Найти тему

До и после...

/ о книге Карины Добротворской "Кто- нибудь видел мою девчонку?"/

Четыре месяца назад я ничего не знала ни о Карине, ни о Сергее. Просто однажды, освободившись от всех рутинных дел, захотелось щемящей романтики, чтобы до зуда в костях, чтобы впившись в строчки книги, впитывать каждую букву. Чтобы не уснуть. И даже не потому, что не дочитал, а просто потому, что в голове не укладывается все то, о чём рассказал автор.

Ты дал мне такую книгу. Потом еще немного видео, фото, посоветовал, куда сходить и что еще прочесть.

Но теперь о Ней. Это небольшая, в триста пятьдесят страниц история эпистолярного жанра рассказывала именно о том, чего так хотела моя душа. «Сто писем к Серёже или Кто-нибудь видел мою девчонку?». Автор – Карина Добротворская.

Сергей Николаевич, главный редактор журнала "Сноб", рассказывает об этой паре так: "Они считались самой красивой парой богемного Петербурга начала 90-ых - кинокритик Сергей Добротворский и его юная жена Карина".

Идея разговора в письмах с мужем, с которым прожили они вместе шесть сумасшедших, легких, невыносимых, счастливых лет - это как крик о прощении, слова, которые не смог сказать при жизни, как связующее звено между мирами, сто небольших глав, сто небольших писем, в которых собрана вся нежность, вся боль, вся та неразрешимость, что мучает до сих пор и никак не может найти ответ.

Любовь, которая сломалась. И оба виноваты в этом. У каждого из них был выбор. Но когда тут - уже неинтересно, начинаешь искать выходы в иные миры. Заигрывать со смертью. Это о Сергее.

А когда с тем, с кем живешь, кем дышишь, думаешь, что так будет постоянно, и вдруг, видишь непонятные всплески эмоций от него - ищешь тепло уже не там, где давно не горячо, а там, где его дают. Это я о Карине.

Открываешь - и сразу в глаза даты -семнадцать лет назад, в ночь с 26 на 27 августа, умер Сергей Добротворский.

Когда я читала книгу, я олицетворяла себя то с Кариной, как автором, как женщиной, как критиком, то с Сергеем - человеком, который любил ее до конца. Перечитывая письмо за письмом, было ощущение, что я переживаю вместе с ними жизнь за жизнью, и что когда я дочитаю до конца, то буду похожа на дряхлую старуху.

В книге, помимо чувственной любви двух человек, очень подробно рассказана жизнь Петербурга того времени. Эти маленькие театральные студии в полуподвальных помещениях, занятия в театральном институте, посиделки на кухне под вино, просто дикое количество вина, которое пили как воду, постоянные споры и обсуждения, обсуждения, обсуждения...

Почти в каждом письме - личные воспоминания. Автор словно влезает в самые гулкие дворы памяти, доставая все это наружу с невыносимой болью. И в каждом письме - прости.

Как же трогательно - грустно описана встреча Карины и Сергея впервые! Ты представляешь это, соотносишь себя с ней (ведь тоже пишешь еще со штампами, истерично и очень по - женски), и сразу видишь себя, как лепечешь что-то в ответ, бурчишь под нос, и понимаешь-это конец, это Судьба.

Они придумали себе интимные, ласковые имена, называя друг друга Иванами. Почему? Никто уже и не помнил. Разные интерпретации имени - и всегда в мужском роде. А потом, когда Карина звонила маме Сергея, а та, рыдая в трубку, сказала: Ты ведьсына Иваном назвала, в честь Сережи?

«Это было в тот день, когда я узнала о твоей смерти».

"Когда произошло, что я поняла, что влюбилась в тебя? Сейчас мне кажется, что я влюбилась в тебя с первого взгляда".

"Ты нас ошеломил. Нервной красотой, завораживающей пластикой рук, необычным сочетанием развинченности и собранности, энергией, эрудицией. Нам казалось, что ты перебрал по крошечным кубикам всю историю кино и выстроил ее заново по собственным законам".

Она была его студенткой. Но как не крути -"любимой девчонкой, которую мне подарили".

Весь текст пронизан цитатами, любимыми, общими словечками, весь текст пропитан тоской и нежность, и если бы можно было видеть, как писала Карина - я все таки думаю, что это было сквозь слезы.

