Начало рассказа здесь:
Дед выслушал Матвея молча, задумчиво щуря глаза и время от времени потирая гладко выбритый подбородок. Дождавшись конца рассказа, прокомментировал:
— Вот как… Измучил я всех, значит. А ты, выходит, не хочешь, чтобы меня в стардом упекли?
— Не-е, — яростно замотал головой мальчик. — Не хочу.
— Почему?
Матвей озадаченно задумался, не зная, как правильно сформулировать ответ. Потом решился:
— Ну, это нечестно. И ещё ты мне нравишься. Ты прикольный.
— Серьёзно?
— Ага.
Дед закашлялся, затряс головой, отчего складки на его морщинистой шее смешно заколыхались, как нарост на носу индюка, которого Матвей однажды видел гостях у бабушки, маминой мамы.
Отсмеявшись, Орешкин поинтересовался:
— Прикольный я, значит. Ну, замётано. И сколько ты ещё знаешь «прикольных»? Из взрослых?
Матвей погрустнел:
— Да никого, наверное. Мама была прикольная. Ей можно было всё рассказывать, и она никогда папе не выдавала, если я просил. А с папой так нельзя, он сразу Оле своей всё выдаёт. Да он и не слушает меня почти. Всё время занят.
Матвей помолчал, задумчиво покосился на странно притихшего старика и поинтересовался:
— Ты же меня им не выдашь, правда? А то мне здорово влетит…
— Если сомневаешься, зачем рассказал? — усмехнулся дед. — А ну как выдам?
— А я не сомневаюсь, — с достоинством поправил Матвей. — Я знаю, что не выдашь. Так, уточнил на всякий случай. Чтоб ты знал, что я всё понимаю…
Вот после этого случая они и подружились. Виделись, конечно, очень редко, так как после этого разговора Дмитрий Максимович полностью закрыл двери своей квартиры для семьи правнука. Приходилось общаться по телефону и в соцсетях, но тут уж они не ограничивались пустыми приветствиями и, «сцепившись языками», говорили с наслаждением и подолгу.
Дмитрий Максимович Орешкин, встретивший войну четырнадцатилетним юнцом и прошедший её до самого Берлина, впоследствии окончивший геологический факультет и ставший доктором наук, побывавший в бессчётном количестве экспедиций, оказался тем «светом в конце тоннеля», который сумел пробудить тягу к знаниям в своём ленивом праправнуке.
Причём сделал он это тонко, умно и без малейшей назойливости. Так, что Матвей умудрился забыть, как когда-то не любил учиться и в 2042 году самостоятельно поступить в РУДН, на физико-математический факультет.
Мачеха, узнав о поступлении, тут же затянула волынку насчёт общежития — она к этому времени родила ещё двоих детей и теснота в квартире была ужасающей.
Матвей пораскинул мозгами и решил отодвинуть общежитие на потом, а прежде пообщаться с дедом. Приняв это решение, он заявился к Орешкину на Арбат и с порога, в лоб, спросил:
— Дед, можно я с тобой буду жить? А то мне дома уже намекают, что я лишний. Сказали — дуй в общагу.
Дмитрий Максимович крякнул, хитро прищурился и, приглашающе махнув рукой праправнуку, бодро потопал в сторону кухни.
Там набрал воды в чайник, щёлкнул кнопкой и насмешливо воззрился на Матвея:
— А общага тебя, значит, не устраивает?
— Почему? Так-то устраивает. Но с тобой по-любому будет интереснее.
— Со мной? Со старым пердуном?
— А разве ты пердишь? — деланно изумился Матвей. — Не знал!
У деда от этого замечания отвисла челюсть — озадаченно потерев подбородок, он покачал головой.
— Ничего себе нахала вырастили… Ремень! Где мой ремень? С пряжкой?
И Орешкин завертел головой, делая вид, что ищет взглядом упомянутое орудие экзекуции.
Матвей смутился и извиняясь мотнул головой. Мало ли — с деда станется хватить его ремнём вдоль спины!
— Дед, ну извини. Я же пошутил. На самом деле с тобой и правда лучше, чем в общаге.
— Чем же это?
— Ну… Догадываюсь я, что там творится. Примерно, как в нашей квартире. Или на Казанском вокзале. Ну его. Надоело.
— Эх ты! А ещё молодой!
— И что, что молодой? Я интроверт!
— Понапридумывали словечек, — пробурчал Дмитрий Максимович и, дробно постукивая пальцами по столу, принялся задумчиво изучать праправнука, раздумывая над его просьбой. Наконец, решившись, покряхтел и, глядя Матвею в глаза, мрачно поинтересовался:
— Девок водить будешь?
— Да ну, ты чего, дед! — даже обиделся Матвей. — Я чего дурак, не понимаю?
— Нет? — глаза ветерана опасно блеснули и чуть наклонившись, он обронил, не сводя цепкого взгляда. — Так из этих? Новых? Голубок?
Матвей даже поперхнулся от такого предположения. Нет, он не считал нетрадиционную ориентацию чем-то ужасным, но то как об этом спросил дед, почему-то заставило его сжаться и оскорбиться:
— Нет!
— Нет? Точно?
— Да! Я не гей!
— Ну тогда ладно, — старик усмехнулся, откинулся на спинку стула и сделал широкий подметающий жест ладонью. — Тогда води девок! Разрешаю!
Читать продолжение рассказа:
