Захаровы слова – про любовь-то… – как-то встревожили Андрея… Конечно, в самых тайных мальчишеских снах, случалось, вдруг захватывало дух, – от никогда не испытанного, неясного желания… А наяву было так, что к своим восемнадцати Андрей ещё не знал любви к женщине. Не считать же любовью то, что произошло у них прошлой осенью с Лизаветой Евсюковой из Мироновки. Да и произошло-то… Была свадьба, – отдавали замуж Фросеньку Верховцеву, батину крестницу. Лизавета – двоюродная сестра жениха, Григория Кудинова. День стоял не по-осеннему тёплый, свадебные столы накрыли во дворе. Вместе с другими родственницами жениха и невесты Лизавета помогала Фросиной матери. Когда случалось проходить мимо Андрея, будто невзначай касалась его, – то плечом, то коленкой… Лизавета – ранняя вдова: всего полгода прожили они с её Семёном. Едва распробовала крошечный кусочек такого сладкого женского счастья, как погиб Семён в забое: тогда на «Мироновской» обрушилась кровля.
Исподлобья, ласково, – почти не таясь, смотрела Лизавета на красивого черноглазого парня. Дождалась, когда он несколько раз оглянулся на неё, на ходу тихо сказала ему:
- Выходи за огороды. Я ждать тебя буду.
Андрей проследил глазами, когда Лизавета вышла за низкую плетеную калитку в огород, поднялся. Шумливая и бойкая за свадебными столами, тут, у сеновала, Лизавета до слёз краснела от стыда, – даже в густеющей вечерней синеве было заметно, как полыхали её щёки. Она положила ладони на Андрюшкины плечи:
- Красивый ты… и сильный, вижу. – Приподнялась на носки, прикрыла глаза, мимолётно коснулась губами его губ… Горько попросила: – Пожалеешь… может?..
Андрей тоже вспыхнул. Он не понял, о какой жалости просит его Лизавета… А она взяла его ладони, положила себе на грудь. Затаила дыхание… Повинуясь какому-то жаркому и сладкому желанию, Андрей чуть сжал её грудь. Лизавета неслышно прошептала:
- Хорошо как…
Кто-то из женщин, кажется, мать Григория, окликнул Лизавету со двора. Она торопливо поправила нарядную кофточку, провела ладонями по Андрюшкиным плечам… И убежала.
А он долго вспоминал её стыдливо-горький голос: пожалеешь… может?..
…Когда венчались с Катюшей… и потом, уже за свадебным столом, встречал её счастливые глаза. И чувствовал, как хочет она рассмотреть такое же счастье и в его взгляде… А он снова вспоминал Лизаветины слова, бережно сжимал Катюшину ладошку. Он знал, что не может ответить Катюшиным глазам своим счастливым взглядом. Но знал и то, что будет очень жалеть Катюшу – за этот ласковый свет в её больших серых глазах, за надежду на счастье… За её любовь к нему, – всегда будет жалеть её и беречь. Чтоб в Катюшином голосе никогда не было такой горечи: пожалеешь… может?..
И в первую их ночь он жалел её, – за её страх и стыдливость, за боль, за такую робкую ласку. И каждый день жалел её, – всегда видел, если ей надо было поднять что-то тяжёлое, достать из подвала картошку и свёклу с морковкой… Воды принести из колодца. Катюша ласково благодарила его взглядом. С ярмарки Андрей привозил жене тёплый пуховый платок или красивую и весёлую кружевную шаль. Несколько раз оставался в шахте после своей смены: недавно заметил, как понравились Катюше новые подружкины серёжки, и он решил, что обязательно купит ей такие же.
Серёжки Андрей купил. Как раз Масленица подоспела, – поселковые парни обычно устраивали катание на санках со склонов балки. На праздничные гуляния обязательно приходили молодые семейные пары, – те, у кого недавно свадьба была. Катюша так обрадовалась серёжкам, что прижалась к Андреевой груди и вдруг расплакалась. А когда на санках катались, она незаметно отошла к дубу, осторожно отряхнула себе в ладошку снег с дубовой ветки, поднесла к губам. Андрей тут же подошёл к ней, обнял её плечи:
- Катюша!..
А она подняла глаза:
-Так… ничего. Голова немного закружилась, Андрюшенька…
Андрей навсегда запомнил, как вздрагивал от затаённой нежности её голос:
- Маленький у нас будет. Я у мамани спросила… Она и сказала мне…
Вчера вечером Катюша с маманей о чём-то шептались. Потом маманя обняла Катюшу, поцеловала её в голову. Батя довольно подмигнул Андрею, незаметно кивнул на мать с Катюшей:
- Как они поладили!.. Прямо – роднее родных!
Ночью Катюша стыдливо радовалась его ласкам, так же стыдливо откликалась на них. Потом невесомыми ладошками гладила его спину, целовала повлажневший лоб. Андрей приподнялся:
- Сын, Катюш?
- Сын. Конечно, сын, Андрюшенька!
Катюша оставалась совсем прежней, – легко и быстро справлялась со всей работой по дому. Маманя тоже жалела Катюшу: чуть свет неслышно поднималась, старалась сама управиться, пока Катюша спала. Доставала из погреба мисочку мочёного тёрна, – больше всего хотелось теперь Кате маманиного мочёного тёрна… А мать уверенно говорила:
- Мальчишка. – Взглядывала на отца, напоминала ему их с ним далёкое, самое сокровенное счастье: – Помнишь, Михаил Григорьевич?.. Я тоже один мочёный тёрн ела.
Маленького ждали осенью, к Покрову. Как-то перед вечером маманя с Катюшей поливали в огороде капусту. Мать отправляла Катю во двор:
- Иди, моя хорошая… посиди вон на скамеечке под яблонькой. Тут уже немного осталось, – сама справлюсь.
- Я с Вами, маманя. Вдвоём сподручнее… и быстрее.
- А и правда, – с тобой веселее, – улыбалась мать. – Ну, побудь, побудь со мной.
Батя тогда со смены пришёл. Мать вспомнила, руками всплеснула:
- Полотенце-то чистое я не повесила в бане. Побегу, а то отец кинется, а вытираться нечем. – Наказала Кате: – Полное ведро не набирай, полегонечку. Я вернусь сейчас.
Полотенце маманя в баньку отнесла. А возвращалась к капустным грядкам, – заметила, как от плетня в конце огорода отшатнулась какая-то женщина. Взглянула на невестку, а в глазах Катюшиных так и плескалась невесть откуда взявшаяся тревога… Мать забеспокоилась:
- Что ты, родненькая моя?.. Либо испугалась чего?
Продолжение следует…
Начало Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»