Следует заметить, как прорывается авторский сарказм в изображении приговоренного, чьи руки перевязаны пурпурной лентой. Высшие блаженство переживает герой в День Единогласия, который позволяет каждому с особой силой ощутить себя маленькой частицей огромного “Мы”. Я хотела бы, обратить внимание с каким восхищением рассказывая об этом дне, герой с недоумением и иронией размышляет о выборах у древних (то есть о тайном голосовании). Но его ирония оборачивается авторским сарказмом: абсурдны “выборы” без права выбора, абсурдно общество, которое предпочло свободе волеизъявление единомыслие. Возникает вопрос: как же достигается “тейлоризированное” счастье в романе Замятина? Как сумело Единое государство удовлетворить материальные и духовные запросы своих граждан? Материальные проблемы были решены в ходе Двухсотлетней войны. Победа над голодом одержана за счет гибели 0.8 населения. Жизнь перестала быть высшей ценностью : десять нумеров, погибших при испытании, повествователь называет бесконечно малой третьего порядка. Но победа в Двухсотлетней войне имеет еще одно важное значение. Город побеждает деревню, и человек полностью отчуждается от матери-земли, довольствуясь теперь нефтяной пищей. Что касается духовных запасов, то государство пошло не по пути их удовлетворения. А по пути их подавления, ограничения, строгой регламентации. Я хотела бы отметить авторскую иронию по отношению к рассказчику, который ставит любовь в один ряд со сном, трудом и приемом пищи. Так Единое государство лишило человека личных привязанностей, чувства родства, ибо всякие связи, кроме связи с Единым государством, преступны. Несмотря на кажущуюся монолитность, нумера абсолютно разобщены, отчуждены друг от друга, а потому легко управляемы. О собую роль в создании иллюзии счастья играет Земная стена. Человека легче убедить, что он счастлив, оградив от всего мира, отняв возможность сравнивать и анализировать . Государство подчинило себе и время каждого нумера, создав Часовую скрижаль, Единое государство отняло у своих граждан возможность интеллектуального и художественного творчества, заменив его Единой государственной наукой, механической музыкой и государственной поэзией. Стихия творчества насильственно при ручена и поставлена на службу обществу. Характерны названия поэтических книг: “Цветы судебных приговоров”, трагедия “Опоздавший на работу”. Однако, даже приспособив искусство, Единое государство не чувствует себя в полной безопасности. А потому создана целая система подавления инакомыслия. Это и Бюро хранителей (шпионы следят, чтобы каждый был “счастлив”), и операционное с его чудовищным газовым колоколом, и Великая Операция, и доносительство, возведенное в ранг добродетели (“Они пришли, чтобы совершить подвиг”, - пишет герой о доносчиках). Итак, этот “идеальный”общественный уклад достигнут насильственным упразднением свободы. Всеобщее счастье здесь не счастье каждого человека, а его подавление, уравниловка, а то и физической уничтожение.
