Новорожденный в своей серебряной колыбели орал так громко, что становилось странным — как такое маленькое тельце может издавать столько крика. Мехмед замолкал лишь когда его на руки брала Настася. Впрочем, теперь у нее было другое имя. После рождения малыша она решила поменять веру и Сулейман нарек свою возлюбленную именем Хюррем, что означало цветущая, свежая, веселая, приятная.
Но сам он, если бы такое было возможным, дал бы ей тысячу других имен. Он хотел ее назвать Бетуль, что означало «золотая пшеница», это, кстати, полностью ей соответствовало. Волосы у нее и верно напоминали густую золотую пшеницу. Он мог бы ее назвать Озай — зеленая, и это тоже соответствовало действительности. Или Джайлан — газель, Сенай — веселая луна, Келбек — бабочка…
Настася посмеивалась над его, как она говорила, страданиями, а потом заметила:
— В чем проблема? Все эти слова ты всегда мне можешь говорить, когда твоя душа пожелает…
И он с восторгом внял этому совету. В нарушение всех правил и законов Сулейман вновь и вновь приказывал привести ненаглядную в свою опочивальню.
Так что в гареме теперь было о чем судачить. Еще бы, когда еще представится возможность, с подачи матери наследника посплетничать о самой неприметной из них! Очень хотелось позлить и эту странную русскую, которая в ответ на все лишь улыбается. Словом, вскоре ясно — самой Хюррем на все эти разговоры наплевать. И если Айше Хафса и Махидевран задирает нос, потому что это у них в характере, то она просто не считает нужным реагировать ибо считает ниже своего достоинства опускаться в перебранки. Ее, если что и волновало, так только здоровье малыша, которого она ни на секунду не спускала с рук.
— Вот глупая! — шептались наложницы, — ведь у нее теперь столько рабынь в услужении! Пусть бы они и нянчили ребенка!
— Ха-ха, — злословили те, кому не посчастливилось попасть на ложе к молодому принцу, — продолжит кормить младенца грудью, станет похожей на корову с вытянутым выменем!
— Чем приворожила его это славянка, — откровенно недоумевали Гульфрем и Махидевран, — глаз с нее не спускает!
Что же до Айше Хафсы, то лично ей в новой кадын-баши, а именно такой титул теперь получила славянка, не нравилось все — яркая внешность, веселый нрав, умение постоять за себя… Опять же, родительница настойчиво требовала — ребенка должна кормить кормилица, как это было заведено. Аргумент выставляла простой — случается, что молоко матери становится для ребенка ядом. Потому и берут чужую женщину. Хюррем стояла на своем — кормить наследника будет она, ибо материнское молоко никоим образом не может отравить ребенка.
Однако при этом не возражала — пусть рядом с малышом, которому требовался постоянный уход, всегда будет находиться верная женщина. Для этой роли была выбрана почтенная Дайе-хатун, сама недавно ставшая матерью. Молока у этой женщины было настолько много, что хватило еще бы на десяток таких вот Мехмедов. Да вот беда — маленький принц, словно в насмешку над стараниями бабушки, никак не хотел брать грудь этой чужой женщины.
Пока она с ним занималась, ласкала, играла, все было нормально. Малыш спокойно на все реагировал. Но едва дело доходило до кормежки, начинались проблемы. Он плотно сжимал маленькие губешки и никак не хотел кушать. Было даже странно, как до сих пор ребенок не умер с голоду.
— Как в нем только жизнь держится, — шептала рассерженная султанша, которая даже не скрывала своей неприязни к крикливому наследнику. На ее холенном лице явственно читалось: то ли дело старшие внуки! Крепкие и здоровые мальчишки! А этот весь в свою мамочку-рабыню! Одно слово - недоносок!
Говорить громче Айше Хафса побаивалась. Не приведи Аллах донесут ее царственному сыну и что тогда? Всем известно, ночная кукушка дневную не перекукует. Но пока она правит гаремом, шехзаде будет пить молоко настоящей кормилицы, а не этой женщины без роду-племени. Но малыш оказался упрямее своей царственной бабушки и ему было глубоко безразлично, что там гласят гаремные правила.
— Видимо, еще в утробе матери они договорились вести себя именно так, а не иначе, — тихо шипела султанша, — потому и отказывается от всех кормилиц.
Ведь Дайе-хатун была в этом списке не единственная, другой вопрос, что только она понравилась рыжей славянке и что именно она посоветовала все-таки разрешить матери кормить его самой.
Естественно, женщину никто не послушал. Но в душе султанша очень боялась, что ее могут обвинить в гибели внука. Опять же, на сторону Хюррем стал ее сын, а спорить с ним очень не хотелось Хотя, будь ее воля, в тот момент она бы просто испепелила эту несчастную! Подумать только, какое унижение ей пришлось испытать из-за нее!
Публикация по теме: Меч Османа. Часть 50
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке