Большинство обывателей видит смерть в чёрном цвете, но я вижу иначе. Лиловый – вот истинный её цвет! Чёрный – это жизнь. Чернеет свежевспаханная плодородная земля. Черны глаза молодой танцовщицы, страстный танец которой – есть прославление жизни, вызов всему безмолвному и неживому! Наконец, ночь, под покровом которой зачинается большинство жизней на земле, тоже бывает черна.
Мераб прожил долгую жизнь, за которую, как ему казалось, он никогда и никого не обидел. Дом этого достойного человека всегда был открыт для всех многочисленных друзей и знакомых – двери никогда не запирались. Жена и дети Мераба благодаря его ремеслу никогда не голодали, а внуки, а затем и правнуки обожали слушать дедушкины сказки.
На день рождения Мераба вся большая семья обязательно собиралась вместе: дочери приезжали с мужьями и детьми, женщины пекли лепешки под надзором бабушки Тамрико; во дворе носились внуки и правнуки и соседские дети. Всё село пришло поздравить Мераба. Старый дом и двор наполнялся жизнью: звенел молодыми голосами, пах свежей выпечкой, пхали, козьим сыром и молодым вином.
В тот вечер Мераб праздновал свой сотый день рождения. Когда все, наконец, расселись по местам, старший сын Мераба, Серго, остался стоять. Говорить красиво он не умел, зато имел прекрасный голос. Вытянув вперёд руку с кубком, полным рубинового вина, Серго запел.
По задумке, присутствующие мужчины должны были присоединиться к этому своеобразному тосту, но не успели: его прервал глухой, несильный, но весьма внятный стук.
Именинник, будучи радушным хозяином, крикнул:
"Входи, добрый человек, гостем будешь!"
Не успел он это произнести, как дверь отворилась, и на пороге возникла фигура человека в чёрном плаще, с накинутым на лицо капюшоном.
Фигура плавно двинулась в сторону стола, за которым традиционно сидели женщины.
Мераб, видя это, встал, подошёл к таинственному незнакомцу, и, указав ему на свободное место за столом, где сидел он сам, сказал учтиво:
— Садись, дорогой, раздели с нами эти благословенные хлеб и вино! А потом, коли захочешь, сможешь открыть нам и своё имя! – убедившись, что гость сел на указанное место, Мераб пошёл на своё.
Он как раз садился, когда все присутствующие испустили полустон-полувздох – это незнакомец сбросил плащ. Кресло Мераба спасло его – иначе он непременно упал бы от изумления. Дело в том, что в гости к нему пожаловала сама Смерть.
Люди узнали её по слегка уловимому сладковатому запаху разложения, по бледной, словно пергамент, коже и впавшим глазницам. Всем, кто смотрел на неё слишком пристально, становилось плохо: они чувствовали удушье и помутнение рассудка. На гостье было лиловое платье, которое скорее подошло бы молодой незамужней девушке.
У старой Тамрико сдавило сердце. Она побледнела и шевелила губами, беззвучно читая молитву. Стало так тихо, что каждый слышал, как стучит его собственное сердце. Смерть обвела взглядом присутствующих, и наконец, остановила его на юбиляре.
Мераб спокойно встретил взгляд мёртвых глаз.
— Ты ведь за мной, верно? – сказал он, наполняя кубок вином и протягивая его ей.
Жуткая гостья молчала, продолжая смотреть сквозь Мераба. Молчали и люди, потрясенные происходящим.
Мераб продолжал держать кубок, предлагая гостье выполнить свой долг – выпить за хозяина в ответ на его гостеприимство.
Маленький Дато, в силу возраста не понимавший, что происходит, подошёл к Смерти слишком близко и подёргал её за лиловый рукав. Тогда она оторвала взгляд от хозяина дома и посмотрела на мальчика. Тотчас Дато упал на земляной пол и замер без движения. Воздух сотряс вопль его матери – старшей внучки Мераба.
— Он не дышит! Люди! – закричала она и бросилась на Смерть с такой яростью и отчаянием, словно собиралась порвать её голыми руками.
— Манана, внучка, остановись! – крикнул Мераб, но было поздно: едва коснувшись Смерти, бедная женщина упала замертво рядом со своим сыном Дато.
