«Мне-то, конечно, легче, чем другому, жить вне России, потому что я наверняка знаю, что вернусь, — во-первых, потому что увёз с собой от неё ключи, а во-вторых, потому что всё равно когда, через сто, через двести лет, — буду жить там в своих книгах».
(Владимир Набоков)
Набокова даже в Википедии называют русским и американским писателем, ведь он одинаково хорошо писал и на русском и на английском – с самого раннего детства будущий писатель владел тремя языками, в состоятельной семье Набоковых образованию придавали огромное значение. Как это пригодилось впоследствии!
Набокову было всего двадцать, когда навсегда оказались обрубленными корни, связывающие его с Россией. Казалось бы, стоило проститься и с ее культурой, и с языком, и с традициями – ты больше не нужен Родине, а она не нужна тебе.
Но, находясь в эмиграции, каким-то волшебным образом, на тонкой грани интуиции и юношеской писательской практики, он как великолепный стилист смог поднять русскую литературу на новый уровень словесного искусства. «О трудностях перерождения Набоков писал в своих письмах как об агонии, – заметил Виктор Ерофеев в предисловии к собранию сочинений писателя, – Он испытывал почти физиологическую муку, расставаясь с гибким родным языком».
Набоков полностью аполитичен, для него не существовало никаких социальных течений и катаклизмов, он не поддерживал ни монархов, ни анархистов – в литературе для него есть только один идейный носитель – эстетическое вдохновение.
Основная масса читателей знает Набокова, в основном, по «Лолите», сразу же связывая имя писателя с этим произведением прочной цепочкой. Написанный в Америке (естественно, по-английски) роман, даже отдаленно не имеет ничего общего с Россией, произведение пропитано американским духом и буквой, да и напечатано было впервые в «журнале для взрослых». Но эстетика Набокова сквозит в каждой строке, являясь, по сути, основным критерием и основой его писательского творчества.
«Я не пишу и не читаю нравоучительной литературы, и «Лолита» не тянет за собой нравственных поучений. Для меня литературное произведение существует постольку, поскольку оно даёт мне то, что я простейшим образом называю эстетическим наслаждением, то есть такое ощущение, при котором я нахожусь в соприкосновении с иными состояниями сознания, для которых искусство (иначе говоря: любопытство, нежность, доброта и восторг) является нормой».
Но ведь Набоков никогда не являлся «автором одного романа», он написал восемь замечательных романов на родном языке, основа которых – жестокая ностальгия по Родине, дальней, но не забытой. «Машенька», Защита Лужина», «Дар», «Приглашение на казнь» впервые вышли в Европе и высоко ценились в среде русской эмиграции, о которой он тоже много писал.
В США Владимир Владимирович занимался преподаванием русской литературы, рассказывал о русских писателях, правда, давал последним не всегда лестную оценку: творчество Достоевского «с бесконечным копанием в душах людей» считал безвкусицей, «Войну и мир» Толстого – разухабистым длинным романом для юных читателей.
А вот со стихами Набокова знакомы немногие. Он тщательно отбирал каждое стихотворение для сборника, который готовился американским издательством, но при жизни его так и не увидел: книга вышла лишь в 1979 году. «Читайте стихи Набокова, – написал Андрей Битов, – если вам непременно надо знать, кто был этот человек. "Он исповедался в стихах своих довольно…" Вы увидите Набокова и плачущим, и молящимся».
📘Из книги Владимира Набокова «Лекции по зарубежной литературе»:
✍🏻 Настоящий писатель, который заставляет планеты вертеться, лепит человека — такой писатель готовыми ценностями не располагает: он должен сам их создать.
✍🏻 Писательское искусство — вещь совершенно никчемная, если оно не предполагает умения видеть мир прежде всего как кладовую вымысла.
✍🏻 Пусть это покажется странным, но книгу вообще нельзя читать — ее можно только перечитывать. Хороший читатель, читатель отборный, соучаствующий и созидающий, — это перечитыватель.
✍🏻 Любая книга — будь то художественное произведение или научный труд (граница между ними не столь четкая, как принято думать) — обращена прежде всего к уму. Ум, мозг, вершина трепетного позвоночника, — вот тот единственный инструмент, с которым нужно браться за книгу.
✍🏻 Писателя можно оценивать с трех точек зрения: как рассказчика, как учителя, как волшебника. Все трое — рассказчик, учитель, волшебник — сходятся в крупном писателе, но крупным он станет, если первую скрипку играет волшебник.
✍🏻 Три грани великого писателя — магия, рассказ, поучение — обычно слиты в цельное ощущение единого и единственного сияния, поскольку магия искусства может пронизывать весь рассказ, жить в самой сердцевине мысли.
✍🏻 Если будущий читатель совершенно лишен страстности и терпения — страстности художника и терпения ученого, — он едва ли полюбит великую литературу.
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!