«У меня непритязательный вкус. Мне вполне достаточно самого лучшего!» Известное высказывание Оскара Уайльда как нельзя лучше подходит к нашей героине. Она с самого детства стремилась быть самой-самой, и надо сказать, что очень в этом преуспела. В гостях у «Жизни» – известная фигуристка и просто красивая женщина - Анастасия Гребёнкина.
- Ваш папа ушел из семьи, когда Вы были маленькая, и не воспитывал Вас. Почему Вы всё-таки решили его разыскать?
- Я прекрасно знала, где живет мой папа - в пятнадцати минутах от нашего с мамой дома в Останкино. Отец исправно платил алименты, но в 16 лет я чётко осознала, что хочу его увидеть, однако только в 39 лет я набралась смелости и позвонила ему. До звонка я много раз представляла нашу встречу: придумывала всякие сценарии и голливудские истории о том, как я захожу к нему в дверь или звоню по телефону. Так сложилось, что в 25–летнем возрасте я познакомилась с его детьми от новой жены, своими родными по отцовской линии сестрой и братом. Они на тот момент тоже уже были взрослые. Сестра Лена привезла мне фотографии отца. Я никогда его не видела даже на снимках: у мамы они не сохранились, а мне было очень интересно. Я взяла номер его телефона у сестры и долго собиралась ему позвонить. Это было непросто - я работала полтора года с психологом прежде, чем сделать судьбоносный шаг. Она плавно подводила меня к тому, что нужно познакомиться с папой и найти своё крыло, которое я потеряла. Мать и отец –это два крыла, на которых летит их ребенок в жизни. Нет одного крыла - полноценно лететь невозможно. Я позвонила отцу, и мы с ним встретились. Разговаривали полтора часа – накопилось много всего. Он мне рассказал о бабушке и дедушке. Мой дедушка, оказывается, был разведчиком. По характеру был очень пробивной, мог решить буквально любой вопрос. Эта черта передалась и мне: для меня нет дверей, которые были бы закрыты, если мне что-то нужно.
- Почему же отец сам не искал Вас?
- Думаю, потому что не позволяло чувство вины. Он очень гордый. Возможно, ему было страшно. Мама никогда не говорила про папу ни плохие, ни хорошие слова. Когда я ей сообщила, что я всё-таки позвонила папе, ей было не по себе. Конечно, она этого не показывала. Я представляю, как маме было сложно растить меня одной без поддержки мужчины. Одно дело, когда люди расходятся, но общаются и остаются друзьями. Другое - когда вот так “отрубают” прошлое. Потом папа мне сказал, что это особенность его поколения: если ушёл, значит всё. Тогда мало кто общался со своими детьми из бывших семей. Не было мессенджеров, и люди представляли отношения иначе. Потом как-то папа даже приезжал ко мне в гости со своим сыном, дочерью и их детьми. У меня тогда тоже уже был ребенок. Мы очень хорошо посидели и пообщались. Я видела благодарность в глазах папы, что я всё-таки решилась восстановить отношения.
- Сложно ли быть самой лучшей и нужно ли это?
- Это не нужно. Теория относительности – сильная вещь. Стремление к идеалу – путь в никуда. Мой путь - это стремление к самосовершенствованию. Идеалом для всех быть невозможно. Например, для одно человека я суперсексуальная, привлекательная, умная, а для другого – какая-то деревенская баба. Каждый находит в другом человеке плюсы и минусы. Моя мама мечтала, чтобы я была фигуристкой и пятерочницей. В детстве я жила по этому сценарию. Потом долгие годы избавлялась от комплекса отличницы. Я поняла, что надо уметь делегировать и доверять людям. Уметь быть некрасивой и любить себя при этом – это большое искусство.
- Как Вы попали в большой спорт?
- В спортивную школу меня привели в пять с половиной лет. Любительского спорта в середине 80-х годов в СССР не существовало. Я сразу стала хорошо кататься и занимала первые места на соревнованиях. Для меня всё это было очень серьёзно. Я не помню мега-поражений в своей карьере. Спорт такая вещь: если ты упал, ты второй, поэтому надо учиться принимать поражения с достоинством. Значит, ты должен брать новый рубеж. Я любила работать, учить новые шаги, пахать. Я видела результаты своего упорного труда, и мне это нравилось. На тренировки я ездила на автобусе, а потом на метро. От метро я шла пешком или тоже ехала на автобусе пару остановок. Как-то мама впервые отпустила меня одну - посадила в автобус, а сама поехала на следующем, чтобы понять, нашла ли я дорогу.
- Можете ли Вы своего сына отпустить одного поехать на автобусе?
