Мы жили в Новосибирске уже не первый год, и я начала привыкать к долгой зиме, а каждое зимнее утро начинать с прогноза погоды, бабушка включала радио, и мы с ней пытались угадать иду я в школу сегодня или мороз за -30 и в школу не идём! Иногда, прильнув к оконному стеклу, я дышала в него и получалась лунка в снежном узоре, мне хотелось увидеть градусник, прежде чем диктор наконец скажет заветную фразу «сегодня температура воздуха ожидается 30–32 градуса ниже нуля» а это значило, что ученики 1–5 классов в школу не идут! или «32–35 градусов ниже нуля» и школьники всех классов остаются дома!
Мне было по-детски радостно узнавать о внеочередном «выходном» дне и под предлогом «уроков» бежать короткими перебежками к подружке, живущей через две улицы от меня, по пути отогреваясь в подъезде дома на следующей улице, прижавшись коленками в толстых рейтузах к горячим батареям. Когда я училась в седьмом классе, нам наконец, вместо детского утренника в школе объявили «Новогодний вечер»! Мы были горды своим долгожданным повзрослением и жили в предвкушении этого события.
Платье сшитое бабушкой, тщательно ею же отглаженное, красовалось на вешалке подвешенной к люстре в моей комнате и радовало нежно-розовым цветом, старенькие туфли «сменки» папа покрасил красной краской, превратив их волшебным образом в блестящую новую пару, это был второй опыт перекрашивания туфель, первый раз мои туфли были покрашены серебрянкой к новогоднему костюму «Ночь» в пятом классе и имели ошеломительный успех. Наконец, мама торжественно вручила мне дефицитные капроновые колготки телесного цвета… красоты неземной получался наряд.
Предчувствие первого бала лишило меня сна и переполняло ожиданием чуда. Куда там Наташе Ростовой с её переживаниями... В назначенный день бабушка заставила меня тщательно вымыть шею и уши, будто все мальчишки непременно это оценят, и я, с помытой шеей, и в маминых бигудях вдруг поняла. Сегодня непременно случится некое событие, не может не случиться, и оттаяв своим дыханием маленький кружок в заиндевевшем окне любуясь искрившемся на крепчавшем морозе снегом я думала о мальчике Андрее из восьмого класса, чью фотографию я стащила в сентябре со стенда 8-А класса «как мы провели лето», которую, кстати, храню до сих пор… В общем — надежд на Новогоднее торжество было много. Омрачало мою радость только одно — тёплая одежда, которую я должна надеть поверх праздничного платья. И особенно шерстяные рейтузы.
Совершенно невозможно незамеченной прошмыгнуть мимо актового зала в свой класс на третьем этаже в розовом платье и этих рейтузах.
Поколебавшись немного я решила рейтузы не надевать. Вернее, снять в подъезде, и засунуть в сумку с красными туфлями. Расстояние до школы было метров 400, если бежать мимо закрытых дворов, но там греться было негде, а можно было идти мимо больших домов с тёплыми подъездами, но эта дорога шла мимо дома того самого Андрея, чьё сердце я хотела поразить своим платьем и кудрями, а не тонкими ногами в валенках и коротковатом зелёным ненавистном зимнем пальто поверх розового платья. Мороз к пяти вечера окреп окончательно и перевалил за отметку -35 на уличном градуснике.
Иней от дыхания, нарастил ресницы быстрее, нежели я добежала до конца дома, стараясь широко распахивать глаза, дабы не дать срастись нижним ресничкам с верхними, я чувствовала, как ноги в тонких колготках становятся непослушными от жгучего холода. Надо было вернуться... ненадолго. Вернуться домой, отогреться, надеть тёплые вещи, эти правильные слова потом горячо говорила мне мама, но это было потом, а пока я упорно бежала в сторону школы… Добежав до школьного крыльца, я поняла, со мной случилось несчастье. Мои ноги вели себя абсолютно не понятно, они не слушались меня больше. Я не смогла подняться по лестнице выше двух или трёх ступенек и упала, больше не в состоянии сдерживать рыдания от боли и отчаянья.
Меня подхватили дежурные старшеклассники и потащили в учительскую.
Казалось — капроновые колготки примёрзли к коже намертво, и превратились в миллион ядовитых иголок, впившихся в тело.
Мой классный руководитель и учитель биологии пытались помочь мне, лили тёплую воду из чайника на ноги и разрезали ножницами колготки на части под мои сдавленные рыдания, временами переходящими в громкий рёв, заглушающий весёлую музыку, доносившуюся из актового зала.
Маму я ждала, сидя в учительской, закутанная в норковую шубу завуча, мехом внутрь и пила горячий чай с лимоном и ложкой коньяка, заботливо налитого потрясённым увиденным директором, и горько оплакивала упущенную возможность стать первой красавицей бала, ну или просто познакомиться с Андреем Корякиным, в которого я была тайно влюблена второй год...
Уже ночью, приняв таблетку аспирина, под горестные вздохи бабушки и возбуждённой шёпот мамы рассказывающей папе эту мою, стыдную историю, засыпая, я поняла, как жестока бывает судьба и как непросто быть взрослой... На этом злоключения с колготками не закончились... Уже учась в Киеве, в школе на Куреневке, в девятом классе, одним майским днём, после уроков, по дороге из школы на нас с подругой, сзади напал маньяк, плеснув кислоту нам вдогонку. Вообще-то, мы шли втроём, мой младший брат шёл между нами, но вдруг почувствовав тревогу, я обернулась и встретившись взглядом с безумцем, вытолкнула брата вперёд, сделав шаг в сторону подружки. Однокласснице кислота обожгла правую руку, её большая школьная сумка, висевшая на длинном ремне с правой стороны, приняла большую часть кислоты на себя, защитив от серьёзных ожогов. Мне кислота обильно попала на левую ногу, от колена и вверх, короткое школьное платье всё же защитило то, куда, как выяснилось потом, целился сумасшедший...
Обернувшись на резкую боль я с ужасом увидела, как новенькие, первый день надетые, колготки шипят и, плавясь, впиваются мне в кожу.
«Мама меня убьёт» думала я, бегом возвращаясь в школу, и уже по инерции вбегая в учительскую, где на моё счастье, проходило собрание учителей. Вбежав я просто повернулась к учителям спиной, говорить я не могла… Бежавшая за мной подружка с поднятой вверх рукой кричала только одно слово «Больно! Больно!» Учитель химии первой поняла случившееся и до приезда скорой помощи меня поливали из шланга, подключив его к крану в туалете, посыпая ногу пищевой содой, принесённой из школьной столовки.
Я, мокрая, в форменном платье, расползающемся от кислоты просто на глазах, стояла на столе, посреди учительской залитой водой, среди суетившихся испуганных учителей, и почему-то не испытывала ничего, кроме странного чувства нереальности происходящего, предчувствуя, что судьба готовит мне ещё немало неправдоподобных ситуаций, которых хватило бы на десяток нескучных судеб, но все эти события предназначены именно для меня и предотвратить их невозможно.
Меня отвезли в больницу, где, лёжа на операционном столе, получив анестезию и не чувствовал боли от манипуляций по удалению пластика некогда бывшего моими колготками, я считала дни до экзамена ненавистного английского и надеялась увильнуть от него, пользуясь своим положением.
Потом меня, лежавшую на животе, привезли домой на машине скорой помощи, откуда вынесли на носилках и первое, что я увидела, были неправдоподобно белые лица родителей в окне нашей квартиры на первом этаже.
«Что-то случилось!» глупо испугалась я…
«Что случилось?» закричала я уже бежавшей навстречу заплаканной маме, которой оказывается позвонил, по поручению моего классного руководителя, какой-то школьник и радостно проорал «Не волнуйтесь! Вашу дочку облили серной кислотой и её повезли в больницу!» и бросил трубку.
«Как облили? Где? Почему? За что? Куда? Насколько сильно?» телефон школы почему не отвечал на звонки…
Лишь перед самым моим приездом в скорой помощи, родители наконец нашли ту больницу, в которую меня отвезли из школы и знали, что меня отправили домой в сопровождении врача.
«Успокойтесь, всё будет хорошо» заверил маму приехавший со мной врач скорой помощи.
«Лет через пять не останется и следов от ожогов» добавил он неуверенно...
«Пять лет?» Вскрикнули одновременно мои родители...
«Пять лет» огорчилась я «я же буду уже старая...»
«Зато английский точно пролетает» наконец успокоилась я...
На следующий день, вечером, к нам пришёл следователь.
Показал мне фотографии каких-то людей, среди которых я узнала того психа с горящими глазами, плеснувшего кислотой.
Следователь рассказал о его задержании при очередном покушении на девушку и что мне, на самом деле, очень повезло, поскольку обычно психи плещут кислотой в лицо.
Папа не разрешил мне присутствовать на суде в качестве свидетеля.
Экзамены мне поставили автоматом.
После окончания школы я больше не надеваю капроновые колготки.
На всякий случай...
