1220 год, лето-осень. Захват Мавераннахра монголами оставил Великий Хорезм без войска. Не оставаясь почивать на лаврах, Чингисхан лично возглавил тумены идущие на Термез.
Богатый город издревле сторожил Джейхун, не зная войны так долго, что даже простолюдины успели обзавестись жемчужиной…
Предыдущая часть и кости шамана хрустят ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Подданным мудрых правителей дозволяется все, кроме задумчивости.
Средние царевичи нагуливали жир по пути к Гурганджу, Джучи потрошил низовья Сейхуна достигнув песчаных барханов Приаралья, Субедэй и Джэбэ осваивались в Западном Иране.
Без дела не остался и сам Чингисхан. Едва кони оправились от самаркандских пожаров, а сказки воинов на привале стали повторяться – туменам нашлась работа.
Предвкушая поход, дни Владыка проводил на охоте или в Ставке, выслушивая донесения лазутчиков и доклады нойонов. Вечерами юрта распахивала полог старым соратникам, собранным братской чашей кумыса и... рассказом повествователя.
Заклинатели змей
Как и у китайцев, в стране мусульман нашлось немало удивительных людей, удаливших себя от мира и женщин ради премудрости книжной.
Бесполезные (часто) на взгляд соплеменников, в глазах монголов они имели ценность немыслимую. Сколько овец можно дать за человека, способного (навсегда!) избавить слушателя от ненасытного пожирателя дней и безликого убийцы вечеров, что именуется скукой?
Опустошителем дворцов и хижин, заставляющим воевать со временем, когда люди убивают его, а оно расправляется с ними...
Впрочем… (прибавлял благочестивый рассказчик) камни дробит молот, а искреннее обращение к Богу изгоняет грудную жабу, чей облик скрывает демона пустоты.
И что есть скука, как не плач души изголодавшейся по молитве...
Незаметно для себя, допущенные в юрту нойоны прониклись мудрым словом настолько, что в стремлении не упустить крупиц, стали выпивать меньше..
Так уж повелось, что любовь к знанию не терпит пьянства, так же как пьянство не терпит любви к знанию.
Индийские рассказы
Повествователи много говорили об удивительной и страшной стране Индии. Зеленом аду за башнями Гиндукуша, где люди молятся бесам, строят храмы для крыс и обожествляют бродящих повсюду коров (любивший говядину Боорчу, присвистнул от удивления и восторга).
Из многих безобразий этой земли выделяется культ многорукого демона власти. Подчиненное ему государство бесстыдно запускает ладони под халат человеческой жизни, считая его очаг (и душу!) – своими. Все бытие покрывают пальцы и человеку указывают как торговать и покупать, любить и ненавидеть, чему плакать и над кем смеяться, превратив жизнь в насмешку над собой.
Всякая власть что пытается стать человеку – богом, превращается для него в дьявола (кто это такой Чингисхан знал и раньше, а нойонам рассказали впервые).
Есть в той стране культ злобной ведьмы увешанной человеческими черепами. Она всегда жаждет больших кровопролитий, а ее поклонники отличаются пристрастием к военным новостям. Рабы ведьмы трясутся от восторга вспоминая войны прошлые и готовятся к новым.
В дни мира, богиня иссушает их души скукой, заставляя спускать с поводка войну. Злобную волчицу, что запивает плоть юношей материнскими слезами.
Почитатели ведьмы воюют не ради добра и пастбищ, но ради кровопролития. Им важно, чтобы война шла, люди страдали, а они получали новости.
В Индии водится много длиннохвостых собак с человеческой головой. Они умеют стоять прямо, забираются в окна и крадут хлеб.
Иные седобородые старцы учат, что существа эти не что иное как души грешников, что дерзко отрицали Божественное происхождение человека, возводя родословную к животным (и такое безумие есть на земле!). За это Милостивый Господь дал им насладиться плодами лукавого ума.
Впрочем, на этот счет есть и другие ученые мнения, а вечер слишком короток, чтобы занимать Потрясателя Вселенной предположениями.
После таких рассказов монголам не терпелось скорее попасть в Индию, разобрать бродячих коров по куреням, изрубить на части многорукого демона и насытить поклонников ведьмы собственной кровью.
Путь был далек. Впереди лежала громада Джейхуна, остались непокоренными крепости на ближнем берегу, некстати пришли известия о восстаниях в Хорасане.
К одной из крепостей, что звалась Термез и пошли тумены. Задача не большая, но важная. Степная жизнь, где суслик не суслик, а шанс дожить до завтра, приучила не пренебрегать малым. Ведь если человек упускает из вида возможность, то и возможность упускает из вида человека.
Монгольские тысячи плотно обложили мусульманскую крепость.
Сажа и копоть
Ночь сменяет день и рассказы заставлявшие замирать сердца вечерами, утром вызывают досаду. Из всеобщего любимца повествователь превращается в беспутного бродягу, что таскаясь по лагерю (без дела!) путается под ногами в ожидании палки десятника.
Днем растроганные чувства темников сменяла деловитость. Все находились на своих местах и кто бы узнал в непроницаемом нойоне, вчерашнего весельчака, что прыская кумысом со смеху бил себя по ляжкам.
Возвышаясь над джейхунскими бродами, Термиз закупоривал дорогу в Афганистан. Бурлящее за рекой недовольство грозило смутой. Лазутчики докладывали о шейхах и дервишах, что призывая народ к войне с неверными, грозят поднять лавину от Инда до Евфрата, реки питающей столицу всех мусульман Великий Багдад.
Народу же сартаульских земель хватит на тысячу туменов, притом что у самого Чингисхана (после ухода Джэбэ и сыновей) их осталось восемь…
Пока тление Нишапура и Балха не задымило округу, требовалось потушить искры или... уничтожить все что они способны воспламенить.
Оборону Термиза держал сиджистанский отряд из восточного Ирана, чей командир Фахр ад Дин Хабаш остался глух к посулам и угрозам.
Родной город Фахр ад Дина - Насу, успел сжечь Тогучар.
Льстивые посулы и угрозы от соучастников проклятого, горящее отмщением сердце не занимали. Штурм шел 10 дней. Хашар усердно лез на лестницы утомляя бессмысленной рубкой своих.
Сами монголы стояли поодаль, подгоняя отстающих сабельными ударами.
Задачу усложнили укрепления города, стоявшего на стыке Афганистана и таджикских земель. Владеющий Термизом владел свободным проходом через реку. Поэтому к обороне здесь всегда относились серьезно, укрепляя катапульты и стены стоящими людьми.
К чести сиджистанцев (и горожан!) не сдался никто. Камни со стен умельцы метали прямо в скопления врагов, над головами невольников. Меткость заставляла конных размыкать ряды, рассеиваясь по сторонам.
В долгу монголы не оставались.
Горная местность давала припасов вдоволь и стенобитные машины упрямо долбили укрепления. Первая глинобитная стена обвалилась на десятый день и день этот стал для крепости последним.
Ожесточенные вызывающей дерзостью и гибелью своих, монголы рубили всех, удостоив Термиз участи одного из злых городов. От дома к дому и квартала к кварталу шагала смерть. Упущенное железом добивал огонь.
Черная жемчужина
Едва резня опустошив стены сместилась на улицы, одной (пожилой уже) женщине пришла хитрая мысль оттянуть неизбежное. Поймав отрешенный взгляд средних лет монгола, безучастно смотревший с покрытого копотью лица, она не секундой не обманулась.
Повидав людей, она поняла что жалостью такого не купишь, а годы успели иссушить то, чем женщины часто спасаются от разъяренных мужчин, покоряя их как диких зверей.
НО! Жадность избавляет и там где бессильна похоть, а ложь маленькая покоряется лжи большой. Если мужчине нет дела до тела, его завлекают богатством.
Занесенную руку (десятник приказал рубить всех), остановил выкрик на ломанном языке
Пощадите меня, и я отдам вам большую жемчужину, которой я владею
На беду женщины (и десятков тысяч других!) крик услышали многие. Старушку обступили кругом требуя выдать драгоценности. Дом ее тут же обшарили десятки рук, что перевернув халупу вверх дном, не нашли ничего.
Смутная надежда сменилась уверенностью прожить еще несколько часов, за которые (как ей казалось) женщина успеет сварить монголам похлебку, угостить лепешкой и поговорить.
Словом сделать одну из тех вещей после которых люди не убивают друг друга, прощаясь кивком. Когда же старушка на требование выдать жемчуг ответила:
Я его проглотила
Ее немедленно зарубили.
Не дожидаясь пока драгоценности выйдут естественным путем, монголы вспороли убитой живот и... обнаружили жемчужины.
Распространившись по войску быстрее огня, слух достиг ушей Чингисхана. Снедаемый алчностью, Владыка приказал вспороть животы всем. С той поры, таковой поиск у монгольского воинства вошел в обычай.
Не спася старушечьей жизни, уловка обрекла на убой тысячи (десятки тысяч!) людей в странах, куда тумены пока не дошли. Сложной дилеммой сохранить жизнь или упустить выгоду, монгольский воин и его командир.
Потомственная сытость еще не развратила народ-войско гамлетовскими вопросами, что (на время!) и сделало монголов покорителями вселенной.
Следующую зиму Чингисхан наслаждался войной, и не отказывая себе ни в чем, опустошал земли Канкурта и Бадахшана. Готовясь уйти за реку, он упорно гасил возможность мятежа, познакомив приречные луга и горные долины с традициями степной войны.
Тогда же (оставив тумен и Джэбэ в Западном Иране) в Ставку прибыл Субудай-Багатур с дивными новостями. Но это уже другая история...
Тщета рассказчиков
Задушевные беседы у костра остаются ночными разговорами и на ярость дня влияют мало. Вечная вера поэтов и философов, чьи светлые головы суются в львиные пасти владык, с наивным намерением укротить сердца хищников благочестивыми беседами.
Обглоданные кости проповедников служат напоминанием, что сытым львам хочется слушать, а голодным есть. Горе мудрецу, что доверится власти. И горе власти, что доверится мудрецу.
Коварство кровожадной ведьмы индийских рассказов, требует меры и в живописание жестокостей и в слушании о них!
Недаром благочестивые мужи предостерегают от излишнего рассмотрения несчастий и преступлений. То к чему человек направит внимание, направит внимание к нему...
Приблизивший ум к чужому горю– приблизит свое, а удаливший страх – удалит несчастье.
НО! Душа повествователя жаждет правды, а тело требует медовую лепешку и люля-кебаб! Потому-то рассказчики, пренебрегая тем что говорить нужно, повествуют о том что слушать хотят.
Едва же совесть побудит забыть о себе, лукавая память напомнит о детях…
Впрочем повествуя о Чингисхане умолчать о зверствах то же, что в рассказах о волках – упустить охоту. Такие рассказы хороши для внучек, а у служителей Истины внучки случаются редко...
Умолчание холостит историю, как отсутствие соли лишает вкуса. Иная же правда такова, что соль подменяет все блюдо. И если морщится слушатель, то каково рассказчику…
Тумены старшего и средних сыновей монгольского владыки подошли к Гурганджу.
Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ
