Первые тридцать семь лет моей жизни я была двойной Джэйн. Нет, я не про биполярку. Просто во мне одновременно уживались солдат Джэйн и Джэйн Остин: упала, отжалась, золотая медаль, в вуз на бюджет, красный диплом, свои деньги в шестнадцать, и при этом никому не грубила, родителям не перечила, по дискотекам не ходила, о мальчиках не думала, слез попусту не лила. Идеальная дочь. Сила, стойкость, мужество – главные ценности. Предполагалось, что мои дети будут такими же.
Не вышло.
Мой сын – раненый боец. По медицинским нормам он не должен был родиться. Случился 70-процентный инфаркт плаценты. Все, что я ела, пила, чем дышала, не доставалось ему. Все, что умел выдавать в мир он, оставалось там же, при нем.
Но он родился.
Помню эту череду приговоров:
- Молитесь, чтобы выжил.
- Жив! Увезли на рентген легких. Молитесь.
- Невероятно, но легкие чистые. После месяца гипоксии надо проверить голову. Молитесь, чтобы был интеллектуально сохранен.
Я бесконечно молилась. А он боролся или безмолвно с кем-то договаривался. Врачи продолжали удивляться:
- В голове нет жидкости, внутричерепное в норме. Это чудо.
Потом долгие месяцы превращения вялого тельца в ребенка: вколоть глюкозу - взять кровь из вены - на пятке вены уже нет, катетер в голову – кормить по времени – за 30 минут до еды куча препаратов – да, он плачет и хочет есть, но надо терпеть – через 30 минут после еды куча препаратов – да, он плачет и хочет спать, но снова терпим.
У него не было шансов нарастить толстую кожу. С самых первых дней это был сверхчувствительный, ранимый мальчик.
«Маленький принц» - называли его взрослые за белокурые кудряшки, за любовь к Моцарту, Ван Гогу, уродливой улитке Боре, за которой он трогательно ухаживал, как за самой красивой персидской кошкой. Мы же ответственны за тех, кого…
Я ему эту кожу, не подаренную природой, пыталась заменить искусственной броней. Жалею об этом. Нужно было просто любить. А я любила и формировала. Последнее включало в себя обучение в одной из лучших школ города. Лучших, конечно же не по уровню детского счастья, а по академическому результату. Он попал туда не без труда. Мы гордились и радовались. А потом случилось страшное.
В восемь лет у Маленького принца пропало желание жить. В 21 веке, когда корабли бороздят, а нейросети завоевывают, в рейтинговой Московской школе, директор которой в каждом интервью несет доброе и светлое, у лучшего учителя в потоке мой нежный ласковый мальчик подвергся сильнейшей травле.
О том, как это было, я буду рассказывать здесь, в блоге.
На сегодняшний день прошло:
- пять лет с тех пор, как началась травля, а вместе с ней персональный ад в душе моего сына,
- три года с тех пор, как все закончилось, и мы, казалось зажили счастливо,
- неделя с тех пор, как мой сын получил диагноз «обсессивно-компульсивное расстройство».
Рана, оставленная травлей, никогда до конца не уходит. Сверхчувствительные дети – это особые дети. Их в молох традиционной школы нельзя.
А я больше не двойная Джэйн.
Заказать книгу "Травля: со взрослыми согласовано" можно тут.
