Соборное осуждение оригенестического апокатастасиса
Все десять анафематизмов Юстиниана и пятнадцать новооткрытых анафематизмов Пятого Вселенского Собора имеют целью осуждение исключительно оригенестического апокатастасиса! Они справедливо низлагают ересь оригенистов, насквозь пропитанную мистическим платонизмом.
Таким образом, Соборно было осуждено нелепое и нечестивое учение оригенистов о всеобщем восстановлении твари, в основе которого лежит учение о предсуществовании душ. Осуждено было именно такое понимание восстановления нечестивых людей и демонов, проповедуемое оригенистами. Именно в данном контексте церковь отвергла нечестивое учение оригенистов о всеобщем восстановлении «апокатостасисе» о чем ясно свидетельствует первый анафематизм Юстиниана: «Кто говорит или думает, что души человеческие предсуществовали, что они были прежде умами и святыми силами, а затем обратились к худшему и чрез это охладели в любви к Богу, отчего и называются духами и в наказание посланы в тела, тот да будет анафема», и первый анафематизм пятого Вселенского Собора: «Кто верит в баснословное предсуществование душ, которое влечет еще и к другому уродливому и нечестивому представлению, что все души в конце концов, возвратятся в первобытное состояние - да будет анафема».
Соборно было осуждено множество нечестивых нелепостей проистекающих из учения о предсуществовании душ, что в будущем веке Иисус Христос еще раз распнется за демонов и нечестивых людей: «Кто говорит или думает, что Господь Иисус распнется в будущем веке за демонов, как и за людей,- да будет анафема»; что все нечестивые люди и демоны будут восстановлены в первозданном состоянии, заключающемся в субстанциональной тождественности с Богом Словом, то есть, абсолютном единстве со Словом и едином (слитом) сознании в себе Бога - Слова, составляющем как бы единое неразличимое целое; что нечестивые люди и демоны, придя в то первозданное состояние, которое описано выше, станут равными по могуществу и способностям Богу - Слову.
Баснословное предсуществование душ, как уже было сказано, влечет за собой уродливое и нечестивое представление, что все души в конце концов возвратятся в первобытное состояние, в котором станут одним целым с Богом – Словом, слившись воедино, потеряв все личностные ипостасные отличия (разности), приняв в себе всю силу и власть Бога Слова по существу, став не просто одной природой с Богом Словом, но и неразличимым целым. В тринадцатом анафематизме Пятого Вселенского Собора так же отвергнута идея восстановления всего творения в едином соединении со Христом по существу и по сознанию. Отвергнуто именно такое восстановление творения через его возвращение в состояние домирного бытия, в котором не будет никакого различия между Богом и Его творением: «Кто говорит, что в будущей жизни не будет никакого различия между Христом и всеми остальными разумными тварями ни по существу, ни по сознанию, ни по силе и могуществу, что все разумные твари будут одесную Бога так-же, как и их Христос, и как это было в их домирном бытии, — да будет анафема».
Ни в одном из семи Вселенских Соборов данные анафематизмы не были использованы отдельно от учения оригенистов. Вселенский Собор и вся церковь отвергла и осудила исключительно идею оригенистов о всеобщем восстановлении нечестивых людей и демонов, именно такое понимание апокатостасиса (восстановления) падших ангелов и грешников подлежит осуждению.
Ни один соборный акт Вселенской Церкви не отвергал ни идеи конечности адских мук, ни идеи нескончаемых мучений отдельно (изолированно) от ереси оригенистов. Таким образом, православное понимание апокатостасиса (восстановления) всей твари, которое исповедовали такие столпы Церкви как Григорий Богослов, Григорий Нисский, Максим исповедник, Исаак Сирин и многие другие никогда ни на каком Вселенском Соборе осуждено небыло. Более того, отцы Собора во всем следовали этим учителям и принимали все, что написано и изъяснено ими: «… следуем же во всем святым отцам и учителям святой Божией Церкви, то есть, Афанасию, Иларию, Василию, Григорию Богослову и Григорию Нисскому... и приемлем все, что написано и изъяснено ими о правой вере и в осуждение еретиков». Вот как святой Максим Исповедник в диспуте с Пирром, бывшим патриархом Иерусалимским, говорит ему об этом: «...а Пятый Собор (пропустим остальные) две воли и заповедал, постановив дословно — «принимать все сочинения и Афанасия, и Василия, и Григориев» и некоторых других, определенных как «избранные учители...»
