– Николай, а что ты делал такого, за что стыдно сейчас? Были какие-то моменты, когда ты понимал, что переступаешь через черту, но делал это так или иначе?
– Ну, я много, наверное, дерзил, много отвечал – у меня очень злой язык, я, конечно...
– Сверстникам или преподавателям?
– Нет. Преподавателям – никогда. Я стал взрослым отвечать, когда пошло массовое – в Большом театре это принято: чем выше человек становится – тем больше серость и гадость объединяются, чтобы вытравить. Это описано очень хорошо у Шаляпина, у Вишневской, у Покровского, у Плисецкой.
Вот когда со мной начало происходить все то же самое... Вот ты знаешь, ты можешь взять любую эту книгу и просто менять имена – и ты поймешь, что происходит. И вот тут, конечно, я стал отвечать. Я отвечал просто нещадно. Мало того...
– Что значит – отвечал?
– Называл вещи своими именами. И я ненавижу серость, я не переношу ее, в Большом театре ее... (я почему сейчас говорю о Большом театре – это мой театр, да? Там вот, где я вырос. Я и есть один из тех людей, которые называются «Большой театр») Большой театр – это артисты.
Знаешь, я не переношу серость, 70%, какое семьдесят... – 90% это серость, пять процентов, ну семь – это, наверно, люди среднего звена, и вот только маленький процент – это те, кто по-настоящему большие Артисты. Все остальное – это серость. Эта серость идет на все – как сказать – на любую подлость, просто любую подлость, чтобы под тобой подпилить стул, тебе вставить не то что иглу, а что хочешь – лишь бы ты исчез.
– Приведи, пожалуйста, пример, когда – мне просто интересно...
– Ну, оклеветать – это самое легкое.
– Самое легкое.
– Оклеветать – да, это самое легкое. А сделать что-нибудь так, чтобы ты получил серьезную травму и вылетел на год, на полтора, а может быть, даже потерял профессию, – запросто. Мальчик-сирота – вошел в самый змеюшник и стал номером один. Конечно, ты должен стать самой главной змеей.
– Николай – главная змея.
– Конечно. Ты должен себя...
– Самым ядовитым должен быть.
– Да, ты должен уколоть себя этим ядом, чтобы не умереть, чтобы у тебя было противоядие.
– Когда этот укол был? Сразу?
– Нет, я долго был дураком, я очень долго попадал в глупые ситуации, но я жил за спиной – за спиной Улановой и Семеновой. А потом, конечно, когда они уже стали меня выпускать на арену типа «Сам разберись», я, конечно, уже был опытный, «уничтожал» сразу.