- Нет, конечно. Сейчас на улицах происходит всё то же самое, просто появилась информация, которую мы раньше не знали. В СССР никто и подумать не мог о каких-то педофилах или маньяках. Сейчас родители страхуются и не отпускают детей одних в город. Со мной пару раз случались неприятные ситуации. Например, на станции метро "Комсомольская" обычно огромная толпа идёт на эскалатор. Пару раз мужики, пользуясь ситуацией, хватали меня за попу и что-то щупали. Ты на них поворачиваешься, но ты ребенок и не можешь ничего сделать. Я не помню, рассказывала ли я об этом маме.
- Как Вы выживали в женском коллективе?
- Меня очень не любили девочки на фигурном катании в 18-19 лет. Помню, мой молодой человек подарил норковую шубу в пол. Я пришла в ней на каток. Представьте, это 1997 -98 годы, когда вся страна жила в глубокой нищете, в том числе и мы с мамой. И тут мне дарят шубу за три тысячи долларов. Все начали задавать вопросы и намекать на что-то неприличное: “Где ты взяла эту шубу?” А когда я купила свою первую машину, девятку цвета "баклажан", у всех вообще “упала крыша”. Спустя годы, я встречала этих людей, и они говорили: “Прости, Настя. Ты была классная!” Меня и функционеры ненавидели, директора катков и всякие начальники: за норковую шубу в том числе. Мой тренер Наталья Дубова тоже внесла в это свою лепту.
- В 90-е годы в стране был полный развал, и мне предложили поехать в Америку. Я на тот момент стала уже сильной фигуристкой, и мне хотели найти американского партнера. Там я заболела ангиной, потому что перемещалась в дырявых ботинках – денег на новые не было. Все накопления, которые были у мамы, она отдала за билет в США. Там условия были не из приятных: тренер кормила меня только макаронами, гречкой и картошкой. Якобы для похудения. Хотя макароны и гречка вовсе этому не способствуют. Сыну же своему пекла оладушки. У меня был самоучитель английского языка, и я учила его сама, так как в школе преподавали только немецкий. Иногда с директорами катков в Америке я пыталась говорить на английском языке простыми фразами, но руководители моей команды за это невзлюбили меня и упрекали: “Ты ещё зародыш, а уже с двойным дном.” Меня ругали, что я громко смеюсь, поэтому, когда я вернулась в Москву, я не могла смеяться два месяца. С мамой я разговаривала всего два раза в неделю по телефону, потому что это дорого. А однажды меня не взяли на Новый год, якобы я заразила другую спортсменку ангиной, так как дала ей пить из моей кружки. Я поплакала, а потом наварила картошки, погрела воды – собрала кое-какой стол. Так и отметила праздник одна. Мне тогда было 12 лет всего. Я была очень взрослым ребенком и поняла, что оставаться здесь не могу больше. Поэтому я вернулась домой: у меня был обратный билет с открытой датой. Спустя много лет, я встретила тренера Наталью Ильиничну Дубову на соревнованиях. Она со мной общалась как ни в чём ни бывало, говорила, какой я стала красавицей.
- Почему Вы получили билет в большой спорт с латвийской сборной?
- В то время мы с Аней Семенович были подопечными у Геннадия Аккермана. С нами на катке катались Маргарита Дробязко и Повилас Ванагас. Их тренер Масленникова спросила у меня: “Ты хочешь как Рита? У меня есть для тебя партнер для выступлений - Эрик Самович”. У меня партнера на тот момент не было. Приехал Эрик в Москву, и у нас всё сложилось: меня забрали в латвийскую сборную. У нас в России тогда работало всего три катка и два тренера по фигурному катанию, потому что все тогда уехали за границу. Вообще, не у кого было тренироваться, и тем более не было мальчиков для парного катания. В 12 лет я не могла уже кататься в одиночку. Это были 1993-94 годы. Тогда подбирали партнеров по росту, по внешности, чтобы длина ног была примерно одинаковая. Сейчас можно иметь партнершу маленькую. Хотя есть и высокие девочки: никому это не мешает.
- А как Вы нашли своего другого партнера – Вазгена Азрояна?
- Мы с Вазгеном катались в одной группе, и он предложил мне встать с ним в пару. Он выше меня был на 13 см – мы сочетались идеально. Вазген, несмотря на то, что родом из Армении, блондин с голубыми глазами. У него был взрывной, нетерпеливый характер, а в то время я тоже не собиралась ничего терпеть. Бывало, мы ссорились на тренировках. Нужно понимать, что фигуристы работают в тяжелейшем физическом и моральном напряжении. Если танец не получается, некоторые могут сорваться на партнера: «Куда у тебя голова смотрит? Где твои руки?” Потом сложно успокоиться. Это как в семейный парах, где любая мелочь может всколыхнуть обиду. Одиночники пятками колотят лёд от злости. Работать в паре ещё тяжелее. Конфликты разрешали только тренеры, но и они не всегда были компетентны. В 1996-98 годах мы выступали за Россию, а позже, в 2003 году, за Армению.
