Найти в Дзене
Из Питера с любовью. Юля

Аверченко и Тэффи тебе не переплюнуть, говорил отец

Оглавление

Традиционно посвящаю материалы выходного дня максимально несерьезным вещам. Буду мучить вас выдержками из моего "малого макулатурного", чтобы, как Лука, отвлечь от суеты будней и перчатно-масочного режима (будь он неладен).

Обидно, что родилась тогда, когда от Серебряного века даже "Философского парохода" не осталось.
Обидно, что родилась тогда, когда от Серебряного века даже "Философского парохода" не осталось.

Помню, когда я только начала писать опусы на темы межличностных отношений (на базе мира флоры и фауны, почему-то), отец, пробегая взглядом по моим каракулям (я всегда писала скорописью), мрачно шутил, что "сатириконцев" мне не переплюнуть. Ну, не вырастет из меня вторая мадам Бучинская. И Саша Черный во мне не воскреснет. Потому что это и не сатира вовсе, а так, подростковый юмор.

Страдала ли я? Разумеется! И страдаю до сих пор. Правда, не так давно, когда один милый мужчина стал с пеной у рта доказывать мне, что растиражированные по Сети статусы написала не я, а Раневская, мне стало так легко и волнительно на душе, что я даже не стала его переубеждать.

А главное, что я хотела бы донести до тех, кто до сих пор клюет на затравку в Интернете, что (за далеко не символическую сумму!) его научат писать, вернее, сделают из него настоящего писателя: не ведитесь на это. Можно быть хорошим ремесленником от литературы, но писателем так и не стать. Творчество, как и браки, рождается на небесах. И не имеет с реальным миром ничего общего.

"А теперь...песня!" Вернее, тексты. Как и обещала.

Вот такие они, питерские дворы, мотивирующие на творчество. Выход в Большой Казачий переулок. Фото автора
Вот такие они, питерские дворы, мотивирующие на творчество. Выход в Большой Казачий переулок. Фото автора

Возвращение блудной гордости

- Давай обойдемся без софистики! - взыграла гордость. - В конце концов, я не малютка-привидение. Ты просто определись, есть я у тебя или нет. Если нет - я уйду к девочке, что живет под нами. У нее уже которую неделю в квартире - проходной двор! И очередь еще с ночи занимают. Как в стоматологическую поликлинику.

При упоминании о стоматологах как-то непривычно стали ныть зубы, и даже опухла щека.

- Ну, так что? Мне уходить? - напомнила о себе гордость и помахала перед моими глазами крохотной, почти детской ладошкой. - Ну, не знаю, - честно ответила я, понимая, что врать собственной гордости - нехорошо. - По правде говоря, мне тоже хочется увидеть под окнами очередь. Может...ты просто на время уйдешь? Как бы в аренду? А завтра - милости просим! - Я не поблудавная собака! - огрызнулась гордость и запахнула на груди пальто. - Если уйду - то насовсем! А ты...словом, делай, что хочешь!

К полуночи под окнами было пусто. Делать ничего не хотелось.

- Вот так всегда, - грустила я. - Никому нельзя верить. Даже тем, кто долгие годы живет в твоем сердце, а потом хлопает дверью и уходит. - Ну, ну, ты верность с вероломством не путай! - раздалось где-то со стороны парадной. - Лучше дверь открой! Замок заклинило.

Кинулась к дверям!

Она стояла на пороге...но мама дорогая! Что у нее был за вид! Ни единой пуговицы на пальто, всклокоченная голова, синяк под глазом.

- Почитай мне на ночь сказку, - плаксиво попросила она и прошла в залу.

На темной материи пальто, чуть пониже спины, белел свежий след от дамского сапога.

Вот такие уютные сердца нарисованы на стенах домов Дмитровского переулка. Фото автора
Вот такие уютные сердца нарисованы на стенах домов Дмитровского переулка. Фото автора

Трофеев не берем

- И что же мне делать? - сглатывая внутренние слезы, спросила я, рассматривая крюк на потолке. - А я почем знаю, - перехватив мой взгляд, нервно ответил он. - Да, хоть вешайся! - Ээээ...так дело не пойдет, - вдруг вмешалась любовь. - Уходим отсюда и немедленно! Скажи дяде "спасибо" и валим! - Но я не хочу уходить! - захныкала я, упираясь ногами в порог. - Я хочу висеть вот здесь и колыхаться всем телом от нежного дуновения ветерка. Ступай одна. Если кто-то из нас и должен уцелеть, пусть это будешь ты: чистая, светлая, вечная. - А так, - язвительно спросила любовь, намеренно пачкая физиономию кремом для обуви. - Такая я тебе нравлюсь? По-прежнему чистая?

Она упала на коврик в прихожей и сделала пару кульбитов.

- А так? Светлая? - Не глумись, - устало отозвалась я, примеряя петлю. - Вот здесь, смотри, буду висеть, четко по периметру и раскачиваться в такт....туда-сюда...

Любовь уткнулась чумазой мордочкой мне в колени и всхлипнула.

- А к черту! Твоя взяла! Не хочу жить вечно! Хочу сдохнуть! Околеть как собака на ветру! Сдохнуть и качаться! Туда-сюда! И пусть у него тоже что-нибудь отсохнет! Ну, так, ради справедливости. Вот такое мое последнее слово...Ужас!

Я сняла петлю и спрыгнула на пол.

- Чистое белье есть? - высморкалась любовь мне в подол и утерла нос. - Что-нибудь поприличнее, с кружавчиками. Все-таки не каждый день на смерть хожу. Упс! Оксюморончик проскочил! Кстати, где наш злодей?

Он сидел в углу дивана и таращился на меня испуганными глазами.

- Давно ты вот так...сама с собой?

Его трясло.

- Ааааа...ты об этом, - деланно протянула я. - Недавно. Вот как с тобой познакомилась, так и началось. - А я ведь это...не замечал даже, что ты нездорова, - вжался он в диван, обнимая колени. - Уйди по-тихому. Давай я закрою глаза, а когда открою - тебя уже не будет....раз, два... - Ишь ты, Перельман, твою мать! - выругалась любовь, наматывая веревку на кулак. – «Я закрою - ты уйди. Давно это у тебя?.. Я не замечал». Ну, и чего ты ждала? На что надеялась? Чего можно ждать от того, кто смотрит на тебя в упор, а главного не видит: то, что это я в тебе - говорю! За тебя говорю, заметь! Уговариваю тебя, вразумляю, образовываю! А ты - висеть, смердеть, качаться...Дура! Ты только глянь на него! Ромео в трусах! Казанова в трениках! "Хи-хи" три раза! Собирайся - уходим!

Я в последний раз посмотрела в полные ужаса голубые глаза и повернула в замке ключ...

- Мы все взяли? - деловито спросила любовь, шагнув за порог. - Трофеев не беру, - зло ответила я, спускаясь по лестнице. - Ну, эт ты зря, - хихикнула любовь, трогая меня за плечо. - А я беру. Посмотри-ка, что у меня есть...

Я обернулась. На ее потной от волнения ладони пульсировало чье-то большое напуганное сердце...

P.S. Месье же не манж па сис жур. :)