Итак, все анафематизмы Юстиниана сами по себе не имеют надлежащей вероучительной силы, которая могла бы возвести их в догмат отрицания конечности адских мучений грешников изолированно от оригенестического апокатостасиса. Данные анафематизмы имеют пределами своего воздействия (осуждения) еретическое учение оригенистов о предсуществовании душ и вытекающие из него более нечестивое и нелепое учение о восстановлении всей твари в первозданное состояние посредством абсолютного соединения с Богом Словом.
В чем состояла ошибка в оригенистическом учении о всеобщем сосстановлении твари (апокатастасисе)
Ошибка оригенистического учения главным образом состоит в том, что они полагали о частном и индивидуальном - о душе, что она будучи в своем логосе, прибывая предвечно в Бога в виде замысла, уже обладает движением не имея при этом потенциального бытия. То есть, они положили движение прежде бытия, из этого они утверждали что не логосы, а души или умы вечно предсуществуют у Бога. Таким образом, оригенисты искозили православное понимание о предвечном существовании в Боге логосов (замыслов) всей твари еще не имеющей актуального бытия. Максим Исповедник объясняет учение Григория Богослова, о том, как будучи частицей Божества, проистекли мы, под водительством Божиим. Он говорит, что каждое из умных и словесных существ, то есть ангелов и человеков посредством самого того, по которому оно было создано - посредством логоса, сущего в Боге и к Богу, есть и называется частицей Божества, по причине своего предсуществующего в Боге, как уже было сказано, логоса. Орегинисты же заменили понятие логоса, как Божественного замысла, на понятие ума или души. Исповедник говорит далее: «Частное и индивидуальное, пока оно остается в своих логосах, обладает лишь потенциальным бытием. Таким образом, бытие в Слове (по логосам) является потенциальным, а выведение в чувственное бытие соответствует «актуальному восприятию бытия». Максим признает здесь невозможным творению иметь какие либо движения в Боге прежде самого бытия, он показывает так же невозможность существования вместе беспредельного и ограниченного: «и никаким словом не доказать, что бы могли вместе существовать сущность и сверхсущественное, и не свести во едино измеряемое с неизмеримым, относительное с безотносительным и не обладающее никакого рода категориями, по которым его можно было бы утвердительно охарактеризовать, с тем, что пребывает вместе со всеми ними, т. е., категориями времени, пространства и т. д.»
Так же оригенисты признавали главной и единственной причиной приведения Богом в бытие творения пресыщение благом, что якобы тварь присытившись пребыванием в Творце истекла из Божественной сущности в тела и духов получив актуальное бытие в наказание за совершенные грехи. Исповедник говорит на это, что истинным благом в Боге нельзя пресытиться, как чем-то надоевшим или ставшим «невкусным», напротив, насыщение истинными благами в Боге ненасытимо. Посему, нельзя такой безмерной благости Божьей, как приведение в бытие творения назначать столь низменную причину - пресыщение, во многом оскорбляющую это самое благо.