- Ваша пара распалась, а потом вновь воссоединилась. Почему так вышло?
- Мы поняли, что нам не у кого больше кататься. Ушли от одних, поехали кататься за Украину, потому что Вазген из Одессы. Вернулись в Россию и осознали, что нам некуда больше идти, мы остались без тренера. На этом фоне мы и разошлись. Мы плакали, хотя приняли решение осознанно. Я стала кататься с Виталиком Новиковым, а Вазген уехал в Америку. Так закончилась моя эпопея с фигурным катанием в то время, и я на год вышла из спорта. Мы с подругой хотели открыть своё дело. Была идея с мусорным бизнесом, так как её дедушка работал директором мусорного завода в Мытищах. Но идею не удалось реализовать. Я была потеряна и не знала куда себя применить. Как-то я смотрю Олимпиаду по телевизору дома и думаю: “Почему меня там нет? Почему я в квартире и плачу?” И я пошла кататься. Попросилась к Георгию Проскурину. Он был директором стадиона “Дома пионеров”. Он знал меня с детства. Я год вообще не делала физические упражнения. На первых тренировках у Проскурина у меня звенело в ушах, но ноги всё помнили. Я выбросила телефоны ненужных друзей, которыми обросла за год без спорта. Денег я не зарабатывала в то время – помогала мама. Набрав форму, я связалась в Вазгеном. Он и говорит: “Прилетай ко мне, я расстался со своей партнершей”. Он тогда работал с тренером Кристофером Дином. И я полетела в Америку с эскизами для костюмов, с музыкой для оригинального танца, я была полностью заряжена положительной энергетикой. Когда я поехала в Америку, никому об этом не сказала. Я боялась, что люди начнут меня отговаривать: ”В одну воду дважды не войдешь”. Но я вошла. И вот мы встаем на лёд, и катаемся как влитые. “Где ты держал эту красавицу, это шедевр?” – говорили про меня Вазгену.
- И тренер в меня влюбился как в фигуристку, в которой он видел воплощение его творческого потенциала. Кристофер Дин – англичанин, джентльмен, очень приятный в общении. Мы поставили короткую и произвольную программы и поехали в этом же сезоне на чемпионат мира за Армению и очень успешно выступили. Потом мы катались на Олимпиаде. Неважно, что мы заняли 20-е место. Я знаю, что на Олимпиаду отбирают лучших 24 спортсмена со всего мира, и это очень почётно.
- Вы катались с травмой...
- Причём с колоссальной травмой, и мы сделали всё, что могли. Это была такая благодарность и счастье! Мы открывали Олимпиаду, на нас смотрели миллиарды зрителей – неповторимое ощущение! Хотя перед Играми у меня подвернулась нога. Понимаете, тело продолжало вращаться, а нога застряла. У меня опух голеностоп, образовалась огромная шишка. До выступления остаётся три недели, до самолета - неделя. Врач мне прописал обезболивающие свечи, колоть было нельзя, чтобы нога совсем не потеряла чувствительность. То, что у меня травма, мы тщательно скрывали, чтобы судьи не отнеслись к нам предвзято. А на тренировке просто делали поддержки – катались вполсилы. Так, за десять минут мы приняли решение - закончить карьеру. Исполняя программу, я упала на подскоке на спину, что в принципе невозможно, но зал аплодировал нам стоя. Мне было не больно, но повреждение оказалась кстати - мы могли сказать всем, что заканчиваем из-за неё и уходим красиво. Сейчас уже я могу говорить это честно. Падение помогло нам уйти на пике, но мы были уже готовы к этому решению. У меня уже был заключен контракт с “Танцами на льду”, где я должна была кататься с Сергеем Лазаревым.
- Расскажите о своём участии в популярных ледовых шоу?
- Организаторы шоу знакомили всех в кадре. За сутки мне сказали, что мой партнер –Лазарев. Я подумала, что это актёр – высокий, симпатичный такой. Я очень нервничала перед знакомством, как на Олимпиаде. Когда я увидела Сергея, я начала смеяться от неожиданности, и он тоже. Вообще, за время ледовых шоу у меня было три партнера: Максим Аверин, Александр Белов и Сергей Лазарев. Аверин был самым сложным партнером, потому что он катался очень плохо и был крупный. Лазарева я быстро научила, так как он бывший гимнаст, схватывал всё налету. Актёр Александр Белов - бывший "моисеевец". Так как он из балетной сферы, то с ним тоже было легко. Все, с кем я каталась, выстрелили потом в своих карьерах.
- В фигурном катании всегда много интриг. Как вы оцениваете уход фигуристки Александры Трусовой от её тренера Этери Тутберидзе к Евгению Плющенко?
