- Олечич, ты гридень добрый, тебя многие знают и я тебя знаю. Мне такие вои в дружине нужны. Пойдёшь ко мне? Не обижу. – Конунг Рёрик смотрел на меня пристально. Я так же пристально смотрел ему в глаза. Я не боялся. Разве может вой, прошедший огонь, воды и медные трубы, смотревший ни один раз смерти в глаза, бояться? Смерти нет, её бояться не нужно, ибо если ты добрый муж, не порушивший свою честь и не предавший други своя, то ждёт тебя ирий светлый. Гораздо страшнее бесчестие.
- Лестно твоё предложение, конунг Рёрик. Да только сам подумай, ты убил моего князя Вадима Хороброго. Как я к тебе пойду после всего? Что обо мне люди скажут?
Мы стояли на княжеском подворье Новагорода. Рёрик захватил его со своей дружиной, убив князя Вадима. А ведь они когда-то побратались и вместе походами ходили. И я ходил в дружине своего князя. Я многих знал из старшей и младшей дружин Рёрика. Ни раз куском хлеба делился с ними и спину друг другу прикрывали. Так поди же, теперь сошлись друг с другом в злой сече. Одолели нас вои Рёрика. Всё верно, двум волкам в одном логове не ужиться. Вот и наступил тот час, когда сошлись мы в бою кровавом.
Часть оставшийся дружины Вадима после его смерти перешла на сторону Рёрика. По сути бесчестья там нет. Многие так делали. Но это было не для меня. Я княжий гридень, сын гридня, сгинувшего в бою с данами, когда мне было пять лет. Матушка умерла позже от лихоманки. Но меня не бросил князь, отец Вадима. Остался я в новиках при княжьей дружине. Где меня и воспитали убелённые сединами старые гридни. С детства учили быть воем. Тяжкое то учение было, с кровавыми мозолями, синяками, болью. Но иначе нельзя, ибо воинское бремя тяжкое бремя, а не похвальба пустая. Цена этому бремени – жизнь. Но не только твоя, что мало значит, а жизнь побратимов твоих, жизнь деток малых, баб, да девок юных, мужей и стариков, которым ты должен быть щитом и мечом. Умри сам, но спаси их. Не отдай их на поругание ворогам, что словно стервятники постоянно слетаются на земли наши, шаря жадными взглядами. Вся моя не долгая жизнь прошла среди кметей, да гридней княжьих, в походах и схватках. Сколько их было, не счесть уже. Многие из них оставили шрамы и рубцы на теле моём. Ни жены, ни детишек. А ведь я встретил уже свою 31 весну. Огорчало только одно, что если сейчас умру, отправившись в светлый ирий, то никого не оставлю после себя. Ни сына, ни дочки. Но значит судьба у меня такая. Я только удобней перехватил рукоять своего меча. Добрый меч то у меня. Франкский, стальной. Навершие рукояти в виде головы орла с кровавыми глазами-рубинами. Взял я его три года назад в бою у франков. Убил в схватке одного графа, родича франкского короля. Им не только рубить можно, но и колоть, так как в отличии от мечей варягов, имевших закруглённый конец клинка, мой был острый. Многие зарились на мой меч, цену не только в серебре предлагали по весу, но и золотом. Да не продал я его. Мы сроднились с ним. Он не просто меч мне, но продолжение меня стал. Словно одна душа на двоих у нас была. Кровь на лице у меня уже не бежала, стала засыхать. Но она не мешала мне.
- Уверен. Олечич? – Спросил меня Рёрик.
- Уверен, конунг. Да и разве ты сам будешь мне доверять?
- Если дашь клятву мне, буду. Так как знаю, слово своё и клятву ты держишь и никогда не нарушишь.
- Прости, конунг, но не дам я тебе клятвы. – Я не стал ему говорить, что не даю клятв тому, кто сам свои нарушает.
На подворье я один остался. Позади меня лежали други мои, кто сложил голову свою. Бой давно уже кончился. А я всё стоял. Те, кто в живых остались приняли предложение конунга Рёрика. Теперь стояли на его стороне. Но на меня не смотрели, глаза отводили.
- Олечич, последний раз тебе предлагаю. – Сказал мне конунг, а теперь по-славянски князь Новагорода. – Откажешься, мне придётся убить тебя. Ты же понимаешь, что не могу оставить я в тылу у себя воя, не покорившегося мне. Не пожалеешь?
- Понимаю, князь. – Назвал я Рёрика этим титулом. – Значит убьёшь. Плакать по мне некому. Я хорошую жизнь прожил. Ни о чём не жалею. А теперь мне дорога в Ирий светлый. Чего мне жалеть?
- Конунг. – К Рёрику подошёл один из его старшей дружины, нурман Асмунд. – Не гоже это. Олечич с нами в походы ходил. Мне и многим нашим жизнь спасал. Бесчестье это будет, убить его. Боги не одобрят такое. Если он не даёт клятвы, пусть уходит. И твоя совесть чиста будет, конунг.
Его поддержали многие в дружине. Рёрик сверкнул недовольно глазами. – Он к врагам нашим уйдёт, Асмунд.
- Уйдёт, значит уйдёт. Тогда в сече с ним встретимся.
Рёрик опять посмотрел на меня.
- Хорошо. Пусть уходит. Уходи, Олечич. Отпускаю я тебя.
Я кивнул ему. Это был лучший вариант. Значит путь в ирий пока откладывается.
Вывел своего коня из конюшни. Он был уже осёдлан. Приторочил торбу с небогатой снедью. Всунул в петлю у луки седла секиру, круглый щит за спину. Меч в ножнах. Закрепил колчан со стрелами и саадак с хазарским луком. Вскочил на своего «Ворона». Рёрик уже ушёл в княжий терем. Но многие дружинники оставались здесь и молча наблюдали за мной. Я оглядел ещё раз княжье подворье, где я прожил всю свою жизнь, где матушка произвела меня на свет, подарив мне жизнь, где отец мой впервые вложил мне рукоять меча в детскую ладошку. Это был мой дом, который в этот момент перестал им быть и стал чужим.
- Прощайте гридни княжьи. Для меня было честью идти с вами плечом к плечу и даже сойтись с вами в смертельной сече. Удачи вам.
- И тебе, Олечич, удачи. – Желали мне, как убелённые сединами воины, так и безусые новики из молодшей дружины. Ворон двинулся на выход из княжьего подворья. Рядом с конём бежал мой пёс Гром. Перед тем как покинуть подворье, обнажил меч и вскинул его вверх, салютуя тем, кто оставался - бывшим товарищам по оружию, а ныне врагам мне. Они ответили. Кто вскинул вверх свои мечи, кто секиры, застучали в щиты, провожая меня! Кто-то даже закричал: "Олечич!". Это дорогого стоило.
Я не стал задерживаться в Новагороде, покинул его в этот же день. Коня сразу направил на юго-запад. Надо было уйти как можно дальше в лесную чащу и затеряться. Я был уверен, Рёрик мне это не простит. В душе была пустота. Надо переждать время. До следующей весны. За это время решу, куда уйти. Может к привисленским полянам, я знал их князя Пяста и его сына Земовита. Ему вои тоже нужны были. Или к уграм. С их ханом Арпадом тоже сталкивался, когда на ромеев ходили в Византию. Тем более, конь у меня есть, а мадьяры народ полукочевой, с печенегами бьются, да на Дунае оседать стали. Да много куда податься можно. Хороший мечник везде нужен.
Двигался в лесной чаще до тех пор, пока совсем не стемнело. Сделал привал. Костёр разжигать не стал. Поел то, что успел захватить с собой…
…Жданка собирала ягоду. Черники было много. Нужно достаточно заготовить даров леса на зиму. Есть ещё огород у них, где они с братом выращивают репу, лук, дикий чеснок, морковь. Ещё грибов заготовить, насушить их. Слава матери-Макоши, у них коза есть. Ей спасались они. Молоко, сыр делали, как отец с матушкой их научили в своё время. Олесь сейчас траву заготавливал для козы. Он уже совсем взрослым становится. Лук себе сделал, стрелы. Наконечники из рыбьих костей делал. Олесю уже 13 годков. Птицу бьёт. Один раз даже смог поросёнка дикой свиньи подстрелить. Правда ему убегать пришлось, так как за ним кабан-секач погнался. Но Олесь сумел в воду реки прыгнуть и отплыть от берега. Дождался, когда папа-кабан уйдёт, вернулся и забрал убитого поросёнка.
