Предыдущая глава.
Хорошо у нас в Заречье по лету. Трава под солнышком ласковым зелёнеет, соками стебель наливается, что кажен жевать её хочет. А уж мягкая! Спиной её примнёшь, на небо посмотришь, тыльной стороной руки очи от яркого света прикрыв, и можно так пролежать день целый. Но заботы кажен день то в избу гонят по пирогам-калачам, то в огород - сорную траву из земли выдёргивать. Чтобы посаженое пуще цвело и соками наливалось, а уж по осени – собирать да в бочки с рассолом закатывать. Вкуснотища!
Да и люд у нас на хуторе добрый, понимающий, работящий. Кажен место своё знает и к работе приспособенный. Даже Марфа сирота страная, что прижилась у нас, то огород свой лопатит для травок цилющих, которые хворь любую из люда тутошнего выгоняют. То, глядишь, в избу старшинную приходит, да бабам помогает с детками малыми управляться. А рассказница! И травка у неё говорящая, и солнышко радеющее, и лес наш Зареческий – понимающий. Рассказывает лес что-то, в её сказках с землёй-матушкой и путниками дорожними беседы ведёт. И русалки – речные, и мавки лесные у неё. Дивна девица, но всяк у люда может быть . Не всеж мы однаковые. Может, оно и чуда всякого пообок с людом приживается.
Мужик наш Зареческий , вон, в русалок не верит. Знамо дело, ему бы свою домашнюю русалку радеть да этовать во вкусье, когда солнышко красное за лес прячется до дня следующего. Некогда ему.
А бабьё вот наше верит в русалов. Парубков, что из воды выходят, и девок красных радеют. Говорят люди, что порой детки от русалов и появляются, ежели баба сама по себе где живёть.
Было это как раз по лету. Как раз только люд наш пшеницу с полей убирать собрался. Яромила – баба наша, что по деткам знающая, повитуха значит, ребёночка сама родила. Вот диво было! Живёт одна без мужика, но часто на речке купается. Вот купалась, говорит, и с русалом встретиться пришлось. Русал – он не наш мужик. На него посмотришь, говоришь, очами сверкает, улыбается, и сердце от того тает, что удержаться никак не смочь. А приголубит – так оторваться, говорит, не в силах.
Но мало ли, всяко диво на земле бывает. Люд знает, что даже яблоня, которая когда молода, кажен год родит, а стареет – стоит себе, а годков пять пройдёт – глядишь, и снова во цвету, и снова на ней яблоко зреет.
Разные дива в Заречье нашем происходят. Вот и Марычка у нас, вроде девонькой малой была, а стара Весна силой её новой весной и сделала. Силу, значит, свою дочке Данко передала. Вот и ходит Марычка теперь к нам дивная и чудная. Но дитё человечье – как было, так и есть.
Значит и баба понести от русала может. И дитё родить человеческое. Русал хоть в реке живёт, но всяк как человек, говорят. Значит, есть в нём и людское, что голубит девок наших паче мужиков обнаковенных.
А Яромила, значит, повивать ближний год не сможет. Но радуется наш люд Зареченский, что приемница есть у неё. Злата, мужик у которой повсяк час в лесе многоднюет. Вот и сейчас пади уже как год третий нет его. Он-то, когда на хутор повертается, зверья битого приносит так, что хватает запасы общинные пополнять и делиться с теми, кто сделать их не взмочь. Но всё молодуха одна. Люди говорят, что мавки лесные путают ноги его, что добраться до избы родной не может. Да и не дало земля-матушка им потомства. Вот и прибилась Злата к бабе Яромиле, чтобы делу полезному та её научила и молодица горюниться перестала.
____________
Солнце красное давно за край земли опустилось. И собаки на хуторе перестали ежа ночного отпугивать. Яромила, свечу погасив, спать уж собралась.
Слышит – стук тихий в окно. Открыла дверь в избу, а там на пороге Злата стоит и дятё в руках держит, к сердцу прижимая.
Удивилась Яромила, нахмурилась:
- Заходи, - говорит.
Во двор посмотрела – нет никого. Давно спит люд на хуторе. И только сверкуны в траве сверчат вокруг избы. Дверь закрыла в избу и повернулась к Злате. Та на лавку села, над дитём склонившись, и грудью его кормит.
