Когда начинаются песни военных лет, я все время говорю – это значит карьера давно закончилась. Когда начинается клятва современной хореографии – значит, ты уже просто не можешь делать двойные ассамбле по кругу и крутить 32 фуэте...
– Я, конечно, побаиваюсь с вами говорить о балете, потому что я балет знаю слабо. То, что я видел, я видел в основном в записи. Но я вас попрошу об одной вещи. Можно я назову вам несколько имен, которые так или иначе мне дороги или мне просто интересно об этом спросить? А вы, как бы имея в виду такого не самого умного и образованного человека, как я, попытайтесь просто объяснить, что этот человек значит для мира искусства.
– Да, конечно.
– Морис Бежар.
– Морис Бежар – это один из ведущих балетмейстеров ХХ века, хотя я считаю, что он сильно в России переоценен.
– Переоценен?
– Да, потому что просто это было веяние времени. У него несомненно есть несколько балетов шедевральных: «Болеро», «Жар-птица», «Весна священная», «Бхакти» – вот эта индусская вся его поэма. Там есть Кришна и Шива. Все остальное я уже лично не очень люблю, потому что это уже повторение, это уже ерунда, с моей точки зрения. Но «Болеро» – это было так ярко, так здорово, и это еще, не надо забывать, Плисецкая, когда совпали два гения. В нашей стране люди сошли с ума. Вот, допустим, США не приняло, это никогда там не исполняется. В принципе люди не знают, что такой балетмейстер существует. Они такое имя не знают.
– Хорошо, я еще раз подчеркну. Я неофит, но я когда увидел в записи балет «For life» на музыку Queen, я думал, что я рехнусь.
– Ничего интересного. Для меня вот ничего интересного.
– Матс Эк.
– Человек, который совершил колоссальную революцию в восприятии классического сюжета, когда он поставил свою версию «Жизели». Он, конечно, ударил по мировому балету.
– Ударил?
– Это как бы когда ты в лоб бьешь, все немножко обалдели. Понимаете, что гениального здесь? Ничего нет лишнего. Потом это сделали все, кто только мог, и ни у кого уже так не получилось. У него есть своя версия «Лебединого озера», своя версия «Спящей красавицы» и так далее.
Я очень люблю его спектакль «Кармен», он очень интересный. Потом не надо забывать, что у него папа драматический режиссер, мама – один из величайших хореографов Кульберг. И он же ставит и драматические спектакли, балет – я разное что смотрел – но вы понимаете, это очень интересно.
Это, конечно еще и происхождение в том плане, что национальность здесь очень влияет. Он минималистическими средствами умудрился сделать определенный стиль, по этой версии его «Жизели» поставлено гигантское количество хореографии. Но принадлежит это все ему.
– Я на секунду еще вернусь к балету «For Life», вот там момент, когда «It's a beautiful Day»…
– Извините, вы видели, допустим, балет Ролана Пети на Pink Floyd, по-моему?
– Нет.
– Уже это все перепевы, понимаете... Я люблю, когда это что-то оригинальное. Вот, «Весна священная» не устареет никогда. Есть вещи, на которые мода пройдет, а есть вещи, на которые мода не пройдет никогда.
– Один балет, который я посмотрел недавно тоже в записи, называется «Тhe Рlace» – «Место». Где танцует Ана Лагуна.
– Она у него везде танцует. Это его супруга.
– И Барышников, вдвоем. Этот коротенький балет, вы его видели?
– Конечно.
– Что вы скажете по этому поводу?
– Нет. Знаете, как интересно, вот смотрите, для меня, не то чтобы я отрицаю... Есть произведения искусства, которые я увидел, наверняка у вас тоже такое бывает – вы увидели и вы хотите это увидеть второй раз, потом вас это произведение искусства еще раз тянет или пересмотреть или опять об этом подумаете. А есть, которые вы посмотрели, галочку поставили, ну увидел.
– Я балет «For Life» смотрел раз пятьдесят.
– Видите, на вас это производит впечатление, на меня нет...
– Может быть, потому что это был первый балет.
– Может быть...
– Так же с «The Рlace» с Эком, хотя я видел до этого его коротенький балет на музыку Арво Пярта, «Дым», по-моему, называется.
– Он большой мастер, Слушайте, мы сейчас говорим о гениях.
– А у вас был когда-нибудь шанс поработать с Матсом Эком?
– Да. Был. Но этот шанс испортили.
– Опять эти?..
– Конечно. Когда получилось так, что где-то в 2010 году, по-моему, или 2009-м были переговоры, чтобы я станцевал его спектакль «Дом Бернарды Альбы» – и там как раз Бернарду танцует мужчина. Это очень интересно. Но поменялось руководство в театре, и мой коллега, который стал руководителем, конечно, положил жизнь на то, чтобы это все загубить, сделали другой спектакль его – «Квартира». Прошел три-четыре раза и был снят с репертуара, потому что зритель это не воспринимает и никогда не будет смотреть. Мне испортили как бы – и ничего не выиграли от этого. В искусстве много есть людей, которые готовы пожертвовать собой, но тебе сделать гадость. Это нормально.
– А есть какой-то один хореограф, с которым вы всю жизнь мечтали поработать, но так и не получилось?
– Я не могу сказать, что я мечтал поработать, просто есть произведения искусства, которые я хотел исполнить. Я очень хотел станцевать этот Матс-Эковский спектакль, я безумно хотел станцевать у Бежара «Болеро» и «Весну священную». Очень хотел, мечтал. И встречался с ним. Он меня приглашал в свою труппу.
– А вы отказались?
– Конечно. Ну, зачем я бы пошел? Я бы себе всю жизнь испортил. Понимаете, моя ценность в том, что я уникальный классический танцовщик. Такие как я к классическому балету люди рождаются один из миллиона и то в 50 лет может не появиться, для классического балета. Я это очень хорошо понимал, я никогда не изменял классическому балету. Я понимал, в чем моя ценность. Когда начинаются песни военных лет, я все время говорю – это значит карьера давно закончилась. Когда начинается клятва современной хореографии – значит, ты уже просто не можешь делать двойные ассамбле по кругу и крутить 32 фуэте. А я до последнего дня держал эту планку и никогда не изменил. Просто ступив туда ненадолго, вернуться можно. Но ступив туда на продолжительное время, вы провалитесь навсегда и вы никогда в классику не вернетесь. Никогда. Не надо путать мух и котлеты.
– А вы сейчас каждый день занимаетесь?
– Я не занимаюсь восемь лет.
– Нет, я имею в виду дома для поддержания формы.
– Не занимаюсь ничем.
– Вообще?
– Нет
– Даже тренажера никакого дома нет?
– Никакого. Я не переношу физические нагрузки. Я противник этого.
– А как вы так выглядите роскошно?
– Не жру.
– Понятно. Так. Анна Тереза де Кеерсмакер.
– Я даже не знаю, что вам сказать. Это вы насмотрелись видео. Я не видел это живьем, я видел это по видео, я не могу сказать, чтобы я захотел это увидеть безумно живьем.
– Понял. Марта Грэм.
– Ну, опять-таки вы говорите о прописных истинах. Но есть вещи, которые безумно интересны. Понимаете, была Айседора Дункан, великая босоножка. Она выступала против классического балета. Она создала это направление. По этому направлению пошло очень много людей. И на многих это действует, на меня это не действует. Если в этом нет истории, я не буду смотреть... ну, посмотрю, галочку поставлю и больше никогда не вернусь.
– Понятно. Вы простите, я ж просто не знаю ваши...
– Я просто объясняю... Я с вами сейчас говорю как Николай Цискаридзе зрителю.