Жданка думая о младшем брате, улыбалась. Она сама встретила свою 16 весну. Совсем невеста стала. Пусть не высокая, но стройная как берёзка. Большие глаза, синие как небо. Толстая коса с руку взрослого мужа толщиной. Густые у неё волосы. Светло-русые. Пока расчешешь их, да заплетёшь, столько времени пройдёт. Но это ничего. Ведь её коса всем на зависть, её гордость. В неё бы цветные ленты вплетать, да где их возьмёшь. Сироты они с Олесем. Бедно совсем живут. Батюшка то их умер четыре года назад. Как раз кабан-секач и порвал его в лесу. Может это тот же секач, который за Олесем недавно гнался? В печище люди шептались, что это сам Велес батюшку их убил. А потом матушка поранилась два года назад, да рана у неё воспалилась, огневица села и всё, сгорела мама. Ничего не помогло. Какие настои Жданка не делала, всё бесполезно. Вот и остались они с младшим братом Олесем вдвоём. Жили они на окраине печища. В своё время отец с матушкой пришли сюда. Пришлые они были. Откуда пришли, никто не знал. А сами они не говорили. Здесь, на берегах реки жил род. Все они были родичи между собой. Но пришлых тогда не прогнали. Разрешили поселиться рядом с ними. Батюшка Жданки срубил небольшой дом, но аккуратный и красивый. Он очень хорошо умел работать с деревом. С собой они привели козочку, которая до сих пор жила с ними, теперь уже с детьми своих хозяев. Молока давала, пух козий, из которого Жданка пряла нить и вязала тёплые одёжки. Тяжело им было жить, а что поделаешь. С утра и до позднего вечера они трудились. Никто из них ленью не страдал. Всегда следовали батюшкиным словам: «Не потопаешь, не полопаешь». Дело всегда у них находилось. Вот и сейчас, Жданка собирала ягоду. Хорошо у неё получалось, чисто ягоду она брала и быстро. Скоро уже лукошко берестяное всё заполниться. Неожиданно Жданка услышала хруст, словно кто-то на сухой сучок наступил. Девушка замерла. Стала оглядываться. Наконец увидела того, кто наблюдал за ней. Это был средний сын главы рода, которому и принадлежало печище, так называли славяне небольшое поселение в несколько домов, где жили родичи.
Парень понял, что его заметили. Скрываться перестал. Подошёл к Жданке. Звали его незамысловато – Любим, так как был любимцем отца. Он был старше девушки на два года. Толстый, с широким лицом, близко посаженными друг к другу маленькими глазами. Был точной копией своего отца. Жданке он был неприятен. Любим с некоторых пор смотрел на Жданку неприятным, каким-то липким взглядом. Стал подкарауливать её. Один раз попытался зажать возле её дома, стал хватать за грудь. Она ударила его тогда коленом между ног. Любим скорчился и отпустил её. Стал всяко её поносить. Прибежал Олесь, смотрел зло на обидчика сестры, чуть не кинулся в драку, но Жданка остановила брата. Не нужно было озлоблять родичей Любима. Они здесь сила, а за неё и брата вступиться не кому. Любим тогда ушёл, зло глядя на Жданку и Олеся. Девушка встала и выпрямилась.
- Что тебе надо, Любим?
Он усмехнулся.
- Как что нужно мужу от девки? Сама догадаешься? Или мне рассказать.
Жданка побледнела. Но испуга не показывала.
- Это ты что ли муж?
- А кто же ещё? Послушай, Жданка, ты чего ломаешься? Тебя всё равно отдадут кому-нибудь. Возможно, моему старшему брату в чернавки. – Ждана молчала. – На большее тебе рассчитывать не приходиться. Ты же понимаешь это? За тобой никого нет и приданного нет. И вено не кому за тебя отдать. А мне ты люба. Девка ты красивая, справная. Я у батюшки выпрошу и он разрешит тебя женой взять. – Любим протянул к ней руку. Ждана отстранилась.
- Руки убери от меня. Не подходи. Твоей женой стать? – Жданка зло рассмеялась. – Да лучше утопиться, чем с тобой на ложе лечь. Ты посмотри на себя.
