Найти тему

Евгений Водолазкин «Идти бестрепетно. Между литературой и жизнью». Рецензия

Без преувеличения скажу, что Водолазкин - один из лучших современных писателей: он не «заигрывает» с читателям, не пишет «на доступном читателе языке», каждая его книга продумана до мелочей, каждая мысль заставляет и меня осмыслить что-то, найти ответ. Поэтому произведение о сути писательства и литературы, вышедшее из-под пера Водолазкина, стоит читать.

Обложка книги.
Обложка книги.

«Идти бестрепетно» - это или сборник эссе, или единое повествование о том, что такое ЖИЗНЬ и какое в ней место занимает ЛИТЕРАТУРА.

В название вынесена одна из узнаваемых фраз героев Водолазкина: Терентий Осипович Добросклонов призывает: «Иди бестрепетно!» Как это - «бестрепетно»? Верно, не сворачивая с пути истины, до конца. Все это, безусловно, можно и нужно отнести к писателю. Мне импонируют его взгляды на суть литературы.

«Главная задача искусства – рассказывать о человеке. Не о политической системе, не о придворных интригах, даже, по большому счету, не об истории. Рассказывать нужно об истории души».

Подзаголовок - «Между жизнью и литературой» - сразу ориентирует читателей на то, что речь пойдет о ЛИЧНЫХ взглядах, о том, что составляет суть жизни Водолазкина как человека и как творца, поэтому книга очень интересна.

Нам расскажут о детских годах, поделятся воспоминаниями о садике и школе, о времяпрепровождении - «игра в дуэль между Онегин и Ленским» (да-да, игра, подобная спектаклю):

«Дуэль, разыгрывавшаяся бессчетное количество раз, – между Онегиным и Ленским. Актерский состав был стабильным: я и какой-то мальчик, чьего имени уже не помню. Побывав с родителями на «Евгении Онегине», оба мы были потрясены до глубины души. Любовная коллизия нас оставила тогда равнодушными, но грозное «Теперь сходитесь!» произвело неизгладимое впечатление. В сцене дуэли я, в соответствии с именем, играл Онегина, а мой товарищ (уж не Владимир ли?) – Ленского. Предполагаемый Владимир был толст и после моего выстрела падал крайне неловко».

Мы прочитаем об институте, фольклорной практике, которая подарила осознание "красоты славянской речи", о встрече с будущей женой - Татьяной.

«Наш союз предлагал альтернативное развитие сюжета бессмертного романа в стихах. Можно догадаться, что пушкинские герои ни разу не были в колхозе, да и в целом не имели богатого студенческого опыта. В результате непростую ситуацию (а счастье было так возможно) они сумели усложнить до предела».

Узнаем о несостоявшейся футбольной карьере, побываем в тех местах, где жила семья Водолазкиных.

Все эти факты, преподнесенные с изрядной долей юмора, делают образ писателя ближе и понятнее.

Как же при этом без философских размышлений:

«Уходя, человек продолжается не только в вечности, но и во времени: живым остаются его дела, высказывания, книги. Становясь сущностью метафизической, ушедший продолжает свое присутствие на земле».

Или вопрос о том, что такое счастье:

'"Взрослея, я понял, что счастье – это, по преимуществу, то, что было – и вспоминается".

Мне очень понравилось не просто замечание, что счастье в мелочах. А в перечислении тех мелочей, которые наверняка знакомы каждому из нас

«Утренний кофе, клочья тумана на крышах, звуки пианино во дворе – разве это не счастье? Это ведь только кажется, что туман серый».

Или о новогоднем ожидании чуда:

«Ночь напряженного ожидания счастья сама по себе была счастьем. Оливье, мандарины и бессмертная новогодняя сказка, доказывающая, что счастье возможно – пусть не сразу и не для всех (два человека там все-таки оказываются не у дел), но возможно».

Самые, пожалуй, "живые" страницы - это повествование о домашнем питомце.

Только владелец кота поймёт чувства автора, когда он объединяет себя с личностью (именно так!) кота, даже сливается с ним. Это Мусину нравилось заниматься наукой, а не писательством, Мусин одобрял написанное, принимал или отрицал литературные премии.

«Наши с ним вкусы в целом совпадали. После того как роман «Путь Мури» получил «Нацбест», его взгляд на литературный процесс стал еще более оптимистическим. Помимо романа Бояшова, Мусин ценил и более далекие от его любимой темы вещи. Он зачитывался романами финалистов « Большой книги», «Ясной Поляны», а также «НОСа», название которого ему казалось на редкость удачным. Не отвергал наш кот и «Русского Букера», ценя его за смелые решения. Премия Андрея Белого ему нравилась всем, кроме приза: к яблокам и водке он был равнодушен».

Потеря питомца описана сдержанно и трогательно одновременно.

"Он давал нам выполнить наш долг до конца. Хотя зачем я его выполнял, так до сих пор и не понимаю. Его уход стал для нас огромной потерей. И нам трудно было поверить, что это навсегда. Далеко-далеко… На каких лугах пасется он сейчас? "

Все это - ЖИЗНЬ. Литературе же посвящена большая часть размышлений.

«Литература - это последовательное проникновение в сферу невыразимого, отвоевывание у нее новых пространств. Художественные новации возникают не из праздного интереса, они – инструменты, при помощи которых с явлений
Не могу не отметить интересный вывод Водолазкина:
Первым писателем был Адам, которому Господь дал право наименовать окружавших его животных. Давая животным имена, Адам перевел их из единичного в общее – и сделал достоянием всех. Дело писателя – ловить музыку сфер и переводить ее в ноты. Быть, если угодно, «лучшим акыном степи»: петь о том, что видит».

Водолазкин делится своим впечатлением от творчества Набокова, Солженицына, Галича, Искандера, Шемякина. Уделяет внимание ответу на вопрос о нобелевской премии Светланы Алексиевич. Дает толкование понятию «новый реализм»:

«После размывания художественности Нового времени будет создаваться новая художественность и новая литература. К концу XX века слова оказались обременены дополнительными значениями – настолько громоздкими, что первоначальный смысл слова был под ними безвозвратно погребен. Под грузом литературной традиции слова изнемогали: невозможно было употребить слово без того, чтобы не вспомнить всех, кто его употреблял до этого».

Отличительная черта творчества Евгения Водолазкина - афористичность. Причем все, что цитируют, просто и продуманно.

«В нашей истории героизм одних неразделимо сплёлся с преступлениями других, и в этом наша проблема. Собственно, в этом проблема любого народа, но у нас контрасты доведены до высшей точки. Как нам с этим быть? Трудный вопрос. По крайней мере, прекратить объяснять убийства сограждан исторической целесообразностью». Необычно сравнение писателя с таможенником:
«Все мы там – таможенники, по крайней мере, люди, связанные с пограничьем. Потому что всякий литературовед, и уж тем более – литератор, стоит на границе между литературой и жизнью. Он знает, что, будучи зыбкой, эта граница проходима в обе стороны. И такое положение вещей ему кажется естественным».

Таможенник - это тот, кто встречает нас на границе.

Евгений Водолазкин - на границе нашего восприятия ЖИЗНИ и ЛИТЕРАТУРЫ.

«У писателя немного привилегий. Одна из них состоит в том, что он может продолжать беседу с читателем и после смерти. Хороший писатель предвидит какие-то вопросы из будущего и заранее даст на них ответы».