Тангейзер был рыцарь и поэт – миннезингер. Он унаследовал небольшой феод, с доходов от которого рыцарю даже прокормиться-то было трудно. Имелась у него дама сердца, ибо настоящий миннезингер должен быть обязательно влюблен. И была она столь жестокосердной, что скоро в своем стремлении угодить ее бесчисленным прихотям, оказался он по уши в долгах, а благосклонности дамы сердца так и не добился. Тогда решил он принять участие в турнире в Вартбурге, где при дворе герцога Тюрингского лучшие миннезингеры состязались в своем искусстве, и победителя ожидала щедрая награда. Он надеялся, что когда его голову увенчают золотым венком, а в его кошельке зазвенят золотые монеты, его дама сердца переменится к нему и великодушно позволит своему верному рыцарю прильнуть к ее губам. О большем он и не мечтал. Охотников получить награду оказалось множество, и все они мнили себя великими поэтами, но Тангейзер превзошел их почти всех. Все же нашелся у него достойный соперник – рыцарь Вольфрам фон Эшенбах, и всем было ясно, что в поединке между ними решится, кто будет победителем турнира миннезингеров в Вартбурге. Тангейзер пел о красоте Женщины, о красоте не только духовной, но и телесной. Он даже осмелился приподнять покровы с этой красоты, так что предстала она во всем своем первозданном и пленительном совершенстве, и все присутствующие на состязании заслушались так, что когда смолкли последние звуки его песни, в зале несколько мгновений стояла необыкновенная тишина. Песнь же Вольфрама фон Эшенбаха была исполнена благочестия. Он тоже пел о любви к женщине, но когда герой его песни увидел, как орел убил голубку, и на снег пролилась кровь, он вспомнил не только об алых губах своей возлюбленной, но и о крови, пролитой Господом нашим во искупление грехов человеческих. Видимо, поэтому судьи присудили победу Вольфраму фон Эшенбаху. Песнь же Тангейзера напугала судей – они сочли ее уж слишком нескромно являющей женскую телесность, а один из судей обвинил его в том, что песня его полна языческих образов, и воспевает он саму Афродиту – языческую богиню любви, соблазнительную в своем коварстве. Вольфрама фон Эшенбаха увенчали золотым венком победителя, а Тангейзеру не досталось ничего. Но больше всего его огорчило то, что увидел он, каким разочарованием был полон взор его дамы сердца, когда взглянула она на него, и каким восхищением вспыхнул ее взор, когда перевела она его на Вольфрама фон Эшенбаха. Тангейзер понял, что она его никогда не любила, а любила она лишь деньги и славу.
И тогда, переполненный отчаянием, решился Тангейзер отправиться в крестовый поход в надежде, что либо рука какого-нибудь сострадательного сарацина прервет его никчемное существование, либо удастся ему, совершив великие подвиги, захватить богатую добычу, и тогда появится у него возможность добиться благосклонности иной дамы сердца, которую, может, и прельстят его воинская слава и завоеванное золото, и даже придутся ей по сердцу его песни, но в алчности которой не будет он столь уверен, как той, что отвергла его на турнире миннезингеров в Вартбурге. А без любви истинному поэту никак нельзя. Однако крестовый поход получился очень странным. Возглавил его сам император Священной римской империи, мыслящий весьма разумно и не желающий понапрасну проливать кровь. Хотя войско его было немногочисленно, императору удалось убедить султана, владевшего тогда Иерусалимом, будто привел он в святую землю несметные полчища, и султан почел за благо отдать императору Иерусалим без боя в обмен на обещание не трогать другие его владения. Так в этом походе не случилось ни битвы и кровопролития, ни грабежей и добычи.