Совместные просмотры фильмов, ибо оба не могли существовать без кино, встречи, поездки, расставания, общие друзья, ревность...

Неожиданно, в 10-ом письме, Карина рассказывает, что влюбилась. Рассказывает это своему Иванчику, описывая его же реакцию на все это. Письмо-оправдание, письмо-признание, письмо...сравнение. Будто она пытается выставить себя невиновной перед Сергеем. А если реально посмотреть на все - он умер, умер давно, так почему же - виноватой? Она - здоровая, молодая женщина, нуждающаяся в любви, теплоте, ласке, заботе. Точно так же, как все молодые женщины.

Но все эти годы, все семнадцать лет, Карина чувствовала, что незримо связана с Добротворским. И эта связь - самая крепкая, не смотря ни на что. Недаром последняя фраза в книге –« Отпусти меня».

Я вчитывалась в эту историю сумасшедшей, безумной любви, которая превратилась в трагедию, и постоянно спрашивала себя - а как бы я поступила, окажись на месте Карины или Сергея?

Триста сорок пять страниц. Две жизни на этих страницах. Три, если включить еще и мою.

Иногда длинные, крученые предложения было сложно читать из-за множества фамилий, названий фильмов, имен, чувств и эмоций, пронизывающих эти строчки. А иногда-просто печатанные, штампованные фразы, словно удар под дых, приводили в неописуемый восторг, потому что это уже было прочувствовано тобой так же. И эти перекаты букв на языке, словно фамилия четы -Добррротворские. Р-р-р-как мягкий, приглушенный рык.

И зачитываешься, и не отпускает, и хочешь понять, где же, наконец, катарсис, где развязка, почему так все трагично закончилось? Чтобы даже во рту ощутить эту сталь холодности, которая потом стала сквозить во взглядах.

Каждое письмо начинается с «Привет», или «Как же мне тебя не хватает», или «Мне всегда нравилась твоя фамилия», или ...

«Алкоголь и наркотики сгубили весь сюжет» - скажет кто-то. «Ее блядская сущность» - скажет другой, так и ни разу не поняв, ни чувств Карины, ни ее отношение к Сергею, ни ее боль.Он был для нее огромным, и одновременно-светлым, легким, ласковым.

Каждый день они жадно исследовали души друг друга, а каждую ночь, не менее жадно исследовали тела.

На улице стоял 1991 год. Для страны-очень переломное время. Пустые полки в магазинах, оскал власти, развал всего. Появление кооперативов, непомерно высокие цены на все - даже на элементарное.

В двадцать четвёртом письме Карина подробно рассказывает, как они жили в то время, чему радовались и от чего входили в полное безумие. Дикие очереди за косметикой в магазин Lancome, ведь чтобы попасть туда, нужно было писать номерок на руке и отстоять в многочасовой очереди. А как описываются продукты, которые тогда невозможно было достать - сейчас же - в любом магазине и в любом количестве. А тогда говорили –«но не поесть, так хотя бы понюхать»...

Бананы, духи, мороженое, фрукты - на все был дефицит.

"Наутро после того, как ты подарил мне Climat, я проснулась с ощущением, что в моей жизни случилось что-то потрясающее. Что? Что? Я лежала в постели рядом с тобой, и вдруг почувствовала едва уловимый запах духов на своей (или уже твоей?) коже. И я физически ощутила, какое же это счастье.

Ну что теперь может меня так обрадовать?"

Они все делали вместе. Быть вместе было так естественно, как дышать или есть. Они никак не могли наговориться, никак не могли оторваться друг от друга, смотрели одни и теже фильмы, читали одни и те же книги, несколько раз в неделю ходили в Дом Кино, принимали гостей на кухне.

По словам Карины, они всего несколько раз сказали друг другу « Я тебя люблю». Да и зачем? - думалась тогда. Ведь итак все видно. И даже в то время, когда она была со своим вторым Сережей, и говорила ему о своих чувствах, нежности, что скопилась за эти семнадцать лет, Карина подразумевала Добротворского, ни на йоту не разлюбив своего Иванидзе.

Она описывала его, своего большого Ивана, словно плоть от плоти своей

и одновременно что-то совсем обособленное, индивидуальное.

"Ты был гениальным рассказчиком и фантастическим собеседником. Ты умел доставать из самого закомплексованного партнера мысли и шутки, цеплять их за свои, превращая разговор в блестящий фейерверк, погружая все происходящее в культурный контекст - озвучить цитатой, разыграть сценку из фильма, спеть музыкальную фразу".

