.
.
Начиная от самых первых попыток богословского осмысления различных книг Новозаветного канона, все христианские авторы выражали уверенность в том, что ап. Иоанн был хорошо знаком с трудами синоптиков и учитывал представленные в них свидетельства при написании своего Евангелия.
Более того, есть все основания предполагать, что ап. Иоанн видел и осознавал, как с течением времени возрастает для Церкви ценность и значимость письменного слова (особенно на фоне того, как апостолы и первенцы веры, то есть непосредственные участники евангельских событий, которые многие годы лично свидетельствовали обо всем произошедшем и в Церкви, и в мире, Ин.15:27, один за другим принимали свои мученические венцы).
Именно в это время, спустя как минимум четыре десятка лет после Распятия и Воскресения Господа, когда остальные апостолы уже «испили чашу Христову» и «крестились Его крещением» (Мф.20:23), апостол от двенадцати Иоанн предлагает Церкви свое видение и свое описание евангельской истории, — и это описание становится последним письменным свидетельством, которое исходит от очевидца новозаветных событий.
При этом ап. Иоанн — не простой очевидец. Он один из немногих (Лк.9:1), а иногда только из трех (Мф.17:1), а иногда и из двух (Ин.18:15), а иногда вообще единственный человек во всем мире (Ин.13:25-26), который может свидетельствовать о важнейших событиях Благовестия как их самый непосредственный участник. Поэтому нет сомнений, что ко времени появления четвертого Евангелия любое письменное свидетельство, исходящее от ап. Иоанна, имело для Церкви беспрецедентную значимость и воспринималось прямым продолжением Божественного Откровения Нового Завета.
Другими словами, даже в том обстоятельстве, что именно ап. Иоанн говорит «последнее слово» и в череде канонических евангельских повествований, и (через книгу Откровение) во всем Св. Писании, открывается цельный, завершенный и совершенный промыслительный смысл.
Кроме того, необходимо отметить, что, принимая слово ап. Иоанна как неотъемлемую часть Св. Писаний Нового Завета, некоторые современные библеисты склонны воспринимать времена первой Церкви как нечто единое, связанное не только общими целями, но и общими проблемами, и общими историческими обстоятельствами. Однако не менее справедливым является утверждение, что даже в узких временных рамках первых новозаветных десятилетий время появления четвертого Евангелия и книги Откровение существенно отличалось от непродолжительных, но уже минувших времен Нового Завета, — поэтому при сопоставлении четырех канонических Евангелий нельзя исключать вариант, что особенности Евангелия от Иоанна обусловлены в том числе и теми новыми духовными реалиями, которые проявились как в Церкви, так и в мире именно ко времени его написания.
Так или иначе, в процессе дальнейших рассуждений об особенностях «авторского стиля» апостола Иоанна Богослова необходимо не просто сравнить различные евангельские тексты, но и ответить на очень непростые вопросы: какие дополнительные смыслы вкладывает ап. Иоанн в свое повествование относительно того, что уже было изложено у синоптиков? Почему (и в связи с чем) он посчитал необходимым отразить и подчеркнуть именно эти смыслы? Как «дополнительные» свидетельства четвертого Евангелия соотносятся с теми истинами, на которых от дня Пятидесятницы утверждалась и возрастала «в святый храм в Господе» вселенская Новозаветная Церковь (Еф.2:19-22), и т.д.?
При этом следует оговориться, что в ходе предстоящего разговора не будет рассматриваться версия, согласно которой особенности четвертого Евангелия обусловлены желанием ап. Иоанна исправлять некие «недосказанности», «ошибки» или «неточности», допущенные другими евангелистами (в современной библейской критике такая версия имеет место).
Для опровержения подобных предположений достаточно упомянуть тот факт, что Евангелие от Иоанна описывает меньше событий, и охватывает меньший период времени, — так что говорить о нем как о «более полном» или «более правильном» свидетельстве нет никаких оснований.
(Если бы ап. Иоанн преследовал подобные цели, он, с одной стороны, не оставил бы без внимания столь значительные промежутки времени, — а, с другой стороны, не повторял бы описания тех событий, которые не нуждались ни в «уточнении», ни в «исправлении».