Живым и здоровым, но совершенно нищим возвращался Тангейзер в свой замок, уже ему толком не принадлежавший, ибо был он заложен-перезаложен, и где никто не ждал рыцаря, кроме ростовщиков, готовых накинуться на него словно стервятники. У Тангейзера не было ни малейшего желания возвращаться в замок, но деваться ему было совершенно некуда, и посему пребывал он в глубокой печали. Так, погруженный в думы, как же жить ему дальше, ехал Тангейзер по знакомой горной тропе, которая привела его в небольшую долину, и вдруг среди отвесных скал увидел он вход в грот. Сколько раз Тангейзер проезжал этой долиной, но никогда не видел здесь ничего похожего на грот – скалы были абсолютно неприступны. Самым же удивительным было то, что на тропе, напротив входа в грот, Тангейзер увидел женщину. И ждала она его – она смотрела ему прямо в глаза. Легкие одежды не скрывали пленительных очертаний ее тела, и была она так прекрасна, что Тангейзер не мог не признать – немало повидавший на своем веку, он никогда не встречал такого совершенства женской красоты. Приблизившись, Тангейзер сошел с коня, и женщина сказала ему, что она – сама Афродита. Никем не узнанная, скрывшая свой истинный облик под плотным темным покрывалом, была она на турнире в Вартбурге, слышала его песню и совершенно согласна со священником-судьей, обвинившем поэта в том, что воспел он ее, Афродиту – богиню любви, и воспел так хорошо, что в отличие от судей она признает его победителем турнира миннезингеров в Вартбурге. Тангейзер был в смятении – в языческих богов уже давно никто не верил, и монахи в монастырских скрипториях усердно переписывали древние мифы потому, что воспринимали их не как священные тексты, а как забавные истории, которые так приятно почитать на досуге, дивясь тому, насколько языческие боги похожи на людей – такие же обидчивые и сластолюбивые, но прекрасны своей вечной, непреходящей красотой. Он смотрел на Афродиту и не верил своим глазам – но ее ослепительная красота убеждала его, что это действительно великая богиня любви. В руках ее был золотой венок. Рыцарь благоговейно опустился на колени, и богиня возложила на его голову венок победителя в поэтическом состязании. Она ласково взглянула на него, взяла его за руку, подняла с колен и повела в свой грот. И так пленительна была ее красота, столько властной неги было в ее взоре, что Тангейзер, позабыв все свои страхи и сомнения, последовал за ней.
Едва они вошли в грот, скала сомкнулась за ними. Тангейзер оказался в волшебном чертоге, сверкавшем золотом и драгоценными камнями. К рыцарю подошли девушки, уже совсем без одежды. А как могло быть иначе в чертоге богини любви! Они увели его коня, сняли с него доспехи, отвели его к бассейну, над которым поднимался пар от горячей воды, совлекли с него одежды и опустили его в воду. Войдя вслед за ним в бассейн, девушки смыли с него всю грязь и боль тяжелого похода, все недуги, разочарования и унижения его прежней жизни, и в душе его воцарился покой. Девушки вывели его из бассейна, завернули в белый гиматий и отвели к ложу у стола, уставленного всевозможными яствами на золотой посуде, а в хрустальных кувшинах алело вино. Афродита тоже сбросила свои одежды, и Тангейзер узрел красоту богини во всем ее первозданном совершенстве. Они весело пировали, и Афродита развлекала его ученой беседой – не такой уж легкомысленной оказалась она богиней, и речи ее были полны мудрости, а девушки развлекали его музыкой, песнями и танцами. А когда они удалились, яркие огни в гроте погасли и в воцарившемся полумраке лишь таинственно белело прекрасное тело богини, Афродита разделила с Тангейзером ложе. Утром, проснувшись, увидел он рядом с собой на ложе нагую богиню и понял, что все случившееся с ним не сон, и заключил ее в объятия.
Так потекли его дни в любви и веселье. В лице Афродиты и ее девушек нашел он благодарных слушателей, и когда он пел, они внимали ему с благоговением. Нередко он покидал грот и бродил по окрестным горным склонам в поисках новых мелодий, поэтических образов и слов. И каждый раз, когда он возвращался, Афродита встречала его на горной тропе, скала открывалась пред ними, и богиня любви увлекала его в свой волшебный грот. Семь лет пролетели в неимоверном блаженстве, Тангейзер наслаждался любовью Афродиты и поэтическим вдохновением – образы, слова и звуки переполняли его душу.