Всё двадцать восьмое письмо пронизано такой любовью к Сереже, к его, только его такой непохожести на других, что когда читаешь, лишь на малую клеточку понимаешь, Какой это был Человек. И для мира, и для самой Карины.

Очень часто в письмах, она повторяет, что не говорила ему этого - как ей с ним было интересно, не призналась до конца, как она любит его, как он ей был дорог, нужен и важен.

Даже какие-то бытовые мелочи всегда превращались в действо, панорамный спектакль. А я все ждала и ждала этого излома страстей. Они поженились достаточно скоро, по срокам того времени. Летом - поцеловались, осенью стали жить вместе, ранней весной стали мужем и женой. А ровно через месяц после второй свадьбы Карины не стало Сергея.

Это была любовь с каждодневными потерями. Только ни один, ни другой не осознавали этого.

Отдельно от всех чувств можно увидеть отношение Сережи к родителям и наоборот. И даже Карина в конце повествования признается, что "больше всех тебя любили твои родители". А он их - нежно, трепетно, взволнованно.

Отец Сергея пережил двоих своих сыновей...

Я читала и понимала, как это важно, передать то,

чтобы твое отношение к родителям было так видно со стороны.

Тридцать третье письмо - письмо в будущее, а точнее - настоящее, что вот если бы ты был жив, то... Сериалы, нетленные фильмы-все это он уже никогда не увидит.

"Господи, Каришонок, как же я люблю кино..."

А я все читала, плакала и ждала - ну, где же, где...

Сергей очень хотел ребенка. Но у Карины было четыре выкидыша.

И однажды ей сказали, что Добротворский не мог иметь детей, у него была какая-то патология. У всех его женщин были выкидыши, а потом все рожали от других мужчин.

Так. Первый удар. Что бы изменилось, будь у них совместный ребенок? Все или ничего?

Каждое письмо - как колючее воспоминание. Вот и тридцать третье -стихи и рифмы Добротворского, написанные на клочках бумаги, к которым так боялась тогда прикасаться Карина, а сейчас-читала с улыбкой.

Видно, дождик нынче будет!

Я раскрою зонт большой...

А вокруг гуляют люди

И смеются надо мной!

Дождик выпадет к обеду...

Люди спрячутся в домах,

Я к тебе тогда приеду

В отутюженных штанах!

Это его своеобразное признание любви, когда все только начиналось.

Августовский путч они пережили тоже, любя друг друга на полу.

И вот оно, вот.

"Я точно знаю, когда наша жизнь впервые дала трещину. Едва заметну. Впервые за два года райской, совместной жизни. Это случилось, когда ты уехал в Америку".

Сережа уехал на четыре месяца, взяв с собой Карину, ибо они оба не могли примириться с таким долгим расставанием. Но летели они не вместе. Карина должна была приехать позже, на два месяца. Незадолго до отъезда кто-то сказал ей, что Сергей развязал и начал пить

Вот оно - потеря совместного рая, начало конца. Ощущение боли, будто ударили в живот.Отчаяние и непонимание предопределённой безысходности. Неминуемой.

Обалдение от Америки, глянца, изобилия не перекрыли восторга встречи после двух месяцев разлуки.

Они ревновали друг друга, хоть и боялись сознаться в этом, даже себе.

Банальная история про американские сокровища, про доверие, про кражу. И не алкоголь виной этому событию, а лишь чувство повести за собой тех, кто видит в тебе Человека.

"Ладно, Иванчик, с кем не бывает, прорвемся!"

И этот случай стал водораздельным камнем. Именно после него возникло желание жить не как в тюрьме, с зарешеченным окном, а в абсолютно другой квартире, чтобы вить свое новое гнездо. Попытка начать треснувшие отношения заново. Но что-то пошло не так. Сергей стал чаще уединяться с друзьями, Карина стала уходить читать. Одна. А Сергей, тем временем, вкушал радость азарта игры в казино.

Боня и Груша, домашние животные, которые словно дети, могли сблизить двоих – не помогли.

"Когда влюбляешься, ничего не идет в горло". Не было уже этого чувства. Не смотря на то, что он обожал ее, потакал во всем, а она-все-таки ловила каждое его слово, каждый вдох-выдох, каждый жест.