Поэтому несмотря на то, что Евангелие от Иоанна добавляет к некоторым общим для всех канонических повествований событиям дополнительные детали и подробности, — на фоне тех многочисленных эпизодов, которые в четвертом Евангелии не упоминаются или представлены более лаконично, такие дополнения нельзя назвать принципиальными)
Вместе с тем, ап. Иоанн описывает некоторые знаменательные события, не отраженные в других евангельских повествованиях (призвание Нафанаила в Ин.1, чудо в Кане Галилейской с претворением воды в вино в Ин.2, беседа с Никодимом в Ин.3, воскрешение Лазаря в Ин.11, умывание ног ученикам в Ин.13, события после Воскресения в Ин.20 – Ин.21 и т.д.). Однако эти эпизоды приводятся апостолом не для того, чтобы представить читателям «самое полное» летописно-историческое повествование, о чем тут же свидетельствует сам ап. Иоанн, утверждая, что облечь в слова всю полноту произошедших событий попросту невозможно:
Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг (Ин.21:25)
.
Другими словами, ап. Иоанн не пытается исправить или дополнить повествования синоптиков, предложив некий «безупречный» вариант фактически-исторического изложения евангельских событий. «Информационное» содержимое Евангелия от Иоанна было самым тщательным образом отобрано его автором по особому критерию, а именно по способности максимально содействовать созиданию веры:
Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не писано в книге сей. Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий... (Ин.20:30-31)
.
Причем речь со стороны апостола идет не о вере в формальном и упрощенном смысле, — но о таинстве веры, о вере Божией (сравн. – «имейте веру Божию …», Мк.11:23), способной практически буквально провести уверовавшего через духовные врата, открывающие ему путь ко спасению, сравн.:
Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет (Ин.10:9)
.
Соответственно, тем средством, которое призвано послужить столь возвышенной цели, ап. Иоанн видит не «информационные дополнения» к уже имеющимся новозаветным повествованиям, но особый взгляд на всю евангельскую историю, направляющий слушателей не к «летописи событий», а к осознанию самых глобальных и самых возвышенных смыслов и истин Благовестия. Причем неотъемлемой частью духовного основания Благой Вести, открывающей уверовавшим всю полноту причин и последствий происходящих событий, выступает предложенная ап. Иоанном «духовная христология», которая утверждается в Прологе к четвертому Евангелию и сопровождается целым рядом совершенно особенных новозаветных свидетельств.
(Свт. Климент Александрийский уже во II веке сформулировал эту мысль так: «Поняв, что физические или внешние факты были описаны в других Евангелиях, Иоанн при помощи своих учеников и под вдохновением Святого Духа составил духовное Евангелие»)
Кроме того, одной из самых заметных особенностей четвертого Евангелия являются прямые свидетельства ап. Иоанна об истинной человечности Спасителя, неразрывно связанные со свидетельствами об истинности Его Божества. Причем подобные смыслы представлены не только словами действующих лиц и сопровождающими эти слова деталями и обстоятельствами, — но и комментариями, и утверждениями самого ап. Иоанна.
С одной стороны, в именовании «Сын Человеческий» Господь и Спаситель упоминается в четвертом Евангелии только в самом возвышенном смысле:
(Для сравнения — у синоптиков именование «Сын Человеческий» встречается в контексте самых обычных «земных» смыслов, сравн. «лисицы имеют норы и птицы небесные - гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» в Мф.8:20; или «Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. И оправдана премудрость чадами ее», Мф.11:19)
А с другой стороны, те «страсти безстрастные», которые замечали за Спасителем Его ученики, представлены в четвертом Евангелии максимально «человечно»: «Иисус прослезился» (Ин.11:35), «восскорбел духом и возмутился» (Ин.11:33), говорил «жажду» (Ин.19:28), и т.д.
Конечно, христологическим свидетельствам Евангелия от Иоанна посвящено множество отдельных богословских трудов, в которых этот вопрос освещается во всех возможных подробностях. Но даже формальное разумение того обстоятельства, что в основе четвертого Евангелия (т.е. «во главе угла», Пс.117:22, Деян. 4:11) лежит христологический аспект, позволяет утверждать, что если книга Откровение продолжает и завершает догматические смыслы Евангелия от Иоанна, — она венчает библейский канон самыми убедительными и самыми всеобъемлющими новозаветными свидетельствами.
.
...............................................................................................................................................
Спасибо за Вашу поддержку!
Продолжение см. в статье: В чем единство Евангелия от Иоанна и книги Откровение?
Предыдущая статья: Евангелие от Иоанна — ключ к разумению Апокалипсиса
Полный список публикаций канала (в том числе все стихи книги Откровение по порядку, обновляется)
#толкование апокалипсис Откровение Иоанна Православная Церковь #Апокалипсис и Евангелие от Иоанна что общее в чем различия