Они (оригенисты) так же не имея различения между Божественной сущностью и Его энергиями, сделали Бога в своих учениях причаствуемым, поместив творение, в саму Божественную сущность, сделав тем самым тварь единосущной Богу. Они утверждали, что сами души или умы творений предсуществовали в Боге, вместе со своими логосами даже прежде бытия. Максим Исповедник вводит понятие тропосов, как способов бытия, выделяя три: бытие, благо бытие, и приснобытие. Он показывает всю несостоятельность их измышлений, в соответствии с которыми души, еще не приведенные в бытие Богом уже имели движение, предсуществуя в Нем предвечно, и будучи частицей Бога, единосущными Его природе, являясь как бы Его частью, пресытились и не удержавшись истекли в творение - человеков и ангелов, получив, таким образом, бытие в виде наказания. По такому разумению получается, что движение твари предшествует приведению ее в бытие. «Но у сотворенных Богом мысленных и чувственных [сущностей] бытие (γένεσις) мыслится прежде движения. Не может быть движения прежде бытия. Ибо движение есть у пришедших в бытие: у мысленных — мысленное, а у чувственных — чувственное». Ведь сначала Адама Бог привел в бытие, создав его из земли и вдунув в него дух жизни, такой способ бытия Максим называет тропосом бытия, только после этого первый человек получил возможность движения, потом же в Адаме произошло рождение всего человеческого рода - рода Адамова, называемого у исповедника тропосом благо бытия, а в день оный произойдет воскресение из мертвых всех людей, когда либо рожденных в Адаме для вечной жизни в будущем веке, этот способ бытия называется у Максима тропосом паки бытия. Итак, логос не имеет актуального бытия, только потенциальное, он будучи неподвижным и неизменяемым пребывает предвечно в Боге , тропос же есть способ бытия, благодаря которому творение совершенствуется в направлении своего логоса. Окончательная цель всего домостроительства Божьего заключается в достижении творением состояния сообразного своему логосу, приведении всего созданного Богом в соответствие с Его волей. Апокатостасис, как восстановление всей твари в понимании оригенистов заключается в приведении творения в первозданное состояние, то есть пребывание в Боге по существу вместе со своим логосом. Они заменили понятие логоса как замысла или идеи предвечно существующего в Боге, сущностью- умом или душой, которая в наказание за грехи истекла в тела и духов, поэтому и ожидают они ее восстановление или возвращение в Божественную сущность не как причаствуемую божественной энергии, но как единосущную Богу.
Так же Максим указывает на трудность в их (оригенистов) понимании цикличности в творении, говоря, что такое движение, не имеющее желаемого основания не даст им никогда остановиться, презрев один раз на опыте они будут презирать всегда и не какое слово их не остановит, что может быть жалостнее. Ибо, если один раз творение совершило зло и на опыте познало его, то какое может быть основание полагать, что в следующем повторяющемся цикле своего движения, совершив уже познанное ранее зло еще раз, творение может освободиться от совершения этого движения, совершая его все снова и снова и закосневая в нем, какая причина может заставить двигаться его в противоположном направлении? Если даже предположить, что творение само в силах изменить направление этих цикличных движений, то это будет означать, что оно поступит против своего движения, ставшего уже естественным или даже природным посредством такой цикличности, и в таком случае обращение к благу не будет добровольным или свободным.
По их же учению познание добра происходит от познания противоположного ему зла, то есть познавая зло творение понимает что есть добро, такое познание совершается как бы в сравнении. Чтобы например познать сладость меда нужно сначала познать горечь желчи, и тогда отведав меда и сравнив его вкус с горечью желчи, будет познана его сладость.
Такое понимание о познании неверно, ибо в творении есть природные или естественные знания, которые не имеют нужды в противоположном. Так, младенец знает сладкое, еще не имея познания горького, откуда? Но он выплевывает горький порошок и с удовольствием проглатывает сладкое. Или от чего же мать любит свое дитя? Неужели от познания прежде ненависть к нему? В человеческое естество вложено все необходимое для истинного познания вещей, ибо естественное состояние человека в Боге, пребывающего в соответствии со своим логосом, обуславливает наличие ума Божественного, освещающего всякую вещь и дающего разуму правильное ее понимание, не требующее для этого противоположного.
О пребывании в Боге Максим говорит, что тогда не будит ничего желаемого кроме Бога, ибо тогда в Нем остановится всякое желание, так как достигнет того желаемого, вокруг которого сейчас движется, и нечего ему будет более желать кроме Бога, не станет тогда творение выбирать или сомневаться, принять Сие желаемое или нет, но прибыв в своем естественном состоянии изберет благо не выбирая, не сравнивая, не сомневаясь и не испытывая его (это благо), но по своей природной воле, имея ум Христов, даст оно (творение) Богу царствовать в себе и творить в себе волю Его «Ибо тогда не будет даже ничего являемого вне Бога, или кажущегося противопоставляемым Богу, чтобы прельстило кого–нибудь уклонить к нему свое желание, поскольку все — и умом, и чувствами постигаемое — будет объято им в неизреченном Его явлении и пришествии, как не днем свет звезд и сами звезды при явлении солнца в великом и несравненном свете, от которого и то, что и они являются светом, скрывается, и что, вообще, существуют — делается непознаваемым для чувств».