Мераб умел владеть собой. Усилием воли он подавил желание снять со стены именную саблю и разрубить хозяйку лилового платья на куски. Внезапно его словно молния сразила, он увидел стройную, смешливую девушку в точно таком же платье. Конечно, он узнал это платье! Именно в этом наряде он увидел впервые свою Тамрико.
Глазами он нашел её, бледную, с отсутствующим взглядом. Стараясь не смотреть на сидящую за столом Смерть, Мераб подошёл к Тамрико и обнял. В тот же момент её бледные губы перестали шептать, а грудь вздыматься. Мераб теперь понял, за кем пришла безносая.
— Меня возьми, верни Тамрико! – крикнул он, обернувшись к Смерти, но там, где она сидела, вился лишь лиловый дымок. – Верни мне Тамрико! – он уже не требовал, а просил, не стесняясь слёз.
— Пять! – ухнула кровь в ушах у Мераба.
Почти сразу захныкал Дато, а его мать, очнувшись, никак не могла вспомнить, как оказалась на полу. Мераб, вытерев слёзы, обернулся к жене, но её не было. Вскоре она нашлась: оказалось, задремала на тахте.
— Не заметила, как заснула, такой кошмар привиделся! – прошептала она ему, когда он её разбудил. – Я что-то пропустила? Серго уже пел?
Серго между тем опять встал, чтобы петь свой тост, и ждал только, когда Мераб сядет во главе стола. Всё было так, словно ничего не произошло, никто не вспомнил о даме в лиловом. Мераб выскочил на улицу – солнце почти скрылось за перевалом, сгущались сумерки. По тропинке, ведущей в горы, шла одинокая фигура, закутанная в чёрный плащ, с надвинутым на глаза капюшоном. Вдруг она остановилась и обернулась в сторону старика.
«Это подарок тебе…, – услышал он сиплый голос совсем рядом, хотя она была далеко от него. – Не благодари…»
Она растаяла в сумерках, а Мераб поспешил вернуться в дом, где его ждали родственники и друзья. Всех томила непонятная тоска, и хотя никто не понимал, откуда она взялась, ощутить её можно было почти физически. Тогда именинник повелел всем наполнить кубки, и запел сам. Он пел о красоте и величии здешних мест, о храбрости мужчин и прекрасных глазах женщин. Потихоньку к его пению присоединялись всё новые и новые голоса, и вскоре странное чувство тоски и опустошенности отступило под напором безудержного веселья. Музыканты старались вовсю, люди пели и плясали до утра. До сих пор те, кто был на том торжестве, вспоминают его и приводят в пример, когда дело касается весёлого праздника.
День за днём пролетели пять лет, и не было ни дня, чтобы Мераб не вспоминал слова Смерти.
Ранним утром в день своего дня рождения Мераб понял, что Тамрико не дышит. «Это мой подарок тебе…» – донеслось до него дуновением ветра. Мераб закрыл лицо руками, и сидел до тех пор, пока родные, обеспокоенные его долгим отсутствием, не постучали в дверь. Он знал, что это случится, знал когда, но до последнего момента надеялся…
Когда невестки открыли сундук Тамрико, чтобы достать платье, в котором она завещала себя похоронить, среди прочих нашли то самое, лиловое. Платье великолепно сохранилось, но все присутствующие почувствовали подспудный страх, словно уже когда-то видели его, однако никто не мог вспомнить – при каких обстоятельствах. Платье хотели выбросить, но одна из правнучек, названная в честь своей прабабки Тамрико, пожелала оставить его себе. Бедняжка не дожила до своего совершеннолетия, заболела и умерла за три дня.
Мераб пережил свою жену почти на семь лет. За это время он сильно сдал и почти ослеп. Именно поэтому, когда женщина, живущая неподалёку, узнала в человеке, бодро шагающем по горной тропе Мераба, глазам своим не поверила: он словно помолодел! Впрочем, в предутренних сумерках могло и показаться. Чуть впереди Мераба шла девушка в лиловом платье, наверное, одна из внучек, и постоянно оборачиваясь, что-то оживлённо рассказывала ему.
А как взошло солнце, село облетела весть, что старый Мераб умер.
2009 г.