- Рассказывай.
- Марфа мне помогла разродиться. Она ведь ближе к реке живёт. От изб чуть поодаль. Вот и слышно ничего не было - тихо говорит Злата. – Дочка у меня.
Сказала и заплакала над дитём склонившись.
Яромила подошла к ней, на лавку села.
- Ну чего слёзы лить-то?
- Так не от моего Радовлада родила я. – подняла Злата лицо заплаканное. – А от… только наврятли он дитё-то признает. Да и знать ему не нужно. Попутало меня. Ой, что будет… Что люди скажут?
- Значит так, - положила ей на колено руку Яромила, - дитё ты мне оставишь, - но увидев, как Злата очи на неё испуганно вскинула, добавила, - Приходить и кормить будешь.
- А как же мой Радовлад? Коль узнает, что без него дитё появилось, что со мной он сделает? И как же я без дочки-то теперь своей? Я хотела дитё, Яромила.
Обняла её, Яромила, к сердцу прижала и улыбнулась:
- Ну, коль вернётся, груди свои перевяжешь и больною скажешься. Выкормим дочку. Не кручинься и не переживай. А для люда нашенского дитё я родила.
Злата вскинула на неё очи расширенные, забыв плакать. Недоверчиво улыбнулась.
- Мне-то до возраста, когда родить уже никак невзмочь – годок-то остался. Скажем нашенским, что в речке я купалась, как солнышко село, и меня русал приголубил.
Усмехнулась Злата. Потом зашлась мелким смехом беззвучным и лбом в плечо Яромилы уткнулась. И плечи только её подрагивали.
- Всё хорошо, дочка, - погладила её по волосам Яромила, - покормишь сейчас, и домой иди. А я уж с девонькой твоей потёшкаюсь.
Улыбнулась Злата, но крепко к груди дитё уже заснувшее прижала.
- Как ведь я без неё?
- Так ведь не на век прощаешься. На ночь одну. Будто с тобой дочка будет. И выкормишь её молоком своим. Что ни день – прибегай, как и раньше прибегала. Никто ничего и знать не будет. Бабушкой для неё буду, а ты – мамой. Я же старая, - Лукаво усмехнулась Яромила.
Посмотрела на неё Злата, улыбаясь, и слёза по щеке пробежала.
- Спасибо тебе, подруженька моя сердешная. Пропала бы я без тебя. Если бы не ты и не Марфа… Она, девка странная, но очень сердешная. Хоть и чудная. Не скажет она никому, сказала мне.
- Не скажет, конечно про радость твою. Не было у тебя деток, и вот, доченька. – продолжала она, Злату обняв, - Вырастет невестой и хозяйствовать тебе помогать будет. А я старой стану когда, - отдам её тебе совсем. А теперь иди домой, иди. Дитё не голодное – спит. И ты поспи-отдохни.
Отдала Злата дитё Яромиле и вдруг обоих к себе прижала. Крепко, счастливо, сердешно.
- Спасибо тебе, бабушка.
И повернувшись к двери, быстро в ночь выбежала, дверь в избу тихо прикрыв.
А на дворе – ни зги не видно. Ночь и небо звёзды по ветру сеет. Спать ещё до зорьки.
_____
Так оно и бывает, чтобы человек не горевал и не кручинился, надобно дело себе найти и им заниматься, чтоб отрада по сердцу прошла.
А когда Яромила на годке последнем перед старостью родила, Злата, приемница её дела повивального,будто мамкой детю её стала.
От русала бабы рожають или от мужика – и не важно. Люд хуторской присмотрелся, что дитё человеческое и без хвостов, да и принял.
А девоньку, дитё Яромилыно, Забавой нарекли. На старости лет, значит, в радость.
Бабы говорят, что на хуторе, что по другой берег от нашего Зареченского, одна баба тожить дитё от русала родила. Говорят, с хвостом и с очами цветов разных. Одно око - зелёное, как травка лесная, а другое - голубое, как небо. А что с тем дитём стало - никто не ведает. Ну а наша Забава совсем дитё людское - растёт. Мамкам да нянькам на радость.
_____
Продолжение.
