- 1 | 2 | 3 | 4 | 5
Латышев играл со своим старым приятелем, Михлисом, в карты.
На голове у сторожа был цилиндр, который он совершенно случайно обнаружил, закатившимся за бюро. Выходить в нём "в люди" старик не рисковал, мало ли чей. Цилиндр богатый, могут и побить. Сейчас, проигрывая в карты хитрецу Михлису, он поставил его на кон.
— А что, — раздавая карты, — осведомился Михлис, — много нонче покойничков?
— Много. Но для бедных, сам знаешь, общая могила, их без числа, да их и сторожить нечего. А здеся у меня, в основном, богачи, — он горделиво приосанился, — семейныя склепы... даже князь есть! Но, в последнее-то время, публика-то пообмельчала: везут и мещан, и купчишек... все покойники люди не бедные, — он взял свои карты и стараясь не выдать охватившего его разочарования, съязвил, — если ты, старый лис, помрёшь, тебя свезут в общую яму, не сюды.
— Да уж! — Михлис мгновенно понял, что за карта пришла к сторожу, — но как ты, Иван Никанорыч, будешь барския могилы без своей дорогой шляпы обходить? Ась? — и он засмеялся, запрокинув голову, негромко, и вправду, как лис.
— Да провались ты! — прервав игру, Латышев бросил на стол и карты, и цилиндр, — шельма!
— Обижаешь, — Михлис натянул на непромытые волосёнки шляпу, — у меня просто память хорошая, я ж не пью. На том и стоим! Бывай, Никанорыч, не держи зла!
И он ушёл, унося с собой выигрыш: нескольких монет да полпузырька ладеколону. Но главной добычей, был без сомнения, превосходного качества "zylinder", купленный в лучшем шляпном магазине Вены "Грубер и сын".
До рассвета ещё оставалось время и Латышеву вдруг захотелось вздремнуть. Он решил, что поспит немного, а после, перед тем, как придёт Якоб, поправит крест, что покосился на могиле штабс-капитана, похороненного в прошлом году прямо на месте, где ранее была одна из старейших гробниц, разрушенная временем.
Но стоило ему лечь и прикрыть глаза, как до слуха его донеслись странные звуки. Словно кто-то тяжело ходил по комнате, подволакивая ногу. Якоб рассказывал, что слышал от товарищей штабс-капитана, пришедших на похороны, что тот имел деревянную ногу. Латышев сел и прислушался. Нет. Послышалось! Однако, как только щека его коснулась подушки он вновь услышал стук и скрип.
На сей раз он встал и взяв в руки дробовик и масляный светильник, направился по аллее. Кругом было так тихо, что сторож слышал, как бьётся его собственное сердце.
Вот и могила штабс-капитана. Латышев покачал головой, увидев, что крест накренился ещё больше. Он почти лежал на земле. Старик поставил лампу на землю, взял крест, выровнял и со всех сил вдавил во влажную от недавнего дождя землю. Потом отошёл, взял лампу и полюбовался своей работой. Он твёрдо решил, что обратится к знакомому аптекарю, чтобы тот прописал ему что-нибудь от нервов!
Утром пришёл Якоб с повязкой на голове. Ему нездоровилось, было видно, что обычно живой и сильный малый слаб и бледен. Латышев выразил беспокойство, но Якоб отшутился, заверив, что матушкин чай скоро поставит его на ноги.
— Я пока шёл, слышал, что сегодня ночью скончалась какая-то важная особа, — сказал он, стараясь казаться бодрым, — значит, сегодня придётся копать!
— Да куда тебе копать, — не выдержал старик, — зачем ты вообще явился! Ты болен, Яша. Отлежись! Я сам...
— Нет, — улыбнулся Якоб, — ещё чего! У меня свадьба скоро, деньги не лишни!
— Да, ну! — обрадовался Латышев, — свадьба? Ну ты, Яша, ловок! А то всё одни похорОны, да и то чужие! — старик хотел пошутить, но глянув на парня, покачал головой, — дохтуру тебя надо показать... пущай рану исследует.. у нас в полку был один, только палец повредил, так, ерунда, царапина. А через три дня отдал богу душу! Не шути с ентим, Яша!
— Да так-то я ничего, только вот шея немеет... — зажмурился, как от боли, Якоб.
— О! Гляди, никак вестовой от нонешнего упокойника, — Латышев припал к окну, наблюдая направляющегося к сторожке господина.
— Покойницы, — поправил его Якоб, — слышал, что графиня какая-то...
— Я сам с ним побалакаю, ты сиди, Яша, пей матушкин чай, набирайся сил, — по-отечески похлопал парня по плечу Латышев, и вышел навстречу гостю.
Вернувшись, он с порога крикнул:
— Похоже, что у нашего полака появится компания! Нонешняя покойница приходится ему женой! — он оглядел комнату, и увидев, что Якоб лежит на кровати, покачал головой, — Эх!
За день сторожу предстояло выкопать могилу для графини и найти Якобу врача. Старик не колеблясь, сперва решил сходить за доктором, который жил в евангелическом приюте. Доктора он не застал, тот отправился к аптекарю, и обещался быть только к вечеру. Узнав об этом, старик заплакал, размазывая грязными руками слёзы по лицу, потому что считал, что положение Якоба очень серьёзно.
Заметив это, одна из сестёр сжалилась и согласилась осмотреть Якоба, сказав, что её отец был придворным лекарем. Девушка отпросилась у старшей монахини, и та, тоже тронутая слезами кладбищенского сторожа, отпустила её, снабдив чистыми полотенцами и порошками, которыми приютский доктор снимал больным жар.
Когда они пришли в сторожку, время было ближе к обеду. Латышев, перед тем, как оставить монахиню с Якобом и пойти копать, несмело спросил, не нужно ли чего... он мял в кармане деньги, аванс за могилу, полученный утром.
— У меня есть средства. Может быть, вы знаете кого-то, кто мог бы спасти парня? — сказал старик.
— Спасти всех нас может только Господь. Что это у него? — монахиня принялась разбинтовывать Якобу повязку на голове, и увидев под ней воспалившуюся рану, — перекрестилась.
— Что там? — Латышев уже вышел, но решил вернуться.
— Ничего хорошего, — она стала доставать из мешка, что принесла с собою, чистые тряпки, какие-то баночки. Последним она вынула сверкнувший маленький нож и крючок.
— Это что? — занервничал старик.
— Прошу вас, не мешайте. Занимайтесь своим делом, — не выдержав, повысила на него голос монахиня, но тут же склонила голову: — простите великодушно!
— Ты меня прости, — взяв лопату, сказал старик не обращая внимания на хлынувшие из глаз слёзы, — только спаси Яшу! Как сын он мне! — и отправился рыть могилу.
***
Эдита лежала на анатомическом столе. Она уже поняла, что её сочли мёртвой. Утром она слышала стук, но не могла ни подняться, ни даже открыть глаза. После, кучер, которого позвала матушка, сломал замок, и в комнату ворвались несколько человек. Мать первая подбежала к ней, но не запричитала, а просто осела на пол, давясь беззвучным криком. Никто не успокаивал старую женщину, но вскоре явились соседи и знакомые.
Графиню не тревожили, пока городничему не пришло в голову привезти её сюда. Она и не знала, что в их городишке есть такое место. Она как-то бывала в анатомическом театре в Париже, где покойников выставляли напоказ. В основном, то были неопознанные трупы, их выставляли в надежде, что родственники найдутся.
Глаза её были закрыты, но она сквозь веки видела ткань, которой было накрыто её обнажённое тело.
Она была больна, парализована, но не мертва! В её памяти всплыло лицо покойного мужа, когда он вцепился ей в платье... она вспомнила, как Эдмунд упал, как колода, лишившись камня, который носил на пальце. У неё камня не было, и смерть она представляла себе не так. Неужели всё дело в том снадобье, что дал ей ювелир?
Между тем, человек в фартуке прикоснулся к ней. Он пальцем провёл по её щеке, словно она принадлежала ему, потом по её шее, и, наконец, коснулся ожога. И она возмутилась всем своим существом!
— Аааааааах! — выдохнула она ему в лицо. И услышала стук упавшего тела.
— В чём дело, Ольховский? Ольховский?
К столу подошёл толстяк, одетый, как мясник. Увидев своего товарища, который лежал без движения, он обратился к покойнице:
— Это ты его напугала, кошечка?
Его жесткие пальцы обхватили бледную шею графини.
— У неё есть пульс! Пульс! — прошептал он, но тут кто-то стукнул ему сзади по голове чем-то тяжёлым. Толстяк, пытаясь удержаться за стол, рухнул на колени, после чего упал рядом со своим приятелем.
К вечеру весь город знал о том, что кто-то выкрал труп графини из морга. Его работники, придя в себя, не смогли даже сказать, сколько было воров, не говоря уж о том, чтобы описать их.
***
Утром того же дня Роза собралась покормить пана Грица, и отправилась в мастерскую, где стояла клетка. Плотная, кованая дверь оказалась открыта. Внутри был бардак: вещи перевёрнуты, инструменты и материалы валялись на полу... Сейф, где брат хранил ценные безделушки, которые нужно было починить или переплавить, был пуст... Женщина тяжело опустилась на кресло, изрезанное мародёрами, и схватилась за голову. Она не понимала, за что её брата преследуют все эти несчастья. Но хуже всего было то, что любимец ювелира пропал. На столе стояла опустевшая клетка, грабители выпустили птицу. Это будет не менее страшным ударом для Эйба, нежели ограбление!
"Пан Гриц, фью-фью-фью..." — позвала она птицу, как обычно звал брат. Она надеялась, что кенар спрятался где-нибудь на шкафу. Собрав с пола инструменты, она вывалила их в ящик. А после решила, что лучше, пожалуй, не трогать. Надо вызвать полицию. Время от времени оборванцы или антисемиты устраивали погромы, и скорее всего, это один из них.
Роза Нойман пришла заявить об ограблении мастерской, но городничий, как оказалось, только что уехал. Один из полицейских доверительно шепнул Розе, что весь переполох из-за сбежавшего трупа. Что, мол, мёртвая графиня исчезла прямо со стола, где два уважаемых врача собирались узнать причину её смерти.
Решив, что дожидаться нет никакого смыла, Роза достала карточку, что дал ей доктор, и показала полицейскому.
— Не подскажете, это далеко?
— Не очень, но добраться туда на своих двоих тяжеловато. Доктор Файнферхт забрался высоко! Странная персона этот доктор...
— Вы не первый говорите мне об этом, — сказала Роза, — поясните, что с ним не так.
— Да нет, я не говорил ничего плохого, сударыня, просто сказал, что он странный! — жандарм отвернулся.
— Прошу вас! Файнферхт вчера забрал моего брата к себе в клинику. Эйб был слишком слаб, чтобы решать, а я была в ужасе от того, что из раны на его голове шла кровь! — Роза уткнулась в плечо полицейскому и в первый раз за много лет зарыдала.
— Ну что вы, прекратите, сударыня! Ну, не плачьте, прошу вас! — полицейский ласково поглаживал её плечо, — про доктора говорят, что он изрядно преуспел. Все знатные люди нашего города лечатся только у него! Так что, вашему брату свезло!
— Но, если доктор объявит за лечение большие деньги, Эйбу нечем будет платить! — воскликнула Роза, — сегодня я пришла в его мастерскую, там всё перевёрнуто! И никому нет дела! Никому!
— Зачем вы так говорите? Я готов пойти с вами, сударыня, посмотреть на месте и помочь вам составить список украденных вещей, — сказал полицейский.
— Да я не знаю, что украли, — устало сказала Роза, высморкавшись в кружевной платок, и мне нужно повидать брата, узнать что с ним.
— Возьмите извозчика! — крикнул ей вслед жандарм.
Кучер, попавшийся ей, был хмур и неразговорчив. Но Роза была этому рада. Трясясь в неудобной и жёсткой коляске, она обдумывала, как сказать брату о том, что их ограбили. Говорить ли про пана Грица?
Наконец, приехали.
— Подождите меня, любезный, — сказала Роза, протягивая кучеру деньги.
Тот молча кивнул и остался сидеть. Пришлось Розе самой выбираться из коляски. Перед ней высился старинный дом в готическом стиле, похожий на замок с немецкой гравюры.
Продолжение.