Но однажды задумался он, обретет ли его душа бессмертие, или же пребывание в чертоге прекрасной богини обречет его на вечное проклятие. Мысль эта так взволновала его, что он потерял покой и сон, постоянно размышляя о своей посмертной судьбе, и даже ласки Афродиты не могли отвлечь его от тяжких дум. И вот однажды, ранним утром, когда все обитатели грота пребывали во власти сна, Тангейзер покинул волшебный грот и отправился в Рим, чтобы испросить совета у самого римского папы – как искупить ему свои грехи, заслужить прощение Господа и спасти свою бессмертную душу. Он шел пешком, с посохом в руке, совершая паломничество. В волшебном гроте золото и драгоценности грудами лежали вокруг, но Тангейзер и не подумал брать оттуда что-то с собой. В его кошельке завалялось несколько медных монет, на которые он покупал скудную еду. Конечно, как паломник, он мог бы просить милостыню, но рыцарская гордость не позволяла ему этого. Особенно труден был переход через Альпы, вершины которых взметнулись до небес, и преодолеть их можно было только через узкие перевалы. Наконец, измученный и изголодавшийся, Тангейзер добрел до Рима, но ему еще долго пришлось ожидать, пока римский папа соблаговолит принять его, и он истратил последние медяки на пропитание. И вот римский папа удостоил Тангейзера аудиенции, но, едва выслушав его историю, он в гневе поднялся с места, опираясь на посох, и заявил, что искупить этот великий грех невозможно, и скорее посох в его руке зазеленеет листьями, чем рыцарь, проведший столько лет в гроте языческой богини любви, заслужит прощение Господа.
В отчаянии, лишенный всякой надежды на спасение своей бессмертной души, пустился Тангейзер в обратный путь. Он не знал, куда ему теперь идти – замок его давно продан, и им владеют чужие люди, а при дворах властителей не будут слушать песни того, кого сам римский папа объявил обреченным на вечное проклятие. Да и удастся ли ему живым добраться до родины, ведь у него не осталось ни гроша. Ему не оставалось ничего иного, как странствовать, не имея приюта, пока не иссякнут силы, и когда-нибудь у дороги его бренные останки ветер засыплет землей, а вместо могильного надгробия на ней прорастет трава. Но странное дело – когда уставший, опускался он на землю, трава под ним оказывалась необыкновенно мягкой, рядом бил источник чистой воды, его окружали кусты, усыпанные сладкими ягодами, деревья склоняли к нему ветви со спелыми плодами, и Тангейзер, утолив жажду ключевой водой, а голод ягодами и плодами, засыпал на мягкой траве. Он шел наугад, куда глаза глядят, и ноги сами привели его в ту самую горную долину, где когда-то открылся ему вход в волшебный грот, и предстала пред ним сама Афродита. Но теперь вступал он сюда со страхом, уверенный, что увидит лишь неприступные скалы, ибо не простит ему Афродита, что счел он греховной ее любовь. И только в самой глубине его души едва теплилась надежда. Но, казалось, все тщетно, ей не суждено осуществиться – когда Тангейзер вошел в долину, вокруг, как он и ожидал, высились отвесные скалы, и он поник головой, расставаясь с надеждой. Но вдруг – скалы разомкнулись, и открылся вход в грот. Афродита оказалась не столь жестокосердной, как римский папа, она простила Тангейзера, и он поспешил в ее грот, чтобы укрыться в нем от невзгод внешнего мира и обрести утешение в объятиях прекрасной богини любви.
Но подлинное чудо случилось в Риме – в руках римского папы зазеленел листьями посох. Римский папа был так потрясен этим, что велел разыскать Тангейзера – он хотел подробней расспросить его, чтобы понять, что же произошло там, в гроте языческой богини, и почему все его представления о грехе рассыпались в прах. Но Тангейзера больше никто не видел – у него больше не было необходимости покидать грот Афродиты.