- Женя Плющенко действует по законам бизнеса, и они, эти законы, работают. Когда есть две компании и один сильный сотрудник, его пытаются переманить. Я его не осуждаю: он хочет, чтобы у него были сильные спортсмены. Понятно, что команда Этери Тутберидзе вырастила Трусову, а Плющенко забрал её готовенькую. В фигурном катании масса таких случаев, когда готовые спортсмены переходили к другим тренерам и становились олимпийскими чемпионами! Уходили и от таких известных персон, как Тарасова и Чайковская. Кто-то из перешедших фигуристов выстреливал, кто-то падал вниз. Эта история не первая и не последняя. Просто Этери сейчас на волне, и её все обсуждают. Может, что-то не устроило родителей Саши или они поругались, или показалось, что тренер уделяет девочке мало внимания. Может быть, Саша сейчас выстрелит, потому что Женя будет уделять внимание только ей. Конечно, сложно жить в таком бабском коллективе, где девочки соревнуются. Сейчас ещё есть Валеева, которая моложе Трусовой, и может составить конкуренцию. У всех фигуристок есть страх, что карьера не сложится, а первой хочется быть любой спортсменке.
- В большом спорте есть место и большой дружбе. Вы дружите с Анной Семенович...
- Мы вместе катались у тренера Геннадия Аккермана на стадионе “Юных пионеров” – там и подружились. Это очень удобный каток. Тренировались только фигуристы и не было хоккеистов. Нам с Аней стукнуло тогда по 12 лет. Наша дружба продолжилась и во взрослом возрасте. Мы поддержали друг друга, когда уходили из спорта. У нас с Аней похожая энергетика. Внешне для людей мы можем казаться совершенно разными, но нам комфортно вместе. Мы созваниваемся каждый день, и стали практически сёстрами. Когда у меня появилась семья, я немного отдалилась, но не сильно. Аня была свидетельницей на моей свадьбе и стала крёстной мамой моего сына.
- Женская дружба - непростое понятие. Между вами не возникает зависти, к примеру? Вы замужем, есть ребенок, а Аня пока не обрела семью в традиционном понимании…
- Кто это решил, что муж и жена - обязательное условие для счастья в жизни человека? Чему один может позавидовать, второму это совсем не будет нужно. Мы с Аней не завидуем друг другу.
- Как Вы познакомились с мужем?
- Во время ледового шоу. Он сам тренировал и закончил свою хореографическую деятельность, когда мы завершили этот проект. Он работал с Долиной и со многими звёздами, как хореограф и танцор. Как-то столкнулись на вечеринке, он смотрел то на Настю Задорожную, то на кого-то ещё, а на меня не реагировал. Но как-то мы оказались за одним столом и начали обсуждать книгу «Империя ангелов». Оказывается, оба её читали. Пошли танцевать, в танце поцеловались, ну и закрутилось. Я к нему почувствовала нечто необычное. Иногда к человеку чувствуешь страсть, иногда дружбу. А тут было все вместе сразу. Сейчас мой муж занимается бизнесом в IT-сфере. Чем он меня может удивить? Он сам покупает мне классную одежду. Всё это настолько модно и стильно. Удивительное качество.
- Вы были идеальным ребенком, а Ваш сын Ваня какой по характеру?
- Мне подруги говорили, что я Ваню разбаловала, но это не так. У меня интеллигентный сын, шахматист и отличник. Теперь я хочу спросить у них: «Кто неправильно воспитывал?» В воспитании я придерживалась такого правила: не навреди себе и людям, а остальное можно до определенного возраста. Он любит учиться. Они как-то с мужем поругались из-за iPad. Сын был наказан и на месяц лишен гаджета. И мы каждый день ему внушали, что книги - это тоже хорошо. Дети не глупы, он все внял полностью и больше не играет в телефон часто. У него нет зависимости. Мы научили его жить по-другому. Когда ребенку нечем заняться, не нужно пихать ему гаджеты. Можно каждому найти книгу, которой он увлечется.
- Удалось ли дистанционное обучение на самоизоляции?
- Последние две недели Ваня сам вставал, умывался, шел в свою комнату. Я даже не знала, что такое дистанционное обучение. Я ни в коем случае не призываю к дистанционке, но мой ребенок отлично справился со всеми заданиями. Я только временами подкармливала его завтраками в перерывах. У нас с ним все хорошо.
- Как вам удаётся всегда быть на позитиве?
- Эмоциями, которые в нас сегодня, мы обеспечиваем себе завтрашний день. Сейчас многие говорят о позитивном мышлении, но неправильно его понимают: нельзя быть на позитиве, если например, у тебя кто-то умер или случилось ещё что-то плохое в жизни. Но всегда нужно настраивать себя на хорошее. Как ты настроишься, так всё и будет! Я поняла это ещё в 20 лет!
Автор: Юлия Ягафарова (@bianzel)
Полную версию видеоинтервью можно посмотреть здесь: https://ok.ru/live/2431505276541
