Как вспоминает Ирина Львовна Кантакузен, (княгиня Ирина Львовна вдова одного из последних потомков византийского императора Иоанна Кантакузена, дочь российского царского генерала фон Рота. )
тогда в Кишиневе было много очень хороших частных кондитерских, где можно было заказать торт, выпить чашечку турецкого кофе с различными сортами ликеров, что было чрезвычайно популярно в кишиневских кофейнях и кондитерских.
Всего к концу 30-х гг. насчитывалось десятка два кофеен-кондитерских и кафе, большая часть которых располагалась на ул. Александру чел Бун ( бывшей Александровской, а ныне бульвар Штефана чел Маре). Что интересно,в рекламе того времени улицы называли по разному. Например в румынском варианте центральная улица называлась Alexandru cel Bun (Александру чел Бун), а в русском - Александровская .
Иные кофейни существовали с XIX века и назывались они обычно по имени владельца заведения. Популярные в прошлом, они не утратили своей репутации. Как и горожане начала века, кишиневец 30-х годов сидел в кондитерской Манькова в Фонтанном переулке, над которой теперь, соответственно духу времени, красовалась надпись “Manicoff”
или – в кофейне Туманова, в бытность успешного маньковского конкурента, перенесшего свое предприятие из Соборного дома на менее выигрышное место на той же Александровской.
Безоговорочными симпатиями кишиневцев пользовалось несколько кофеен, куда приходили не просто перекусить, или поужинать в компании приятелей, или устроить воскресный семейный отдых.
Визиты в кафе напоминали ритуал, которому посвящали ежедневный досуг. У постороннего человека, день ото дня наблюдавшего неторопливо шагавшего по Александровской обывателя, бредущего к Манькову или Туманову, где “терпеливо ждут его такие же медлительные и никуда не спешащие” знакомые, создавалось впечатление, что у жителей этого города всегда “уйма времени”.
Действительно, у оставшихся не у дел служащих, обанкротившихся коммерсантов, молодых “лоботрясов”, каковых в Кишиневе казалось не меньше, чем деловых людей, свободного времени было предостаточно и предпочитали они проводить его в кафе, “смакуя только вкус кофе, который они вчера или третьего дня случайно дома выпили”.
Однако “дежурные” визиты в кофейни являлись привычным времяпрепровождением и чиновников, и представителей, так называемых, свободных профессий – врачей, адвокатов, артистов…
Посещения кафе имели особый смысл: они удовлетворяли потребность в общении. Будучи местом встреч людей своего круга, кофейни заменяли клубы, став маленькими центрами местного общества.
У каждого популярного заведения имелась своя постоянная публика. В каждом в определенные часы, а порой “в любое время дня и ночи”, можно было застать одних и тех же лиц, известных всему Кишиневу. В кофейню Коваля, находившуюся напротив публичного сада, завсегдатаи собирались к полудню. Сюда приходили поговорить, “узнать, что слышно нового на свете”, близко знавшие друг друга люди со средствами : бывший судья, чиновник казначейства, владелец кинематографа…
Многолетним клиентом Коваля был Ф.Ф.Чорба,
к приходу которого хозяин освобождал “личный” столик доктора. “Когда Фома Федосесвич появлялся в кофейне – вспоминал А.И.Дашков, бывший московский юрист, переменивший в Кишиневе множество профессий, весьма далеких от основной специальности, – то сейчас же, пикою ни о чем не спрашивая, заказывал кельнерше пять-шесть стаканов чаю с соответствующим количеством добавлений (булочек, ватрушек и т.д.) и приглашал всю компанию к своему столику.
Одновременно с этим, кельнерша приносила стакан чаю и что к нему требовалось, и лишь в первый раз мне пришлось спросить, что, собственно, это значит, оказывается, так распорядился Фома Федосеевич. Во время общего разговора сам доктор изредка вставлял два-три слова, а остальное время, улыбаясь, молчал. Ему, видимо, доставляло удовольствие просто человеческое общество”.
На первом этаже Епархиального дома, рассказывает И.Л.Кантакузен, было кафе Замфиреску
– “шикарное, с открытой террасой, столиками под зонтиками. Публика, сидевшая за столиками, обозревала прохожих. Там продавались изумительные пирожные, каждое в целлофановой упаковке. Их специально привозили из города Фэгэраш (Карпаты).”
Магазин бухарестской шоколадной фабрики Замфиреску и кафе при нем открылись в 1930 году в Епархиальном доме в помещении магазина колониальных товаров Хесса, переехавшего на Пушкинскую улицу.
“Cafe-Bombonerie” Замфиреску считалось первоклассным заведением. Его предпочитали “сливки” кишиневского общества. В кафе Замфирску можно было узнать все городские и политические новости. Радио здесь не умолкало “ни на минуту”, посетителям предлагались газеты, взятые напрокат в соседнем киоске. События обсуждались страстно и темпераментно.