На одном из московских фестивалей Карина знакомиться с Лешей Тархановым.

"Почему? Почему мне нужен был кто-то еще? Чего мне не хватало? Нам по-прежнему было интересно вместе-всегда. Я отдалилась от тебя внутренне, у меня появились собственные интересы"

Возвращение Сергея из Нью-Йорка. Он вышел серый, чужой, изможденный, почти некрасивый, с потухшими глазами, неопрятный. И впервые Карине стало стыдно, что он обнял ее.

Все, что не получилось с Добротворским - могло получиться с Тархановым - дом, настоящая семья, дети, воскресные обеды, традиции и Уверенность в завтрашнем дне.

И этот момент, когда Карина пригласила Тарханова на улицу Правды, показал ей все-все то, что так все было сделано с любовью вместе с Сергеем - превратилось в тыкву, в фарс. Прослушивание автоответчика поставило все на свои места. Пьяный в хлам Добротворский волновался за свою жену, которая в это время была в гостиничном номере с Тархановым.

Так легко обмануть человека, который тебя любит...

Разрушительный год после этой измены повлек за собой тяжелые последствия. Болезнь мамы, смерть отца и... холодность Сергея.

Вот этот слом. Семьдесят девятое письмо. Через алкоголь Сергей пытался найти выход, чтобы справиться и со смертью отца жены, и с ее изменой. Страх, смешанный с чувством вины поселился в сердце Карины. Она сбежала в ту ночь из квартиры, не помня, когда приполз Добротвооский, просящий прощение. Будто и не было всех этих слов, сквозь зубы, не было "растоптали", "тварь и мразь", не было до изнеможения не родного выражения лица, не было холода во взгляде.

Тем временем наступало последнее совместное лето.

Грянул июнь и очередной Кинотавр. Исчезновение Сергея в один из кинотаврских вечеров поставило все-таки жирную точку в отношениях. Восемьдесят первое письмо. Это его перерождение. Ночь

живых мертвецов. Вторжение похитителей тел.

Одержимость не того Сергея, которого любила Карина. Разбитые бровь и висок - и ночь в слезах и разговорах у Любки, которая, естественно, не поверила ни на грамм о происшедшем.

"В ту самую ночь я окончательно поняла, что надо бежать. Спасать свою шкуру. Надо бежать, потому что-не дай бог!"

Но и даже после этого Карина не уходит от Добротворского. Потому что до сих пор любит его. Боль могут причинить лишь те, кого мы любим. И этим самым они причиняли друг другу невыносимую боль.

В августе она решается открыто все рассказать.

"Леша Тарханов любит меня и хочет на мне жениться".

В этот момент книга падает у меня из рук. Я и понимала, и не понимала в тот момент Карину. Точно так же, как понимала и не понимала Сергея в сцене с избиением. В порыве безысходности и гнева будто падает та защитная пелена, и все обнажено до такой степени, что ты не контролируешь ничего - не существует никаких границ, рамок, совести, такта - Ни- че-го.

И ведь он даже готов был смириться с появлением в жизни Лешечки, но брошенная фраза после ролевой сцены «Как ты могла! Ты опустилась до чувств - окончательно убедила Карину, что это конец.

И даже когда она с ним, со своим вторым Сережей, она со своим Большим Иваном.

"Я хочу научиться снова любить - своей выжженной душой. Любить без сравнения с тобой, без оглядки на прошлое. Мне так хочется верить, что мой новый Сережа вдруг мне заменит тебя - полная твоя противоположность. Любящий меня. Но не ты. Не ты".

Восемьдесят пятое письмо. Уже письмо прощания.

Где дальше все это продолжаться не могло. Неожиданно раньше возвратившись с дачи домой, была увидена картина опустошения-полная раковина грязной посуды, не застеленная кровать, недопитые бутылки, чашки с засохшим кофе, окурки со следами помады, женский волос золотого цвета в тарелке... все было присыпано сахарным песком, все вокруг было липким и мерзким. Липкая, замусоренная жизнь. И никакими слезами это не оплакать. И нарисованная слеза-послание не тронула тогда Карину, послание, которое она получила вместе с лисьей шубой из кусочков, и ответных слез она не пролила. Но все, что творилось внутри-никакими словами не описать. Точку размером с автоматную очередь в одну и ту же мишень поставила беременность Карины.

-Ты окончательно решила? Все кончено?

