То, как Куинджи писал тени и свет, снискало ему славу непревзойденного колориста. Зрение Куинджи было другим — его глаза были чувствительнее к цветовым оттенкам, это научно доказал приятель художника — Дмитрий Менделеев. Но острое зрение было не единственным качеством, отличавшим Архипа Ивановича от других — у него было особенное душевное устройство.
Еще ребенком обычно добродушный Архип делался страшен, если кто-нибудь обижал при нем птицу или щенка — в такие моменты не по годам сильного мальчика боялись даже подростки. «Я с детства привык, что сильнее, а потому помогать должен» — говорил Куинджи. Он следовал этому правилу всю свою жизнь.
К 1890-м годам Архип Иванович разбогател (основной доход ему приносила не живопись, а удачные вложения в недвижимость). Жить он продолжал скромно, чувство меры изменяло ему лишь в вопросах благотворительности. Его жене приходилось вести «канцелярию по принятию прошений» — у подъезда художника всегда была очередь. Бедствующие коллеги, уличные попрошайки, вечно голодные студенты, разнокалиберные прохвосты — никто не знал отказа.
Будучи руководителем пейзажной мастерской в Академии художеств, Куинджи был для своих студентов не столько ментором, сколько другом или даже отцом. Его ученик — Николай Рерих — вспоминал: «Ученики в мастерской Куинджи знали только своего учителя, знали, что ради искусства он отстоит их на всех путях, знали, что учитель — их ближайший друг, и сами хотели быть его друзьями». Словом, Куинджи верил, что изменить мир к лучшему может не только высокое искусство, но и простая житейская доброта.
