Девятого мая выстрел прогремел ровно в полдень. Тысяча людей с номерами бросилась бежать, впереди их ждал очень долгий путь - изнуряющий марафон на дистанцию в двадцать шесть миль и тридцать восемь ярдов. Забег был посвящён Победе в Великой Отечественной войне.
Среди бегущих, под номером четыреста двадцать два, был Марик, - молодой, жизнерадостный, беспечный, необременённый заботами студент исторического факультета Санкт-Петербургского Государственного Университета Профсоюзов. Юный студент принял участие в забеге только из-за того, что дедушка юноши не воевал, так как родился в сороковом году, а прадедушка был директором какой-то фабрики, и у него была бронь. В прошлом году, когда однокурсники вышли на шествие полка Бессмертных, то Марику стало стыдно за свою семью, за то, что семья не воевала и никого не потеряла в годы войны.
И вот забег. Марик побежит и добежит, и тем самым внесёт, пусть маленькую, но значительную для себя лепту в память о Победе.
Старт.
Километр пролетел очень легко, Марик даже подумал, что если так пролетит вся дистанция, то всё это зря, это какое-то ребячество, а не марафон.
Пять километров. Дыхание ровное. Марик не курит, не пьёт. Юноша даже отказался от предложенной воды, которую протягивала симпатичная волонтёрка. «Ишь, ты, - подумал Марик, пробегая мимо, но успев оценить лицо очаровательной девушки, - надо будет потом взять телефончик. Не пробег, а сказка».
Дистанция забега проходила по городу, в связи с этим дороги были перекрыты, и стоящие одинокие машины, застрявшие в ожидании окончания марафона, сигналили, поддерживая бегунов своими клаксонами.
Десять километров. Возле Марсова поля четыреста девяностый номер остановился, его стало рвать. «Хорошо, что нас скорая сопровождает, - подумал Марик. - Ты сам как? – спросил себя Марик, - Нормально! Всё хорошо. Беги, Марик, беги. Погода чудесная. Жизнь прекрасна. Наверное, и Фидиппид также бежал, легко и радостно, ведь он бежал с вестью о победе. И притом он бежал в доспехах, с оружием в руках, не то, что мы, наше оружие – это номер. Было бы уморительно, если бы грек бежал, как мы, в майке и трусах, в кроссовках, с номером на груди и на спине. Вот повстречался бы ему отряд персов, а он их трусами, трусами, и те бы испугались, и убежали с поля брани, а потом сбежавшие персы рассказывали бы своим соплеменникам, что у греков появилось новое оружие, называется – трусы, ох и страшная штука. Что за чушь лезет в голову? У меня кажется крыша едет, это нормально, всё хорошо, видимо это от напряжения».
Позади было двадцать четыре километра пути.
У Парка Победы, с трассы сошли впереди бегущие номера - шестой, семьсот первый, трёхсотый, двести триста восьмой и ещё множество тех, кто бежал позади Марика. До финиша было ещё далеко, сил оставалось намного меньше.
Со всех сторон кричали: «Давай! Ты можешь! Сейчас откроется второе дыхание!» Но второе дыхание не открывалось, оно где-то застряло и никак не хотело помочь Марику, а он бежал и бежал, надеясь на него. Надеясь, наверное, так же, как парашютист надеется на запасной парашют, верит, что всё будет хорошо, и когда не раскрывается предательский купол, он раскрывает запасной, который мягко приземляет смельчака на землю.
Марик бежал без второго дыхания, и единственное, что могло ему помочь – это мысли, которые отгоняли думы об усталости.
«Когда Фидиппид бежал, он разве думал о втором дыхании. Марафонец просто бежал. При том, что до легендарного забега, Фидиппид был отправлен за помощью в Спарту, и пробежав за сутки двести тридцать восемь километров и не получив вразумительного ответа от спартанского войска, незамедлительно вернулся обратно, чтобы участвовать в шестичасовой битве против персов, и уже только потом побежал в Афины, чтобы сообщить о победе в битве при Марафоне. И бежал он не один, прям как мы, было несколько бегунов, и он был первый, первый принёс благостную весть – «Мы победили!»
Марик бежал, мысли судорожно бежали вместе с Мариком.
«Интересно, а «Динамо» бежит? Все бегут. Стоп! При чём тут «Динамо»? Ах, да, это папина шутка всплыла. Когда я её услышал, где? На озере. Точно, в Кавголово. Как же это озеро? Кажется, Хепоярви. Да, да, Хепоярви. Мы тогда бежали с папой вокруг озера. Шесть километров всего. Сколько мне было? Двенадцать? Да, двенадцать. Помнишь? Да, помню. А помнишь, папа показал место, где его друга укусила собака, когда он бежал вокруг озера в юном возрасте с друзьями из спортивного лагеря. Почему укусила? Не помню? Почему укусила? Завтрак. Что-то произошло за завтраком. Что-то случилось за завтраком. Вспоминай Марик, вспоминай, твой мозг должен работать вместе с ногами. Почему должен? Не знаю. Но должен. Вспоминай, что было за завтраком. Завтрак. Что же произошло? Я должен бежать, не останавливайся, вспоминай. Я должен сказать... что... мы победили... яйцо за завтраком. Да, точно. Друг очистил от скорлупы яйцо и стал макать его прямо в солонку, а папа сказал – «Так нельзя. Плохая примета». Друг засмеялся, а потом его укусила собака. Только бы сейчас не было собак. Но я же не макал в солонку яйцо. Я его вообще не ел на завтрак, а что я ел? Господи! Не помню! Пить! Где эта дура с водой? Надо бежать. Надо сказать, что мы победили. Мы победили. Победа! Победа! Победа! Я должен сказать это первый! Надо бежать. Не останавливайся, даже если собака. Они должны знать. Они ждут. Афины ждут. Я бегу. Я крикну им: «Радуйтесь, афиняне, мы победили!»
Когда Марик открыл глаза, то увидел склонившуюся над ним женщину в белом. Сухим ртом Марик прошептал.
– Мы победили.
Женщина в белом улыбнулась в ответ и ласково произнесла.
– Нет. Ты победил.
Финиш был позади