Сколько боли и неразрешимых вопросов в этих двух фразах – « А кто мне вернет мою Карину?» И «Моя девчонка ко мне больше не вернется» - фразу, которую он сказал в последние минуты своей жизни.

Самая крайняя встреча Карины и Сергея была уже тогда, когда нужно было получить официальную бумажку о разводе - в том же ЗАГСе, где была их роспись. Получился даже разговор. Обо всем и ни о чем. Даже простились они почти по - дружески.

Телефонная беседа буквально перед родами, пожелание удачи и... все.

На следующий день Сергея не стало.

Второго Сергея Карина знала, что отпустит. Но своего Ивана, Иванидзе, Иванчика, Ивашечку-никогда.

Я смотрю сейчас на эти фотографии и понимаю, какая была эпоха, как она жила в них, а они - жили в ней. Какие были

счастливые, заполненные их глаза, и никак не могла понять, куда же все это делось потом.

Девяностое письмо. Мой излом. Письмо, которое я начинала читать несколько раз, и никак не могла дочитать до конца. Читала первую строчку, начинала беззвучно всхлипывать, затем все внутри сжималось, и словно плотину прорывало - я начинала рыдать и захлопывала книгу. Я тогда сказала себе - пока я люблю - пусть она будет незакончена. Пусть недочитана. И неважно, сколько времени пройдет - год, два, пять - конец книги будет манить своей тайной.

Меня хватило на три месяца. Не потому, что я разлюбила, нет. Просто, как выяснилось, одному очень тяжело нести эту ношу, тянуть эту лямку, и я сдалась.

Итак - сегодня очередная попытка закончить книгу.

"Иванчик, Ванечка, Ванюшка, Вано, Иванидзе... Мой большой Иван... Ты умер 27 августа, в День советского кино. /Господи! Дай сил дочитать до конца!!!/

Карина не узнала о смерти Сергея. Ей не дали ни похоронить его, ни попрощаться, ни попросить прощения.

Тарханов оградил свою жену от стрессов, перекрыл все каналы, по которым можно было узнать о смерти Добротворского.

Сон Карины, где она встретила уже на тот момент умершего Сергея, описан в девяносто первом письме. Как же они чувствовали друг друга!

Сергей умер в августе, о смерти Карина узнала только в октябре, через месяц после рождения сына.

И была боль, и жизнь потеряла всякий смысл, и было понимание, что она убита-убита навсегда. И был звонок маме Сергея, в котором -нескончаемым потоком слезы.

Слезы, длиною в час, отрывочные реплики, слова мамы, как он любил и ждал...

- Представляешь, Кариша, он столько часов просидел один, на детской скамеечке, мертвый...

Знал ли кто тогда из близких, что действительная причина смерти не сердце, а героин? Знали и тщательно скрывали, или знали, догадывались, молчали и не хотели знать?

Последняя ударная доза. И никто не остановил. "Друзья"лишь махнули рукой на безвыходный случай и вынесли тело во двор. Пристроили на детской площадке, на скамейке, как живого. Это было ночью. Никто не видел, а даже если и видел-не стал вмешиваться. Кто и в какой момент середины следующего дня понял, что на скамейке труп - неизвестно.

Как можно теперь спать? И как можно теперь жить?

Сколько было снов, когда он, живой, возвращался к своей девчонке!

Для неё Сергей - живой. Даже после того, как Карина съездила на могилу Добротворского и увидела всё своими глазами.

Она, как выяснилось, достаточно легко смогла проститься со вторым Сережей.

"Я его отпустила. Ты меня не отпустил. Так и не позволил мне быть счастливой".

Дочитав сотое письмо и колонку благодарностей, ты все же начинаешь понимать, что в наше время Добротворский бы не вписался. Он не стал бы жить в нашем мире и нашем времени - в хамском и подлом одновременно. Сергей остался со своими героями, где все молоды и никто не умирает. В этом мире они снова и снова оборачиваются друг на друга на Фонтанке, в этом мире они болтают до четырё х утра на улице их Правды, потому что жалко идти спать.В этом мире Карина не

разлюбила своих Сергеев, в этом мире она вернулась к нему, прожив с ним еще целых семнадцать лет...

Книга не только тронула и взорвала все то, что было где-то в глубине подсознания - она перевернула всю мою жизнь.

Я больше не буду

-2
-3
-4
-5
-6

прежней. Просто не смогу.