Действительно, компонент психологии часто остаётся за пределами нормативных требований, предъявляемых к травматологам, хирургам и спортивным врачам. По большому счёту, проигрыш в ответственном поединке является для каждого спортсмена психической травмой, равной по своему значению вывиху или перелому. Неудачное выступление артиста на премьере спектакля также можно приравнять к травме средней степени тяжести. Число этих травм достаточно велико почти у каждого спортсмена и артиста. Их накопление сказывается не только в речи, поведении и целевых установках покинувших спортивную арену навсегда,
но и в характере накопившихся заболеваний.
Мой друг и великолепный знаток особенностей восточных единоборств Евгений Бажанов утверждал, что каждая травма является результатом мыслительной деятельности субъекта, её приобретшего. Причины травмы скрываются порой от него самого, а последствия могут тянуться до конца жизни, чаще всего прячась в глубинах подсознания.
«Ты, доктор, расспроси как следует своих пациентов, в уместном для этого разговора времени, – говорил он, подчёркивая тоном заключительную часть обращения, – и обнаружишь, сколько несуразностей и недоработок таится под маской мужественности и силы каждого. В работе спортивного врача знания человеческой психики стоят на первом месте и основываются на представлении об отношениях Добра и Зла».
Мои многолетние наблюдения за динамикой преображения артистов и борцов позволяют говорить о постоянной связи и взаимовлиянии физического и психического начал, таящей в себе огромные резервы. Спортивная медицина использует для оценки этих процессов термин «психофизическое сопряжение».
Интересное наблюдение было у меня однажды за группой молодых артистов коллектива «Российский цирк на льду». Во время двухмесячных гастролей в Австрии я вёл скрупулёзный учёт случившихся травм у каждого из артистов. Их было достаточно много – в среднем, по 3-4 на каждого персонажа циркового спектакля, но большая часть относилась
к лёгкой степени выраженности.
Спустя месяц наши гастроли продолжились в Бельгии. После
завершения адаптационного периода (в конце первой недели)
я устроил артистам «допрос с пристрастием» о полученных ими травмах во время предшествующих гастролей. Результаты были удивительные: восемьдесят процентов опрошенных не могли вспомнить, какие травмы и когда ими были получены. Остальные 20 процентов моих респондентов
с трудом вспомнили свои травмы, но не могли назвать время их получения, и тем более – время излечения.
По-видимому, человеческий мозг в зоне сосредоточения сознания стремится вычёркивать негативные происшествия. Однако, память тела, фиксирующая всё происходящее на другом уровне, сохраняет следы любого, даже самого малого потрясения. Это доказано работами многих учёных, вдобавок утверждающих, что вероятность травмы того или иного участка тела закладывается ещё в программе развития человеческого зародыша.
Одной из задач спортивного врача является не только обнаружение этих следов, но и повторное прохождение по ним с целью трансформации в сторону стимуляции адаптивных процессов и наращивание резервного потенциала борца и циркового артиста. Недаром в народе бытует пословица: «За одного битого двух (трёх) небитых дают».
В сборных командах СССР образца 1960–1970-х годов этой работе уделялось достаточное внимание, что являлось составной частью гарантии побед советских спортсменов. Но в XXI веке откровенные беседы и специальные психологические тренинги в работе со спортсменами были подменены действием фармакологических средств и физиотерапевтической аппаратуры. Они весьма положительно сказывались на памяти тканей тела, но совсем не влияли на личностную характеристику спортсмена.
Текущая задача, стоявшая перед спортивными медиками – добиться баланса в используемых методиках своих воздействий, а именно: обращаясь к достижениям научно-технического прогресса не забывать о роли рационального движения с целью восстановления функций организма и уместных слов в общении со спортсменами. Улучшение результатов такой практики следует связывать не с сиюминутной оценкой, а по итогам нескольких лет и десятилетий. В этом случае термины «хроническая травма» и «инвалидизация» потеряют то значение, которое им придавали и продолжают придавать организаторы здравоохранения.
Рассматривая травму как психофизический процесс, мы должны учитывать период ещё до момента её видимого проявления. В равной степени следует обращать внимание на переход периода реабилитации в начало периода оздоровления. Другими словами, после каждой травмы возникает возможность повысить уровень функциональной готовности пострадавших спортсменов выше исходного. Посттравматический период может быть подвержен врачебной коррекции следовых реакций, приводящей к повышению спортивного мастерства.
Особое внимание должно уделяться выработке у начинающих борцов и вообще всех, кто занимается единоборствами, умения «падать, не ушибаясь». Это должно способствовать формированию релаксационных механизмов защиты тела с последующей предельно скоростной ответной реакцией. Оценка способности к релаксации с учётом врождённой реактивности является базовым тестом в отборе детей 7-9 лет в группы начальной подготовки в единоборствах. Подобный опыт накоплен и в цирковых династических фамилиях, где будущее амплуа для детей определяется в возрасте 4-6 лет.
Спортивная травма многолика и каждый раз требует к себе индивидуального подхода. Как показывает практика, её не всегда можно избежать, но зато почти всегда можно смягчить и сократить период восстановления. В лечении спортивных травм используются все основные методы – лекарственный (медикаментозный), физиотерапевтический (аппаратный), хирургический, психотерапевтический и кинезитерапевтический (лечение движением). Последнему методу врачи не любят уделять должного внимания, несмотря на то, что в основе классической медицины лежит утверждение – «подобное излечивается подобным». Исправить эту ошибку – задача будущего.
Николай Коротаев
Москва, Россия
