Саша лежал в больнице уже третью неделю, уже начался март, снег стал мокрым и просел, изменился свет на улице - стал более слепящим, даже в пасмурную погоду, а в редкие солнечные дни сосульки с крыш роняли сияющие алмазные капли. Ходить стало труднее, и с занятий по танцам (а я все еще посещала в меру сил) я больше пешком не ходила - либо меня забирал Антон, либо я шла на метро, к вечеру хорошо так схватывало все, что успело растаять днем, и дорога блестела и переливалась в свете фонарей. Правда, иногда эту ледяную рябь пересекал темный зигзаг песка, тогда можно было и прогуляться без риска упасть. Воздух стал влажным и морозным одновременно, и у меня иногда прихватывало кожу на лице - начинала шелушиться. С мамой мы помирились где-то через неделю, по крайней мере она смирилась с госпитализацией Саши. Я успела успокоиться, хоть и сильно переживала, когда ездила к сыну в больницу. Он стабилизировался, но врач сказала, что ей нужно еще за ним понаблюдать. В первое посещение Саша был заторможен, притом настолько, что не смог самостоятельно развязать пакет с нарезанной морковкой - он ее очень любил, и мы вместе с основной передачей приготовили и ее. В холле со скамейками и проходили наши встречи, во время которых разрешалось съесть овощ или фрукт из дома, остальное сдавалось с описью в отделение. Во второе посещение я заметила из-под коротковатой казенной футболки выглядывающий синяк. Он был большой, овальной формы и уже подживший. Голову "украшали" пара ссадин. и на скуле был синяк. Я это все зафотографировала, с целью приехать на беседу к врачу и спросить, что это было. Конечно, в первую очередь я поинтересовалась у Саши происхождением синяков.
- Да,это Игорь, он всех пинает, он говорит, что мы все его бесим. - Голос у Саши был несколько отстраненный, он и оживился-то только при виде передачи. В большом пакете лежали его любимые сладости, печенья, большая и маленькая пачка, соки по двести граммов и минералка, фрукты. Он попросил маленькую пачку и не спеша ее съел, выпив литр воды. Больше я от него толком ничего не услышала, как только он доел печенье, то тут же поднялся, сказал "я пошел" и ушел в отделение, даже не попрощавшись. При этом я не видела, чтобы сын выглядел обиженным, скорее, ему было все равно. Что делать, я села к столу и под контролем санитарки переписала передачу в лист, который прикрепили к пакету, расписалась в журнале, в котором зафиксировали мою передачу и пошла на выход.
На улице было довольно светло, я решила по дороге позвонить в Томск, узнать, когда наконец будет готов тест. Хорошая новость - можно приехать и забрать, тест готов. Нет-нет, по телефону мы такую информацию не даем, приезжайте и попадете как раз на консультацию к нашему генетику, она объяснит результат.
Поездку запланировали на пятницу, чтобы не дробить рабочую неделю. Выехали так же рано, но в этот раз не надо было брать с собой Славу - тест проводили сыну, а значит я, как мать, имею право его забрать. Странно, но по дороге я не волновалась, я просто очень хотела спать, поэтому под потоком теплого воздуха из печки я то и дело принималась дремать. Дорога на удивление была довольно сухая, не было ни гололеда, ни снега, так что доехали до города быстро, а вот уже в городе началось - не пробки, нет, просто много мокрого снега, как на дороге, так и в высоких отвалах на обочине. Видимо тут тоже действовал принцип "зачем вывозить, само весной растает". Из-за сужения дороги с трудом пролезли в парковочный карман, и вот тут уже я заволновалась - до меня дошло, что я сейчас узнаю, кто виноват в болезни сына, и вдруг у меня какие-то нарушения.... Еле вышла из машины, не хватало воздуха, должно быть, сильно побледнела, подскочил Антон, хотел посадить обратно, я помотала головой и показала на здание института. Внутри все тот же сияющий мраморный пол, дорого смотрящаяся стойка регистрации. Дыхание успокоилось, дошли, предъявили документы, нас проводили к кабинету генетика, оставили ждать. Я попила воды из кулера, стало полегче, сейчас я уже все узнаю.