“Здесь каждый столик живет своей особой жизнью, особыми интересами”, – писал журналист об этом “удивительном” кафе. За одним стеклянным столиком решались головоломные кроссворды. За другим – отчаянно флиртовали. За столиком владельца кинематографа “Экспресс” К.Ф.Каламанди говорили “до хрипоты в горле” о политике. В “уголке Шварцмана”, крупного кишиневского домовладельца, – “о кино, о покере, о национальном направлении “Маккаби”, о домостроительстве и об аппетитах банка Урбана”. Служащие конторы “Автотранспорт”, располагавшиеся “на зеленом диванчике под зеркалом, у печки “Зефир”, передавали последние новости Бухареста, преломленные под углом зрения автодвижения по шоссе Кишинев-Оргеев”.
Полной противоположностью элитному кафе Замфиреску была Варшавская кондитерская, находившаяся на углу улицы Михай Витязул (бывшей Михайловской, а ныне М. Эминеску).
- “Bonbom be Varsovie”, открывшаяся в 1910 году, стала теперь пристанищем спекулянтов. Здесь помещалась, так называемая, черная биржа. На широких тротуарах на углу Александровской и Михайловской, “густо населенных” перекупщиками, всегда царило оживление. Казалось, на этом перекрестке фонтанирует коммерческая жизнь. Люди энергично жестикулировали, “размахивая руками и палками”, спорили, писали “огрызками карандаша”, производили сложные вычисления “на клочках бумажек”, обменивались “дубликатами, чеками, бонами”.
Но всмотревшись пристально в фигуры тех, кто весь день “околачивался” у Варшавского кафе, журналист обнаруживал иллюзорность кипучей деятельности. “Как живут эти люди? Чем живут? Они сами не знают. Все делается случайно. И дела, и заработки”. “Люди воздуха” – так назывались они когда-то. Развитие авиации дало им новую кличку “пилоты”. Если есть еще на свете воздушные замки, то строятся они здесь, у Варшавского. Здесь возникают самые фантастические предприятия. Возникают они в воздухе и в воздухе же и лопаются. Здесь торгуют несуществующими вагонами слив, непродающимися домами, мельницами, заводами.
Но не все всегда были “пилотами”. Вы найдете здесь и бывшего крупного хлебопромышленника, ворочавшего всего 7-8 лет назад десятками миллионов и однажды -после неудачного сезона -оставшегося без гроша. И бывшего крупного поставщика казенных учреждений”.
Для пишущих о социальных проблемах города “люди воздуха”, “пилоты” являлись выразительным свидетельством спада коммерческой жизни.
Замирание экономического пульса Кишинева учел хозяин “Бурсы”, примостившегося рядом с Варшавским кафе в середине 30-х заведения “смешанного типа”, открыв двери для самых разнородных и непритязательных клиентов.
Доживала свой век кондитерская Манькова, в прошлом самая фешенебельная кофейня, славившаяся “первосортным сладким товаром”. Когда-то это было одно из излюбленных мест встречи городского высшего общества. В 30-е годы здесь собирались старики, представители исчезающего дворянского Кишинева, и “золотая молодежь”.
В прессе того времени мирки кишиневских кофеен описывались исключительно в иронических красках.
“Кишинев изобилует талантами мужского, женского и среднего рода, – иронизировал заезжий литератор-эмигрант. – Поэты, беллетристы, артисты, изобретатели кишмя кишат в кафе. Всюду гении, всюду знаменитости”. Газетчики насмехались над местным выражением “сидеть в Манькове”, над привычкой дам ужинать за столиками “непременно” в шляпках: “они твердо убеждены, что этого требует лучший тон”. Изливали желчь по поводу молодых “бездельников”, занимающихся сплетнями, жертвами которых становились мирные обыватели. Кафе называли “самым гиблым местом” в Кишиневе, приписывая ему фатальное действие. “Оно всех нивелирует и всех подводит под один ранжир., лишает людей почета, индивидуальности, яркости и самобытности. Сама обстановка, атмосфера кафе действует разлагающе”.
Кишиневцы на нападки внимания не обращали и кафе любили. Здесь все друг друга знали, знали “сокровеннейшие тайны чужой жизни, точно не только дома Кишинева, но и головы, и сердца кишиневцев стеклянные и решительно ничего ни от кого утаить нельзя”. Жизнь в кафе – жизнь на виду у всех была привычна, открыта как и жизнь Александровской улицы.
Вовсе не случайно героями поставленного в 1931 году талантливым актером и режиссером Василием Вронским
спектакля-обозрения “Алло, говорит Кишинев» стали и завсегдатаи знаменитых кофеен. Колоритный мир кафе, что называется, просится на сцену. И легко узнаваемые прототипы персонажей сатирического обозрения гомерически хохотали над собой вместе с битком на бившей зрительный зал пyбликой.
https://orasulmeuchisinau.wordpress.com/
Особая благодарность всем, кто собирает историю и фотографии Кишинева и в частности порталам oldchisinau.com и "Locals.md", группам в "Facebook",посвященным Кишиневу.
https://www.youtube.com/c/StukalovAdorOrasulMeu
https://stukalov.md
Спасибо за внимание и подписывайтесь на канал Stukalov/Ador Orasul Meu
