Вернёмся на Днепр.
Нипочём всё только Радику. Распластавшись на самом солнцепёке, он, что называется, отрывается по полной. Ах, белая панама, Белая панама, Помнишь, ты её мне Одевала, мама. Орет голосом Пугачевой транзистор на его пузе. - А я быле упрямэ, всыгда быле упрямэ - блажит Радик, лупя босыми пятками по раскаленному песку. Не смотря на увещевания отцов-командиров, и лекции учёных мужей, наш водила за лето успел загореть до черноты. Решив однажды для себя, что раз эта радиация никак не проявляется внешне, то и бояться её не стоит. Все свободные часы проводит в автопарке, загорая под палящим белорусским солнцем, устроив себе шикарный пляж из матрасов, кинутых в кузов Урала. Он, в наших поездках по деревням, срывает и ест яблоки, груши, черешню. Всё это прямо с веток. - А шява? Нормальный ширешиня. Швиршёк, на, попробуй! Лупит даже немытую викторию, сдув с неё, для приличия, песчинки земли. - Радиация, радиация... Может и нет здесь никакого радиация? Ты вот его шювствуешь? Я не шювствую.
Бедный Радик. Я встречу его через пять лет на митинге, в парке на городской площади. С трибуны будет говорить номенклатурная тётенька о заботе государства о нас, ликвидаторах. Об установленных льготах. И вдруг из толпы раздастся такой знакомый голос: - А шито мыне делать?! У меня рак кожи. Нашява мыне ваши льготы?!
И не станет сил подойти к нему. Вымолвить слова утешения. Да и нет таких слов.
Нет таких слов, что заставили бы время повернуть вспять. Вернуть нас в тот солнечный день, где все мы веселы, здоровы, беззаботны. Где переполненный энергией Радик вдруг начнет демонстрировать нам как он умеет делать сальто и ходить на руках, где мы со Славяном затеем побороть, но так и не одолеем увальня Зайцева, а Дед Хмелёв, щурясь от дыма своей "козьей ножки", с улыбкой будет слушать очередную байку Сверчка. - Мужики из второго взвода у одной бабки на огороде из погреба флягу самогона дюзнули. Ну, та подхватилась, и бегом к ротному - жаловаться. Летит на всех парах, блажит на всю улицу. Увидала, что капитан с ихним участковым стоит, а остановиться уже не может: -Украли!!! - орёт - Ох, украли! Ротный аж красными пятнами пошел: - Что украли? - Украли. Ваши украли... - Да, что украли то? - Почитай, на сто рублёв украли... Ну, капитан уже успел сообразить ЧТО могли украсть его алояры, и что бабка ни в жизнь не признается при милиционере, что у неё был самогон: - Так что же, бабушка, у вас, всё таки, украли? Бабка постояла-постояла, помялась-помялась, махнула рукой: - Да, ничего не украли. - И до дому. Но ротному, всё же, кто-то стуканул про флягу. Он перед выездом шмон и устроил. Ведь фляга не бутылка, её в карман не спрячешь. Всё обыскал - нет фляги. Он даже подумал, а не затарили ли её в бочке АРСа? Приказал принести ему другую флягу, сам лично лазал, проверял, не войдет ли она в люк? - Ну? - Баранки гну. Слава Богу, что не пролезла. А то, пришлось бы со всех бочек воду стравливать, иначе не проверишь. - Так где, флягу то, спрятали? - Где, где... В бочке и спрятали. - Так ты ж говоришь, в люк не пролезла, фляга то... - Тыж... Пыж... Говоришь... В том и фокус - Сверчок тянет театральную паузу - Лючок то на болтах. Они не поленились, свинтили его - там дыра пошире, а потом на место поставили. И снова мы купались до одурения. Напрочь забыв: кто мы и где мы. Что где-то есть часть, и пилить до неё около ста километров. Лишь когда солнечный диск коснулся горизонта, а от воды потянуло вечерней прохладой, стали поспешно собираться. Но, оказалось, что этот длиннющий день ещё и не думал кончаться. Радик вдруг решил, что машину необходимо помыть. И не нашел ничего лучше, как загнать для этой цели Урал в реку. Под ногой дно, укатанное течением, словно асфальтовым катком, казалось тверже дорожного покрытия. Потому мы с таким удивлением обернулись на заполошный крик Деда Хмелёва: - Назад, балбес. Выгоняй машину! Но было поздно. Урал уже основательно сидел в песке всеми тремя мостами. Потом был пеший поход до ближайшей деревни, уговоры бульдозериста помочь нам в нашей беде, поиски оставленной нами машины в наступивших враз сумерках. В довершении всех бед, мы умудрились заблудиться в кромешной тьме при возвращении в часть, и предстали пред ясны очи комполка лишь в третьем часу ночи.
Антракт.
Читайте также.