- Что тебе не нравится? Я красивый. В теле!
- Красивый? – В лесу опять раздался заливистый девичий смех. – Ты такой же красивый как дикая свинья.
Любим опешил. Он то себя считал красивым. Ему это и батюшка с матушкой говорили. Правда сравнить было не с кем. Все были родичами между собой и все похожи. А других людей тут не бывало. Если только кого из девок в соседние печища отдавали или приводили парни себе жён и всё. Но все они были невысокими, кряжистыми и в теле. И жен себе подбирали таких же. Ибо дородность считалась признаком достатка и достаток к себе притягивала. Жданка же была другая, резко отличалась от местных. Нежный овал лица с чувственными губами, с точёными чертами лица и небольшой темной родинкой с правой стороны над верхней губой, что придавало ей особое очарование. тонкий стан и округлые бёдра. Любим влюбился в Жданку и жаждал её. Его хотели женить, даже уже сговорились с одним родом, жившим в двух днях пути. Но Любим неожиданно упёрся. Брать в свою семью невесткой Жданку глава рода Бажен не желал. Она же бедная и за ней никто не стоит. А род нужно укреплять нужными и полезными связями с другими родами.
- Не хочешь по хорошему? Будет по плохому. Сама приползёшь, когда жрать нечего будет. Или силой возьмём. Будешь у меня рабой-чернавкой, ноги мне мыть и лизать их. А я мять тебя буду и тешиться тобой, когда захочу и как захочу. И никуда не денешься. Здесь мы хозяева!
- Убирайся! – Тихо, шипящим от ненависти шёпотом проговорила Жданка. Любим попятился. В глазах девушки полыхнуло пламя.
- Срок даю до конца осьмицы. Два дня. – Крикнул ей Любим и, повернувшись, пошел в сторону печища. Жданка смотрела ему вслед, пока он не скрылся окончательно среди деревьев. Потом она опустилась на колени, закрыла лицо ладошками и заплакала. В этом плаче было всё - жалость к себе от безнадёжности, боль её девичьей души, сожаление от несбывшихся мечтаний её сердца, ибо весна пришла к ней, ждала она того единственного, которому готова была отдать своё сердце. Ведь Жданка, как и любая девушка в этом возрасте мечтала о том, что в один прекрасный для неё день придёт он, высокий, красивый, протянет ей руку и позовёт с собой. Вечерами, когда уже всё было сделано и Ждана гасила лучину, ложась спать на жесткий лежак, представляла его себе. Она не могла сказать, какое у него лицо, зато могла сказать, какие у него глаза. Ярко-зелёные.
Сколько она так плакала, Жданка не знала. Но в какой-то момент услышала голос:
- Ты чего ревёшь? Обидел кто?
Девушка замерла. Потом медленно развернулась и её дыхание замерло. Позади неё, в нескольких шагах, на огромном чёрном коне, словно сама ночь, сидел всадник. Это был воин. Она поняла это сразу. Страх обуял её. Чужаки, да ещё вооруженные, это всегда беда. Это она помнила ещё со слов батюшки, а потом и матушки, с детства. Отец, рассказывая о таких воинах, каменел лицом и на его скулах начинали играть желваки. А мама рассказывала о них со страхом. Наверное, родители когда-то и бежали от таких чужаков.
Всадник возвышался над ней как скала. И рядом с ним была собака. Огромная. Она таких никогда не видела. И у этой собаки был ошейник с шипами. От ужаса у Жданки задрожали руки, а сама она вся оцепенела. Боялась посмотреть ему в лицо. Не могла сказать и слова, сдвинуться с места. Всадник, не дождавшись ответа, хмыкнул, потом легко спрыгнул с коня на землю. Подошёл к девушке и присел на корточки.
- Ты чего молчишь, дева? Аль испугал я тебя? Так извини меня, видят боги, я этого не хотел. – Голос его приобрёл теплые интонации. Жданка подняла голову и посмотрела ему в глаза. Они были ярко-зелёные…
Спасибо, что дочитали!
Продолжение здесь
Помощь автору. По желанию по номеру телефона 89645404033 на карту клиента сбербанка. Последние четыре цифры карты ...3419