Через двадцать минут из кабинета вышла маленькая женщина с девочкой - подростком, и нас пригласили войти. Кабинет находился на темной стороне здания, и в нем было бы сумрачно, но тут явно не экономили - потолок был усеян панелями ламп дневного света, закрытыми матовыми стеклами, так что свет не резал глаза. Невысокая полная женщина с седыми волосами нашла нашу папку, отсчитала два экземпляра, а третий отложила себе, при этом я написала расписку, что "результаты получены и пояснения даны", и после этого только впилась глазами в текст документа. Мне вежливо позволили его прочитать, потом были даны более подробные пояснения - итог таков - никакого аутизма в генах Саши нет. То заболевание, которое есть сейчас, обусловлено другими факторами, например, органическим поражением мозга.
- Доктор, у меня к Вам два вопроса, позволите?
- Конечно, спрашивайте.
- Насколько я поняла из текста документа и из пояснений нашего генетика, в Вашем институте проводили расширенное исследование? То, что генов аутизма не найдено, это понятно, а другие генетические нарушения есть? Сейчас диагноз сына под вопросом, и я боюсь худшего варианта. - Врач отвела глаза, вчиталась в документ анализа, лицо помрачнело.
- Понимаете, там есть небольшие изменения, но не слишком выраженные, чтобы сказать определенно. Нужно делать еще один анализ, но, боюсь, по квоте Вы уже не пройдете, дополнительные исследования обычно платные.
- Хорошо, тогда второй вопрос - в исследовании принимали участие оба биологических родителя. Со мной все в порядке? Понимаете, я очень беспокоюсь, - я бессознательно прижала руки к уже заметно выпирающему животу. - мне важно знать, у кого Саша мог унаследовать нарушения генома.
- На свой счет можете быть совершенно спокойны, у Вас - врач выделила это слово, - все в порядке, так что спокойно рожайте, с Вашей генетикой все в порядке.
-А...
- А вот по второму родителю не имею право ничего говорить, тут уже врачебная тайна, понимаете? - я понимала, конечно. Теперь все ясно и очень жаль не только Сашу, но и Таню с Егоркой.
Я поблагодарила, и прихватив документы, вышла в коридор. Уже там я коротко пояснила Антону, что со мной все в норме, может получится родить здорового ребенка, если все будет нормально.
Обрадовался, эх, наивный. Тут и помимо генетики куча рисков, еще роды, все, не буду себя накручивать.
В этот раз я на правах опытной мамаши делала все, как в Европе - то есть делала минимум посещений врача и анализы только самые необходимые, от всех дополнительных процедур отказалась, узи делала только платно, и была спокойна, как удав. Сын лежал в больнице уже четвертую неделю, когда я попала на беседу к его врачу. Врачи стационара - люди более резкие, чем в поликлинике. Она сразу мне сказала, что не согласна с основным диагнозом, что видит совершенно определенно проявления детской шизофрении в ранней стадии, пока интеллект еще сохранен. Предупредила, что дальше будет хуже, и чтобы я заранее готовилась к сезонным обострениям.
- И еще - она твердо взглянула в мои глаза и строго произнесла - готовьтесь морально к тому, что Саше нужно будет искать спецучреждение для постоянного пребывания. Не обманывайте себя и подумайте о семье - она кивнула на мой живот. - По поводу синяков, да, я знаю, Саша жаловался. Но тут уж ничего не можем поделать - тот мальчик не буйный, он делает все исподтишка. И потом - тут не детский лагерь, а психиатрический диспансер. Буйных сразу в изолятор, а таких поймать сложнее. У Вас есть еще вопросы?
- Нет.Спасибо.
- Сашу можете забрать через три дня - он стабилизировался. Всего доброго.
- До свидания. - Я вышла за дверь и выключила диктофон, который тайком запустила под столом.
"Всегда терпеть боль и нести ее в себе - невозможно. Посвящаю свою историю все мамам душевнобольныx детей. История реальная, случилась со мной, изменены только имена."
