называл Толстого «титаном эгоизма», мало учившимся и тяжело думавшим.
Симптом перемен
Вышел скандал (впрочем, не очень громкий). В этой ситуации Моськи, лающей на Слона, возмущала, разумеется, не смешная вера Изгнанника в спасающую «программу работы для будущего» – среди наивной и полуобразованной разночинской интеллигенции многие так же сильно веровали в нее. Возмущал невозможный развязный тон разговора о Толстом, бывший тогда еще в диковинку. Памфлет Изгнанника восприняли как знаменательный симптом наступивших после революции социально-психологических перемен, глубина которых ощущалась как пропасть, внезапно разверзшаяся между «вчера» и «сегодня».
«Разве в 1905 или 1906 г. мыслимо было молодой газете левого устремления начинать свою карьеру с непристойных нападок на Л. И. Толстого?» – вопрошала в «Речи» (29 сентября) Ариадна Тыркова, выступавшая под псевдонимом А. Вергежский.
Тыркова была одной из первых, кто открыто заговорил об обвальном падении культуры и морали, наступающем в результате совершившейся революции. В тексте Тырковой обыгрывался созданный Глебом Успенским обобщенный образ «чумазого» – существа без роду и племени, появившегося в России на развалинах патриархального крестьянского уклада в условиях стремительной капитализации России: «Идет чумазый и кричит о том, что Толстой – эгоист, недоросль и едва ли не бездарность».
Зачем чумазому Толстой? Ни к чему. С него достаточно Записок Маркиза де Сада и как еще там называется вся эта печатная проказа, о которой все газеты сообщают в аршинных объявлениях.
Пусть так. На то он и чумазый. Но неужели печать так и должна броситься в услужение к этому новому хозяину?
Разлад в обществе
Таким образом, в просвещенном обществе, которое еще совсем недавно выглядело единым, обозначился разлад, и в ближайшие годы он будет неуклонно увеличиваться. Дело, конечно, не в водевильном Изгнаннике – дело тут в разделении людей на тех, кто считает исторический процесс подконтрольным разумной воле, и тех, кто более или менее отчетливо сознает, что революция не заканчивается там и тогда, где и когда этого хотелось бы ее участникам, и что с революцией связаны не только приобретения, но и потери. И эти последние не только неизбежны – они в известном смысле даже оправданны.
Потому что культура – это не какой-то храм Традиций и Духовности, существующий сам по себе, в безвоздушном пространстве, а способ понимать и выстраивать социальную жизнь. И если сама эта социальная жизнь заходит в тупик, взрывается революцией, то и культура не остается ни при чем, т. е. несет свою долю ответственности.
Примерно такой круг мыслей выразился в статье Дмитрия Философова, написанной в порядке конкретной литературной дискуссии того времени, но в общем и целом проникнутой той же проблематикой фундаментального исторического сдвига. Эта статья, прямо уже не связанная с Толстым, появилась в «Товарище» 23 сентября.
